Ознакомительная версия.
– В чем дело, Шурасик? – раздраженно обратилась к нему Медузия.
– Способна, – ошеломленно произнес Шурасик.
– К чему способна?
– К организованной деятельности, – машинально повторил Шурасик.
Медузия нахмурилась. Первый ботаник Тибидохса нередко доводил ее своим всезнайством.
– Да посмотрите же, посмотрите! Не спорьте с ним – просто посмотрите! – крикнула Лиза Зализина.
Медузия повернулась и оцепенела. Сквозь распахнутые двери в класс хлынула целая толпа нежити. Первыми, надувая щеки, шествовали четыре бородатых домовых. За ними две кикиморки, четверо скрипучих леших, преимущественно «осинников», с полдюжины отвратительно пахнущих хмырей и шесть банников, больше похожих на взлохмаченные веники. На этих смотрели с изумлением, поскольку банники появлялись в Тибидохсе нечасто.
Нежить с необыкновенной важностью несла блестящий щит, взявшись за его края. Щит покрывали вписанные в виноградный орнамент руны. Медузия пристально вгляделась в него, не узнавая, а после вскрикнула и закрыла шею руками. Она вновь увидела, как сверкнул меч, хлынула темная кровь из перерубленной шеи, зашипели змеи, и в сияющем щите отразилось ее собственное искаженное смертной мукой лицо.
Скверно, очень скверно. Не так просто видеть магические предметы, с которыми у тебя связаны тяжкие воспоминания…
Не окажись тогда поблизости Сарданапал со склянкой мертвой воды и не подмени он Персею его трофей на сочную азиатскую дыню, на истории Медузии Горгоновой, в то время еще не доцента кафедры нежитеведения, можно было поставить большой и жирный крест…
Решив, что нежить напала на Медузию, Баб-Ягун принялся было произносить комплексное заклинание, но доцент Горгонова торопливо крикнула:
– Никакой магии! С ума сошел? Это же щит Персея! Кто-нибудь, марш за Поклепом и циклопами – живо!
Кузя Тузиков на четвереньках добежал до двери и кинулся за Поклепом.
Пользуясь полной безнаказанностью, нежить разбежалась по классу. Банники мыльными мочалками перекатывались по классу, накладывая сглазы и насылая жуть. Хмыри, бесчинствуя, мазали всех своей слизью. У Риты Шито-Крыто, имевшей привычку разуваться под партой, они сожрали один ботинок, а во второй напустили какой-то тухлой дряни, от которой он снаружи окаменел, а внутри заболотился.
Один из хмырей, очень похожий на Агуха, разве что с иначе растущими рожками, вскарабкался по ноге на плечо Пипы. Да-да, именно Пипы. Пенелопа Дурнева, хотя и не сдала еще экзамены даже за первый курс, а только готовилась к ним, выпросила у Сарданапала разрешение ходить на занятия вместе с четвертым, где учились ее ровесники. Она, конечно, мало что понимала, но все равно в глобальном смысле это было полезно. Лучше тянуться за сильными, чем царствовать среди десятилеток, это Пенелопа отлично понимала. И вот теперь Пипе это аукнулось.
Атаковавший ее хмырь принялся, мерзко подхихикивая, старательно облизывать ей голову коричнево-зеленым языком. Его распахнутый рот был кошмарен, как предзачетный сон студента-стоматолога. Здоровьем на его зубах отличался только кариес. Все же остальное было чуть похуже помойки.
– ПРОООООЧЬ! НЕ ДОВОДИ МЕНЯ! – страшным голосом завопила Пипа.
Сидевший с ней за одной партой Жикин, не разобравшись, к кому она обращается, поспешно нырнул под стол. Он был уже научен горьким опытом, что с Пипой лучше не спорить. Стены класса стали вибрировать. Брызнули стекла. Это собиралась неосознанно привлеченная Пипой интуитивная магия. Нежить заволновалась. Хмырь, прикусив себе язык, спрыгнул с плеча Пенелопы и, высоко подкидывая тощие коленки, помчался прятаться за щит.
– Не надо, Пенелопа! – крикнул из-под парты Жикин.
Но взбешенная Пипа уже никого не слышала, ненавидя хмыря до глубины души.
– ВООООООНННН! – завопила она еще ужаснее, неосознанно посылая волна за волной интуитивную магию.
Щит Персея завертело, разбрызгивая во все стороны частицы стихийной магии. Нежити, находившейся к щиту ближе всех, досталось больше других, и она разлетелась в разные стороны. Возможно, это случилось оттого, что у нежити просто не хватило соображения укрыться за щитом, а не стоять вокруг.
Значительная часть магии, отразившись, обратилась было на саму Пипу, но, столкнувшись с новой магической волной, ибо Пипа работала как мощнейший передатчик, лишь отбросила в сторону парту вместе с многострадальным Жикиным.
– Мамочка моя бабуся! Это был, возможно, самый стремительный полет в жизни Жоры, закончившийся не менее эффектным торможением о кирпичную стену. Техника, разумеется, ниже всякой критики, зато будет что вспомнить на старости лет! – встрял Ягун.
Нежить убиралась гуськом, трусливо озираясь. Когда несколько секунд спустя опомнившаяся Медузия выглянула в коридор, там никого уже не было, лишь на лестнице, ведущей в подвалы, затихали шорохи.
Отказавшись от преследования, доцент Горгонова вернулась в класс. Она оказалась там почти одновременно с Поклепом, который ворвался туда во главе спешно собранного отряда циклопов. Кузя Тузиков умел наводить панику.
– Что у вас стряслось? Я ничего не понял! Парень был страшно напуган! – запыхавшись, обратился он к Медузии.
– И не без причины. Нежить нашла щит Персея и, прикрываясь им, решила немного побуянить. Ясное дело, они это любят. Нам надо сказать спасибо Пипе. С любой другой магией щит бы справился, но к интуитивной оказался не готов. Но откуда в Тибидохсе вообще взялся этот щит? Насколько я знаю, он хранился в Маглионе… И очень сомневаюсь, что у нежити хватило бы ума провернуть это дело. Скорее всего щит украл кто-то другой, нежить же лишь обнаружила его в тайнике, – сказала Медузия.
Когда утащит вор у вора –
Пророчество свершится вскоре… –
негромко, но с пафосом произнесла Лиза Зализина.
Таня с беспокойством оглянулась на нее, потому что сама только что об этом подумала. И еще одна мысль пришла вдогонку: если пророчество собирается свершиться, значит, должна уже быть третья жертва!
Так и оказалось. Не успели убрать стекла и циклопы все так же бестолково топтались в дверях, как Ягун схватился ладонями за виски.
– Лоткова! – крикнул он. – Она в беде!.. Ей плохо, очень плохо! Я это чувствую!
– Откуда ты знаешь? Подзеркаливал? – подозрительно спросил Поклеп.
– Ну подзеркаливал! И что из того? – крикнул Ягун и, не спрашивая у Медузии разрешения выйти, кинулся к дверям.
Один из циклопов попытался преградить ему дорогу, но, отброшенный Искрисом фронтисом с очень яркой искрой, грузно осел на пол. За нападение на циклопа да еще в присутствии Поклепа запросто можно было угодить на темное отделение, но Ягуну было все равно.
– Какой же я идиот!.. Почему я утром не зашел за ней? Все я, я! И о чем думала моя мать, когда аисты подсунули ей такого болвана! Надо было сшибать аиста из базуки еще на подлете! – бормотал он на бегу.
Медузия, Поклеп и циклопы ринулись за Ягуном. За ними резвым табуном неслись ученики. Обожженный искрой циклоп хромал последним, опираясь на секиру и произнося укоризненные слова, от которых Бедная Лизон зажимала уши. Вскоре все были уже на Жилом Этаже.
– Катя! Открой! Я знаю, ты здесь! – кричал Ягун, барабаня в дверь.
Дверь сотрясалась так, что невозможно было не услышать, однако никто не открывал. Поклеп с сомнением покачал головой.
– Похоже, в комнате никого нет, – сказала Медузия.
– Она там… Я… я это просто знаю, – уверенно произнес Ягун.
– И как ты собираешься это доказать? Согласись, ломать дверь – это не аргумент. Это, кстати, относится ко всем, – заметила доцент Горгонова, осаживая не столько Ягуна, сколько циклопов, которым не терпелось помахать секирами.
– Зачем же ломать? Я же не лопухоидный спецназ. Я могу войти и по-культурному! – удивился Ягун.
Он повернулся спиной, произнес «Туманус прошмыгус» и прошел сквозь закрытую дверь в комнату.
Поклеп и Медузия уставились друг на друга.
– Тэк-с! Запрещенное заклинание! Ничего себе светленькие! Думаю, Сарданапалу будет любопытно об этом узнать, – с затаенным торжеством сказал Поклеп.
– Не делайте поспешных выводов! – сухо оборвала его Медузия.
Дверь со щелчком открылась. Оказавшись с той стороны, Ягун повернул замок, и Медузия с Поклепом прошли внутрь. Четверокурсники ломанулись было следом, но дорогу им преградили циклопы, обожавшие «не впущать» еще больше, чем «не выпущать».
Комната Лотковой казалась пустой… Аккуратная стопка учебников на столе, застеленная кровать. Вместо подушки мягкая игрушка-черепаха из лопухоидного еще мира. Лампа из громадных южнорусских светлячков, зажигавшаяся вечером в одно и то же время – подарок Ягуна на Иванов день. Горела она всегда ярко, зато погасить ее до рассвета не было никакой возможности – приходилось набрасывать платок. В углу рядом со шкафом – пылесос, украшенный множеством фенечек, амулетов и талисманов.
Ознакомительная версия.
