– Коту не стоит, а стрела не возьмет, - улыбнулась Фёкла, держа за руку Тимофея.
– Ой, не верю я тебе, красна девица! Слуги, снимите с меня рубашку и котов! - отдал приказ Горох. - Нет, сначала котов, а потом рубаху!
Исцарапанный злой государь, понявший, что дети его в жены врух да неумех берут, подошел к грустному-грустному Ивану, державшему на одном подносе и невесту, и ее 'товар'. Жаждущие валерьяны коты, истошно мяукая, крутились у царя под ногами. Стрельцы пытались собрать их в большую корзину с крышкой, в которой Марфа носила с рынка купленную птицу.
Ой, боялся парень, что наденет отец рубашку, и превратится красивая тонкая бязь в мешковину, которую извела вчера невоспитанная девочка по имени Милли.
– Ну, вот эту рубашку можно и на Христов день надеть! - повертевшись перед зеркалом, заявил царь.
Он поднял руку, и вдруг из рукава выпал розовый цветок лотоса.
– Ха, эка невидаль, - царь наклонился и собственноручно взял подарок лягушки.
А его сын стоял, потеряв дар речи.
– Ох, напрасно я смеялся над жабой этой болотной, - протянул Горох, надевая поверх чудо-рубашки кафтан, - только сдается мне, не лягушка она, а хитра какая-то…
Невесты старших сыновей полными зависти глазами впились в поднос, на котором сидела странная пассия младшего царевича, мечтая удавить маленькое беззащитное животное, но Горох им не дал времени на осуществление страшного желания.
– Фи, купил на базаре шмотку, да подложил в нее цветок, - фыркнула Маруся.
– Полузавядший! - добавила Фёкла. - Эка невидаль!
Но их никто не слушал.
– Ладно, первое испытание прошло успешно, я остался доволен. Но не стоит кому-то радоваться, - он добрым взглядом окинул младшего сына, - а кому-то расстраиваться, - сказал он, жалея купеческую и боярскую дочерей, - потому что завтра утром вы, невестушки, должны принести мне блюдо ко столу. Да не простое, а такое, коего я никогда не пробовал.
Царевичи и невесты кивнули и удалились. 'Час от часу не легче', - подумал Иван, покидая дворец через черный ход.
Зарекался он идти к Дураку и компании, но все же решился, надо же рассказать, что каким-то чудом спасся он от позора.
– Так, - скрестив руки на груди, шагал по комнате Тутанхамон, явно зевая от недосыпа, - я ничего варить-жарить не умею. Мне всегда слуги еду делали, а последнее время меня Маш-шу кормит.
– А я умею 'Роллтон' заваривать! - радостно кричал Иван-программист. - И такого царь тутошний еще не пробовал! Зуб на рельсы!
Но напарник его тут же остановил:
– Если Горох испробует твой 'Роллтон', который, кстати, здесь не продают, то он больше ничего есть не будет…
– Почему? - вопросительно посмотрела на парней Милли. - Лично мне 'Доширак' очень нравится. Вкусная и полезная пища…
– А, может, действительно, попробуем? - предложил царевич, который и не догадывался, о каком заморском блюде идет речь.
– Нет! Нет! И еще раз нет! - крикнул Иван Дурак. - Такого позора мы не переживем. Мы же не травить Гороха вздумали. Есть, кстати, у нас кусочки тыквы…
Царевич посмотрел на обрезки в тарелке, и ему дошло, чьих рук тыквы-демоны во дворе у купеческой дочери.
– Скатерть бы самобранку… - мечтательно произнес Тутанхамон, устроившись на кровати.
Он отвернулся лицом к стене и опять уснул. Царевич удивился такому поведению парня, но спрашивать не стал: что с тем случилось, не болен ли он.
В итоге царского отпрыска выгнали погулять по городу, пока брат невесты отсыпается.
Грустный бродил царевич по шумным улицам тридесятого царства. За ним опять увязалась Милли, и все время хотела развеселить повесившего голову парня. Но у девочки плохо получалось. Он покупал ей леденцы-петушки на палочке, а она пыталась рассказать ему про 'Чупа-чупс' с жвачкой внутри. Он показывал ей магазины лучших белошвеек, но девочка кривилась, глядя на разноцветные сарафаны одной модели: в детских бутиках, что в центре Москвы, больше ассортимента будет.
– Смотри, Милли, живая вода! - показал девочке царевич на богатую лавку.
– Бон Аква, - сгенерировал в ответ ребенок.
– Как хочешь, а я куплю, редко ее к нам в царство привозят.
И Иван-царевич, не обращая внимания на нытье Милли про никому не нужную бутыль воды, за которую сдирают десять золотых, приобрел себе пузырек ценной жидкости.
– Понимаешь, девочка из другого мира, - иначе царевич не мог назвать ребенка, который относился к русичам только потому, что говорил на их языке, - пусть тебе кажется, что пузырек этот с обычной водой. Но капни ей на запеченную индейку, и взлетит она, махая крылышками под потолок над столом. Чудо-чудное, диво-дивное.
Милагрес скривилась:
– Фи, придумали, лучше бы механизм на пульте дистанционного управления в курицу свою засунули, а когда царь вилочкой потянется, под столом бы нажали на кнопочку. Вот веселья бы было: догонялки какие!
– Злая ты, девонька, - вздохнул царевич. - Скажи мне, зачем этакую шутку над отцом моим устраивать?
– Весело! - подпрыгнула на месте Милли.
– Это тебе смех да радость, а царю - позор. Шутить надо, милая, так, чтобы смешно было всем.
– Фу, училка нашлась, - фыркнула она, поворачивая к постоялому двору.
Но царевич взял ее за руку и потащил к дому боярина Савелия, чью дочку брал в жены самый старший брат. Сначала ребенок сопротивлялся, а потом смирился.
Из трубы в трехэтажной избе боярина вылетали клубы дыма: оно и понятно, дочка его к свадьбе готовится, подарок свекру делает. Савелий в высокой валяной шапке и черном кафтане сидел на террасе и любовался кружащими над его домом ласточками.
– Что Иван, младший сын, - спросил он царевича, завидев, как тот подошел к дому со странным ребенком, - гуляешь, баклуши бьешь, пока твоя ненаглядная пир горой готовит?
Издевательский тон Савелия очень не нравился Ивану еще и тогда, когда он мальчишкой забегал в тронный зал во время думских заседаний. Не кто иной как будущий свекор его отца гонял ребятню и не давал им подслушивать разговоры о делах государственной важности, а потом посмеивался над Иваном, Тимофеем и Феофаном, называя их соглядатаями.
– Да сам не знаю, чего пришел, - буркнул царевич и повел Милли дальше по городу.
И только к вечеру он вернул сытого, наевшегося квашеной капустки ребенка, Ивану Дураку. Тутанхамон, уже выспался и был полон сил. Он накупил себе очень много еды и уплетал ее за обе щеки.
– Знаешь что, шамаханский колдун, - поклонился ему в пояс царевич, - не твоих ли рук дело та рубашка, что я утром батюшке подарил?
Экс-фараон, проглотив прожеванное, кивнул.
– Правда, лукавлю я, царевич, лягушка мне помогала. А как ты понял, что я свои способности приложил?
– Да сонный ты больно, - раскрыл все карты Иван-царевич, - такими парни могут быть только после двух дел: коли ночью с девицей погуляют аль наколдуются вдоволь. Не думаю я, что ты к дикой девочке любовью пышешь, мала она для этого, да и девки здешние ничего не говорят о похоти рогатого шамахана. Значит, нигде больше ты отличиться не мог, как в колдовстве. Конечно, сумел бы ты и тучи разгонять, и дома чинить, и пожары тушить. Но о великих делах никто не шептался в городе, для этого я и ходил на прогулку.
– Да ты просто Шерлок Холмс, - похвалил царевича Дурак, но тот не понял.
– Хорошо, - хлопнул в ладоши Тутанхамон, - предлагаю за сегодняшнюю ночь сделать скатерть-самобранку.
Он достал из-под кровати искромсанную, но зашитую черную простыню.
– Надо зло во добро использовать! Когда-то моя старшая сестра, не Аня, другая, - успокоил он царевича, - решила сделать из этой скатерти нечто, питающееся чужими жизнями. Я порубил тряпицу клинком. И теперь она лишена всякой силы, значит, я могу наделить ее тем, чем захочу. Слышал я от Юли Шаулиной легенду о скатерти, которую развернешь и получишь пир на весь мир. Ну… - протянул он, - хотя бы на маленькую теплую компанию.
Милли захихикала, припоминая 'живую воду', что купил царевич на всякий случай.
– А что, - посмотрел на нее Тутанхамон, - если она, действительно, такое свойство имеет, что оживляет все вокруг, то почему бы…
Он попросил пузырек у Ивана-царевича и аккуратно вылил половину зелья на швы простыни. Они мигом срослись, и казалось, что черную материю никогда не разрезали. И тут взмыла под потолок тряпица и начала летать кругами.
– Ну и что хорошего ты сделал, Тутен? - заявил программист.
– Скатерть самобранку.
– Скатерть самосранку! - передразнила его Милли, пытаясь поймать хотя бы за краешек ожившую простыню.
Пока все гонялись по тесной комнате за летающей тканью, никто и не заметил, как мимо окна прокралась узкая черная тень.
– Ладно, поиграли и хватит, - остановил беснующуюся компанию Тутанхамон.
Он свернул ожившую простыню в несколько раз и уселся на ней, что она оказалась не в состоянии вылететь из-под него и начать снова кружить по комнате.
