— А нас подвергать опасности можно?
— Нежелательно…
— Ага, будь ты капитаном, ты бы состроил из себя героя, составил бы спасательную экспедицию из одного себя, а потом тебя самого пришлось бы выручать.
— А ты как бы поступил? — полюбопытствовал Лауритц, то тут же задумался о том, на самом ли деле ему хочется слышать ответ разбойника.
— Ну, смотря кто потерялся бы… Если бы кто-то, кого не жалко… Ну, ты понял. А если человек важный, то я, наверное, подождал бы до утра. Не знаю, как теперь рассуждает Шивилла, но, скорее всего, похоже. Все-таки хорошо, что мы с тобой нужные, ага? Хорошо водиться с капитанской любовницей…
— Выбирай выражения. У меня есть одна пуля… Кстати, всего одна-единственная, и мне очень бы не хотелось тратить ее зря. Но я могу пустить ее тебе в лоб, если ты будешь продолжать наглеть.
— Ты? Не смеши меня… Ты не можешь.
— Ну ладно, не могу, ты прав. Но все равно следи за языком, когда-нибудь мне надоедят твои плоские шутки.
Так как эффективность идеи с выстрелом оказалась сомнительной, а забираться глубже в лес казалось чистой воды самоубийством, было принято последнее за сегодня решение — остаться здесь на ночлег. Такая перспектива не вселила бы радость ни в одно сердце, но из всех зол положено выбирать меньшее. Рассвет сулил незадачливым собирателям цветочков разрешение всех их проблем…его бы только дождаться. Варфоломео даже собрал худую охапку опавших веток и попытался развести в центре полянки костер, но хворост оказался таким сырым, что напрочь отказывался гореть, лишь тускло тлел и противно чадил. Такое жалкое огнище не могло послужить маячком для людей, но зато тут же привлекло к себе целую тучу различных насекомых, от мелкой мошкары до жутковатых темных бабочек размером с ладонь.
— Этих можно шапкой наловить, нажарить и лузгать, как семечки, — заметил Ламберт, отмахиваясь от звенящего облака.
— Нет, спасибо, я еще не настолько голоден, — в ответ на это пират достал из кармана сухую хлебную лепешку и молча предложил ее врачу. — Это что? Этим крыс в трюме травили?..
— Эх ты. Этим я Ричи кормил… Интересно, как он там без меня… — Барт разломил галету пополам и захрустел своей долей.
— Меня сейчас гораздо больше интересует то, как там без меня Армин, — горестно вздохнул Ларри и опустил голову.
— А что стряслось-то с парнягой?
— Помнишь вчерашнюю сколопендру?..
— Конечно. Это корабль, на котором мы служим.
— Да нет, настоящую сколопендру, черную сороконожку.
— Да помню, помню, шучу я. Ну так что там с ней?
— А помнишь, Шивилла обмолвилась о том, что хотела бы оставить ее себе? Так вот, она и оставила… Эх… Более того, она положила ее в тубус из-под карты Рыжей Бороды на тот случай, если кто-то вознамерится ее стащить. Вот Армин ее и того…вознамерился, бедняга. Даже не знаю, что с ним теперь будет, но надеюсь, что все хорошо обойдется.
— Ай-яй-яй, какая история! — блондин хлопнул себя ладонью по колену. — Это ж, небось, Хельмут, шельма продувная, его надоумил. Ему-то его карта нужнее всего, отдал, а теперь локти кусает, скотина.
— Да уж, наверняка он… А еще мы, знаешь ли, тебя вначале подозревали.
— Вот спасибо. Я вас тоже всех люблю… Сколопендра в тубусе? Вот хитро, рыжая как всегда в своем репертуаре, смекалки ей не занимать… А где тогда, говоришь, карта?
— Так я тебе и сказал, держи карман шире. Может быть, я немножко расстроен и меня потянуло на откровенные разговоры, но я все еще не дурак.
— Ты что, сам этого не знаешь?
— Знаешь что, Барт… Давай лучше спать. Утро вечера мудренее.
— А что… Тоже хорошая идея.
— Только спать здесь в целях безопасности придется по очереди. Предлагаю установить вахты на полночи. Первую половину один спит, другой сторожит, а вторую — наоборот. Думаю, нам должно этого хватить, нужно только определиться с очередностью. А ты что скажешь? Барт?..
Но когда судовой врач обернулся, то обнаружил капитана уже мирно свернувшимся калачиком на земле и изображавшим безмятежный сон младенца. И как бы Ларри ни пытался тормошить пирата и взывать к его совести, тот лишь переворачивался на другой бок и начинал еще громче храпеть. Ничего не поделаешь, пришлось рыжему доктору волей-неволей оставаться на вахте.
Глава 13. Добрый враг лучше худого друга
Волей случая заступивший на ночную вахту судовой врач был намерен выстоять ее гордо и с достоинством. Вернее, высидеть спиной к потухшему костру, уставившись в темноту прямо перед собой. Появилось такое чувство, будто бы его заперли в сырой чулан, но в чулане, право, сидеть было бы немного приятней. Там ты хотя бы знаешь, что в нескольких шагах от тебя находится стена, а напротив нее и по бокам — три другие, а здесь пространство не ограничено ничем, и ничто не защитит тебя от того, что находится снаружи… Когда глаза Лауритца привыкли к густому, на первый взгляд, казалось бы, непроглядному мраку, он начал четко различать очертания ближайших деревьев и других растений поменьше, которых их причудливые формы не позволяли назвать привычным словом «кусты». Но лучше бы он их и не рассматривал… Оказалось, что странный лес (в отличие от некоторых) вовсе не спит, и во мраке ощущается непрекращающееся движение, что-то постоянно шелестит и колышет листву, щелкает и похрустывает, ветви пригибаются и резко выпрямляются с хлестким звуком, словно бы по ним кто-то прыгает… И это явно не ветер. Пару раз Ларри слышал крик невинной ночной пташки, от которого у него сердце на миг ушло в пятки, а самое жуткое то, что доктора не покидало ощущение постороннего наблюдения. Словно бы его окружало сплошное кольцо немигающих глаз, щекочущих нервы, заставляющих боязливо ежиться под их беспардонными взглядами… А некоторых «наблюдателей» даже самих было видно — поблескивающие в темноте пары красноватых бусинок или большие, белесые, как луна, плошки на пару секунд показывались из-за деревьев и снова тут же ныряли в густую листву. Но это была лишь малая их часть, остальные оставались невидимыми…
Врач пытался закрыть глаза, чтобы не подкармливать свою бурную фантазию обрывками зрительных образов, но тогда он обратился в слух, и это чувство тоже играло с ним нехорошие шутки. Ему казалось, что что-то скребется у него под самым ухом, над головой или прямо за спиной, а резко оборачиваясь, он никакого источника шума рядом не обнаруживал. И единственным звуком, который хоть как-то приободрял и не позволял ему окончательно упасть духом, было сопение спящего рядом пирата. Ларри даже регулярно поглядывал на Ламберта, чтобы тот ненароком не пропал никуда магическим образом. А так хоть какая-то компания и поддержка будет в случае чего… Хотя вряд ли от спящего Барта будет намного больше толку, чем от Барта бодрствующего, когда из джунглей выползет гигантское чудовище и соберется проглотить их одним махом. И доктор Траинен даже не думал о том, что в экосистеме сравнительно небольшого острова вряд ли может найтись место для такой исполинской зверюги, здесь такая просто с голоду помрет или от скуки подохнет. Раз проглотит одним махом, значит, проглотит, и это не обсуждается.
Вот так вот, в страхах и невероятных догадках, прошел первый час его дежурства. Потом доктор немного подустал бояться и решил размять ноги, нарезав несколько кругов вокруг недокостра, но и это ему быстро наскучило. Сев на место и нацелив в пустоту свой пистоль (всяким там чудовищам судовые врачи на поздний ужин так просто не даются), Лауритц начал размышлять на более отвлеченные темы. Например, о том, какой же он дуралей и опять во всем виноват. Наверное, никогда он уже не избавится от привычки без толку геройствовать на ровном месте, подвергая опасности и себя, и ни в чем не повинных окружающих. А ведь от него куда больше пользы было бы, сиди он на «Сколопендре»! Но нет, у сэра доктора до сих пор детство играет в одном месте, по лесам он в свое время не набегался, зато теперь активно наверстывает упущенное. А Шивилла, наверное, волнуется. Или нет. Она ведь знает, что за себя Траинен постоит и уж одну-то ночь переживет. Он ведь настоящий мужик. Герой. Пиратский доктор. Ну, разве нет?..
Мысли плавно перетекли в более приятное русло. Лауритц одобрительно кивнул сам себе и покосился на Варфоломео — тот никуда не делся и все так же крепко спал, скотина эдакая. Бывает, когда кто-то рядом с тобой начинает аппетитно так уплетать что-нибудь за обе щеки, и тебе самому тут же начинает зверски хотеться есть. Вот и со сном сейчас была аналогичная ситуация. Доктор уже устал дежурить, устал вздрагивать от каждого шороха и то и дело клевал носом. Не было ничего проще, чем поддаться соблазну, закрыть глаза и открыть их утром, когда будет уже светло, безопасно, и все неприятности закончатся. Но с другой стороны, если вахтенный будет спать, это долгожданное утро для них может и не наступить никогда… А еще у Ларри чертовски разболелась голова, то ли от усталости и нервного напряжения, то ли от непривычного запаха, которым воздух сейчас был насыщен еще больше, чем днем. В нем сейчас смешивались ароматы прелой листвы, влажной, замшелой древесины, солинка от такого близкого, но невидимого сейчас моря, какая-то кислинка, а теперь главенствующую позицию заняла цветочная нота. Она казалась бы даже приятной…будь она раз в пять послабее, а то ее приторная густота начинала потихоньку душить. Хотя цветущие ночью растения тоже можно понять и простить — они лишены возможности привлекать яркостью и красотой цветков, а выживать-то хочется… Доктор, которому, как и всем живым организмам на этом островке, хотелось выживать, сжал виски пальцами и с трудом разлепил тяжелые веки. Он чувствовал, что рискует уснуть, даже нечаянно моргнув. Но он больше не моргнет. Правда-правда…
