Не успел я сесть, как он быстро и захлебываясь заговорил:
— Да ведь сказал я уже все, господин дознаватель, Силы свидетели, все сказал, и про грибы, и про тех, кто их готовил, и про тех, кому я их сбывал. Больше ничего за мной нет. Чист, как эльфийская дева…
Я молча опустился в кресло, положил перед собой стопку бумаги, активировал ручку-самописку, нахмурил брови и впился в преступника суровым и, надеюсь, проницательным взглядом.
— Имя?
— Рах ин Рорхон, господин дознаватель.
— Фамилия?
— Гуссос да сое.
— Род?
— Вот этого не знаю, родовой анализ на чистоту крови результатов не дал.
— Значит, безродный.
Рах ин Рорхон Гуссос да сое скривился, но промолчал. Спорить с дознавателем — самому себе могилу рыть. Я молча продолжал сверлить его взглядом, не зная, с чего начинать. И он завелся по новой:
— Да ведь сказал уже все я. И где брал, и кому отдавал…
Я скривился:
— А квитанция у тебя откуда?
— О! Ну, это ж совсем чисто. Хотя я понимаю, что с вашей точки зрения, не совсем честно. Еще бы, за один грош, да на такие харчи. Но поймите меня, господин дознаватель, — когда тебя прессуют тролли-смертники Угыт-Джая, лучше отдать все и использовать все. Да, я воспользовался этой квитанцией. Но если серьезно, то она моя…
Я не мешал ему журчать и изливать душу, вспоминая второй раздел курса «Ведение дознания» и пятый «Работа с подозреваемым». Но когда он замолчал, я уточнил:
— Так откуда у вас эта квитанция?
— О! Вас интересует квитанция? Но это ж была вроде как шутка. Я, конечно, все расскажу, но надеюсь, что мне это зачтется.
— Вы сначала рассказывайте, а что кому зачесть, это суд решит. — Мне самому понравились эти слова, так веско и значительно они прозвучали.
— Хорошо. Значит, есть у меня один постоянный клиент. Ну, вы понимаете, о чем я… Так вот, подсел он хорошо, не соскочить. Темный эльф из высоких…
— Имя?
— Я уже говорил. Рах…
— Не ваше имя. Имя клиента.
— Темного эльфа?
— Да.
— Илалис Лиолатинд. Но мы его звали просто Лис. А ему, когда подсел, стало все равно… Так вот, не знаю, в какой крутой конторе он пашет, но платят им там ну очень-очень прилично. И узвар он всегда самый лучший покупал, да еще в таких количествах, что я удивлялся — он что, всю контору угощает?
— Узвар?
— Ну, мы так называем продукт перегонки грибов. Коротко и ясно.
— Значит, этот самый Лис всегда покупал самый лучший узвар и в большом количестве?
— Так об этом я и толкую. А вы фиксируете, что я добровольно сотрудничаю с дознанием? А то ведь в Свободной это все неподсудно. Я ж его не силком или тайно на иглу сажал, а так одна сознательная личность сделал одолжение другой сознательной личности…
— За деньги. — Я надеялся, что мой голос холоден как лед. — Дальше.
— А что дальше-то? Ну, заявился он недавно, и вижу я, ему уже край. Совсем без дозы доходит, тощий, глаза ярко-красные, кожа серая, складками висит, и руки трясутся. Ну и стал умолять в долг поверить. Вот, мол, закончат они работу, так сразу за все и рассчитается, а сейчас он, мол, без дозы работать не может — тонкости восприятия не хватает…
— А ты?
— А я говорю, что в долг только идиоты верят или уж совсем извращенцы какие. А я ж так этим зарабатываю. Ну, он рыдает, головой об стенку бьется, что хошь, говорит, бери, но хоть три дозы дай. А что у него есть-то? Мог бы, так бы расплатился, а не паясничал. Ну и решил я пошутить. Спрашиваю — а что предложить-то можешь? Он помялся, помялся и говорит: «А хочешь душу себе получить?» Ну, я отвечаю — что, мол, даст мне твоя душа, да еще вопрос, есть ли она у грибных… А он на пол сел и говорит: «Да нет, не мою, а просто — чью-нибудь?» Ну, думаю, совсем крыша поехала у бедняги. И спрашиваю: «Какая мне с этого польза?» А ему, видимо, и в голову не приходило так на это посмотреть. Они, эльфы, и вообще-то не очень, а этот так совсем крышей тронулся. Вот я ему и объясняю: «Ну, посуди сам, мне-то что с этой души?» — «Тайны мироздания». Ну, я объяснил ему, где я эти тайны видел и что там с ними делал, и уточняю: «А что-нибудь поматериальнее она может?» Он так задумался, сопли по лицу размазал и отвечает, что может, мол, наверное, один грош принести. Вот тут я и решил пошутить, говорю, что пусть этот грош будет из подвалов Государственного Казначейства, то есть чистый еще, чтоб ничья рука его не касалась, ну, в обращении не был. Девственный грош в общем. Ну, он всеми силами поклялся, а назавтра принес мне грош. У меня как раз знакомые ребята заправлялись, ну я и попросил проверить — точно, девственный. Отдал я ему четыре дозы, но он еще и расплатиться по тарифу обещал… А тут вы.
— А грош где?
— Грош-то сейчас хранится здесь, вместе с моими вещами, я его на брелок для ключей приспособил. Говорят, такая вещь — к большим деньгам.
— А адрес Лиса?
— О, молодой человек… мы в нашем деле адресов не спрашиваем. Работает он где-то в Свободной, а больше я не знаю ничего. У нас ведь как — меньше знаешь, крепче спишь.
Я едва-едва дождался, когда его уведут, и потребовал передать мне грош-брелок. После чего, сидя в кабинете дежурного, около двух часов заполнял всякие бумаги. Но я не сдался. Из тюрьмы я вынес протокол допроса, в котором были имя темного эльфа Лиса и брелок с монеткой в один грош. Дежурный предлагал подвезти меня и обратно, но я отказался: лучше уж на трамвае, чем на тюремном лимузине. После Хаос-лабиринта очень уж хотелось свободным воздухом подышать.
Так что в гостиницу свою я попал уже после обеда. Зуфа, разумеется, с утра ушла на работу, так что смог и принять ванну, и переодеться в цивильное. А потом остановил извозчика и рванул в Департамент Ценных Кадров, резонно рассудив, что Ним Кравлин может еще несколько часов подождать, а вот Зуфа — нет. Однако около входа в департамент меня поджидали. И, увидев у входа сидевших на корточках четверых орков, я очень пожалел, что оставил оружие в конторе. Но трамвай уже ушел, а орки встали и не спеша направились ко мне. Впереди шел пожилой коренастый орк в темных одеждах, затем вчерашняя троица в ярких жилетах да при золотых зубах, часах и цепях, только вот вид у них был унылый, что ли… В общем, отступать было некуда, и я с независимым видом пошел им навстречу, надеясь так же независимо пройти мимо и юркнуть в двери департамента. Остановил меня пожилой.
— Маладой чэлавек, пагады, да?
— Слушаю вас. — Я усиленно делал вид, что никого не узнаю. Трое, впрочем, тоже.
— Пагаварыть нада…
— Извините, уважаемый, я тороплюсь.
— Э-э, куда тарапиться, на тот свет всэгда успеем…
Мне этот намек не понравился, и я промолчал, только вопросительно посмотрел на него.
— Аны тэбя вчера искали, бальших людэй пабэспокоили, и только самый бальшой из бальших людэй сказал, и не им, а мнэ, чтоб нэ лэзли, куда нэ нада, панымаэш, да? Аны сэгодна хатэли тэбя ждать, гдэ ты работаэш или живеш. Аны не нашли. А мнэ сказали — не лэзь, плохо будэт. Мнэ редко такое гаварят, но кагда гаварят, то так оно и ест. И я подумал, что к нашэй дэвачке ты придешь. И я с ними тэбя здэсь жду. Аны маладые ещо, гарячие, глупые, панымаэш, да? Ты их прости! Да? Сахри — мой правнук, болше никого нэт, панымаэш? Иди суда, Сахри…
Самый здоровый, тот самый, златозубый, покорно опустив голову, подошел к старику. Тот дотянулся, вцепился ему в ухо.
— Он глупый, кров играэт. Я его в город взял, думал — паумнээт. Прости, да?! Я его сам выпорю.
Я думал, что старик смеется, но глаза у него были серьезными, и так неловко мне все это было, что я махнул рукой:
— Ладно, только пусть они к Зуфе не лезут.
— Нэ будут лэзть. И ныкто нэ будэт. А он, пока нэ паумнээт, на жэнщин глаза нэ паднымэт. Спасыбо тэбэ, да? За мной долг будэт, нэ отдам — на всом роде долг. — Старик дернул здорового за ухо еще раз. — Пашли, сапляк, учис мужчыной быть.
И все четверо не спеша зашагали по улице, а я открыл дверь в департамент и наконец-то вошел туда. Зуфа обрадованно заулыбалась, увидев мое лицо в окошке справочной.
— Айше, привет! А мне и переезжать-то не надо, сегодня сюда наши старейшины приходили, извинялись за тех баранов, что вчера пристали.
— И что думаешь, им можно верить?
— Ты что, это ж старейшины родов. Этих баранов из Вельдана теперь в их деревни отправят. У нас слово старейшин — закон, так что все в порядке теперь.
— Ну и хорошо, а то уж я думал — куда ты переедешь.
— Да я б нашла куда, у нас здесь девчонки дружные. Вот только кому ж охота совсем уж от своих отрываться. А ты чего такой озабоченный?
— Да я ж ехал помогать тебе с переездом.
— Ой, да ты обо мне не беспокойся, ты лучше о себе подумай. И не всякой здесь доверяй…
— Ты ж не всякая.
— То я, а то кто знает, за кого ты еще заступиться полезешь. Ты ж зеленый совсем, хоть и третьего уровня…
Я вздохнул. Не хотелось признаваться, но, наверное, в чем-то она была права.
