Ознакомительная версия.
Однажды знаменитый на весь мир ученый по имени Фраергал, победивший в философских спорах оппонентов со всех концов света, объявил, что посрамит даже самого премудрого грызландца, сокрушив его своей ученостью, причем готов это сделать без единого слова: пускай спор проходит на языке жестов. Королю не хотелось ронять престиж страны, но ученые, благоговевшие перед авторитетом Фраергала, заранее готовы были признать свое поражение, а придворные ничего присоветовать не могли.
Но вот ко двору явился Темный Путник. То ли послали за ним, то ли сам он, вернувшись домой и попив чаю, решил, что времени прошло достаточно и королю наверняка уже нужна помощь, и тут же снова отправился в путь.
Сколько бы раз ни выручал он прежде властителя, придворных это ничему не учило, и вначале они осмеяли грязного крестьянина. Впрочем, у сказки свои законы, ее рассказывают так, как принято, а не так, как хочется. Король, однако, повелел смешки прекратить: все равно никто ничего умного еще не предложил, так пусть Путник скажет.
И тот дал совет привести самого глупого разумного, какой только найдется во дворце или в окрестностях. Просто туповатый не годился, требовался законченный идиот. Посовещавшись, все решили, что самый подходящий кандидат — Сдохни Одноглазый. Он был кем-то вроде младшего помощника старшего подручного отставного подавальщика и отличался непроходимой тупостью, помноженной на врожденную энергичность.
Вот явился Фраергал — навстречу ему вывели приодетого и причесанного Сдохни, которому лично король строго-настрого запретил что-нибудь говорить вслух. Соперников посадили друг напротив друга, и спор начался.
В полной тишине Фраергал показал палец. Сдохни Одноглазый, не задумываясь, вытянул в его сторону два пальца. Фраергал, улыбнувшись, ответил на это тремя пальцами, на что Сдохни показал ему кулак. Фраергал замешкался, но, взяв себя в руки, вынул из кармана темно-красную вишню и медленно, с достоинством съел ее. Сдохни нахмурился, пошарил по карманам, достал крыжовник и кинул его в рот. Фраергал, на лице которого вновь заиграла улыбка, достал из другого кармана яблоко и поднял его над головой.
Король и придворные напряглись. Они не понимали ни единого жеста, но видели, что Сдохни злится — значит, он близок к поражению. Чего и ждать было от тупицы? Кое-кто уже подкрадывался к королю, чтобы по окончании спора первым шепнуть с загадочным видом, не было ли предложение Темного Путника выставить против великого Фраергала ничтожного Сдохни преступным умыслом.
Одноглазый между тем, ярясь, выудил откуда-то буханку черствого хлеба и покачнул ее в руке, с ненавистью глядя на Фраергала. А тот, спокойный, как форель, откусил кусок яблока и смачно его прожевал, чем окончательно вывел Сдохни из себя. Не успел великий мудрец дожевать и проглотить, как буханка пролетела через зал и врезалась ему в лоб, сбив ученого на пол.
Все ахнули. Только всеобщим оцепенением можно объяснить факт, что Сдохни и Темный Путник не были растерзаны на месте.
И вдруг, повергнув присутствующих в еще большее изумление, Фраергал воскликнул: «Увы мне, я побежден!»
Король недаром носил корону. Понимая ничуть не больше остальных, он взял себя в руки и кивнул:
— А как же! Никаких сомнений быть не может, никто не в силах оспорить очевидного. Однако, если вы не против, нам хотелось бы выслушать подробное толкование вашего спора — наверняка мы, не постигшие высших сфер ученой премудрости, упустили из виду какие-то интересные нюансы. Просим вас, досточтимый Фраергал!
— Просим! — присоединились придворные.
— Ах, все так просто и очевидно, но, если вы настаиваете… — Фраергалу было приятно, что его готовы слушать даже после того, как он пережил позор поражения. — Я начал спор, сказав оппоненту, что Бог един. Люблю первым сделать заявление, с которым невозможно не согласиться, это сразу ставит соперника в неудобное положение. И когда уважаемый Сдохни показал мне два пальца, напомнив, что, кроме Бога Отца, мы поминаем еще двоих: Сына и Духа, я уже готов был сразить его коварным вопросом: не получается ли у вас три бога, милейший? Однако Сдохни, не колеблясь, прервал мою софистику, напомнив об очевидном: они едины!
Фраергал поднял кулак, напоминая слушателям аргумент Одноглазого.
— Тогда, — продолжил он, — я зашел с другой стороны и начал говорить о земном. Жизнь сладка, заявил я, скушав вишню, на что получил мудрое уточнение: жизнь тем и хороша, что она с кислинкой. Я вынул яблоко, говоря, что первым даром природы разумному были плоды, но уважаемый Сдохни тут же ответил, показав буханку хлеба: однако разумный потому и разумен, что в поте лица добывает свой хлеб насущный, не удовлетворяясь одними плодами. И тут, — голос Фраергала на миг прервался, — я в великом ослеплении своем вообразил, что поймал соперника на крючок остромыслия… Я надкусил яблоко, желая указать, что плоды остаются символом мудрости… И мудрейший Сдохни справедливо осадил меня! Он сбил меня наземь, ясно сказав: не забывай, спесивец, что именно жажда запретного познания стала причиной грехопадения!
Радости слушающих не было предела. Наконец, утешив Фраергала и выпроводив его с глаз долой, король подступил к Темному Путнику с вопросом, не желает ли он занять какую-нибудь высокую должность при дворе, чтобы не бегать каждый раз туда-обратно, а всегда быть под рукой. Однако Путник не желал жиреть, сидя на месте, и в качестве награды попросил, чтобы король заставил Сдохни Одноглазого пересказать произошедший спор.
Сдохни, когда его спросили о Фраергале, затрясся от ярости.
— Отроду не встречал такого хама! — воскликнул он. — Это же надо, впервые в жизни встретил человека — и ну его оскорблять! Мол, одноглазый ты, гы-гы! Я ему: ты поосторожнее, слышь, а то я тебя без обоих глаз оставлю. А он как пьяный: на двоих, мол, три глаза, гы-гы-гы! Я ему: прибью, гад! — Сдохни потряс кулаком. Он весь побелел, заново переживая случившееся. — Нет, я, конечно, только пригрозил… я бы не стал… Но он ведь, сами видели, не унимался: вишню слопал, а косточку так — тьфу! — мол, да плевал я на тебя, калека. Ну, я тогда крыжовник сыскал в кармане и показываю ему: если уж я за тебя возьмусь, то с потрохами съем. А он, видели, яблоком дразнит: куда, мол, тебе, у тебя отец простой торговец яблоками. Ну а у меня буханка завалялась, тяжелая, как камень, я ему и намекаю этак вот: кончай, старый, голову размозжу. А он не унимается, яблочко свое кусь — и откуда узнал, гад такой, что я яблоки в детстве воровал? То когда было, чего теперь-то в нос мне тыкать? Ну, я и не стерпел. Зашиб хама. Уж извините…
Его величество покачал головой и сказал:
— Ты всем нам преподнес мудрый урок, Темный Путник!
Такая вот сказочка под завязочку… Персефоний усмехнулся и отложил книгу на прикроватный столик. Глупее самого глупца тот, кто с глупцом спорит, и любая попытка оспорить «Томаса Бильбо» бессмысленна: наимудрейший критик потонет в лавине аргументов, ибо привести их все — значит попытаться объять необъятное, а его оппоненты возьмут себе за труд самое большее пожать плечами.
Нет, глупость можно свалить только другой глупостью! Вот только легче ли от этого станет?
Персефоний еще раз заглянул в выходные данные. «Переводчиком» значился некто Задовский Малко Пупович, «консультантом» — Бред Даун. Обратить бы их… познакомить с миром ночи и лишить дневного света… Перед Королевой такие выкрутасы не прошли бы!
Все потому, что Королева есть абсолют, истина в последней инстанции. Ей нельзя ответить враньем и безразличием. Персефоний вздохнул. Насколько проще было бы жить в мире, если бы все признали над собой некую непогрешимую истину!
Размышляя над этим, он наконец-то заснул.
Глава 3
ПСИХОЛОГ ИЗ МАЙНОЧИ
В империи, как известно, две беды, и, хотя на эту тему сказано и написано уже много, не проходит недели, чтобы очередной острослов не ввернул где-нибудь сию бородатую сентенцию.
Опыт показал, что независимость сама по себе ни от той, ни от другой беды не лекарство.
Тем удивительнее, что Майночь могла похвастать прекрасно развитой транспортной системой. Крошечный городок круглые сутки содрогался от паровозных гудков, экипажи всех видов на версты выстроились на обочинах в ожидании грузов и пассажиров, ковролетчики ругались, сталкиваясь в воздухе. Повсюду виднелись массивные фигуры джиннов с горящими глазами.
При этом дороги были в отличном состоянии, бригады гномов и кобольдов возникали то тут, тот там, в считаные минуты перекладывали аварийные участки и исчезали, ни разу даже не выругавшись. Вежливые фантомы проворно регулировали движение, так что ни одной пробки Персефоний не увидел. Хотя уже довольно давно бродил по шумным улицам Майночи.
«Дорожное чудо» объяснялось, конечно, близким соседством с переименованным Старосветским. Если пограничное село было центром проникновения контрабанды, то Майночь стала центром ее распространения по графству.
Ознакомительная версия.
