Ознакомительная версия.
Ступив в душную мглу под сенью мэйхуа, фэйхуа, фисташек и олеандров, я внимательно ловила любой звук, отличавшийся от пения птиц и треска цикад. И все равно вздрогнула, когда над головой у меня раздалось:
— Опять бабу послали! Свинство какое!
Определенно, этот голос не мог принадлежать асуру. И даже ракшасу. Мне даже поначалу показался он женским. Не лишенным приятности, хотя и с несколько визгливыми интонациями. И когда обладатель голоса спрыгнул с развилки двух мощных стволов, я не сразу определила его по половой принадлежности. Он был смугл, смазлив, несмотря на явную упитанность, с ярко накрашенными губами, в шелковых одеяниях причудливой расцветки и золотых серьгах и ожерельях. В руках он/она держал какой-то струнный музыкальный инструмент, а вот ноги...
По ногам-то я его — все-таки его — и определила.
— Гандхарв? — спросила я.
— Гандхарв, — ответствовал он.
Я посмотрела на него с жалостью. И каково ему с конскими ногами по деревьям сигать? Хотя, если у него там не только ноги конские, жалеть его нечего.
Гандхарв же взирал на меня с неприкрытым отвращением. Я, конечно, как правило не нравлюсь мужчинам, но не настолько же! Особенно, учитывая то, что рассказывают о нравах гандхарвов.
— И что гандхарв делает на дереве?
— В засаде сижу. Остальные поджидают.
— И много вас тут таких?
— Достаточно.
— А может, договоримся по-хорошему?
— Мне с тобой и договариваться не о чем...
«А вот наглости я и от небожителя не потерплю».
— В чем дело, любезный? — ледяным голосом спросила я, пристраивая в руку кинжал поудобней.
Он как-то сразу вспомнил, что гандхарвы по определению музыканты, а не воины, и сменил тон.
— Прошу прощения, почтенная канья. Если что — так это не мы, а настоятель Читтадритта виноват.
— В том, что согнал вас с насиженного места?
— Нет... нам ведь все равно, где жить... а на поклонение в монастырь шли и женщины... — его полные накрашенные губы исказила гримаса.
Я недоумевала. Слава гандхарвов как демонов обольщения облетела весь Ближнедальний Восток.
— И что?
— Да попалась одна... верная супруга и добродетельная мать... Нажаловалась на нас настоятелю, и он прочитал «Сутру алмазного резца», чтоб отсечь у нас всякое вожделение к женщинам. И как отрезало...
— Ясно...
— Да ничего тебе не ясно! — он чуть не всхлипнул. — Мы же гандхарвы, мы демоны-соблазнители! А поскольку женщин мы теперь не хотим, а природа своего требует, мы... это...
Я кивнула. Похоже, мудрец Читтадритта совершил ту же ошибку, что помянутые асуры и ракшасы, только с противоположной стороны. Не учел наличия другого пола. Но, опять же, слышала я, что существуют голубые эльфы. Почему бы тогда не быть голубым гандхарвам?
И тут меня посетила ужасная мысль.
— А на апсар с дакини настоятель аналогичное заклятие не накладывал?
— Нет вроде бы. Они в другой долине, и при том никто из паломников не жаловался.
Я облегченно вздохнула. Нетрадиционный гандхарв, наоборот, подобрался.
— В общем ты, почтенная канья, проходи себе, а мы как-нибудь сами...
— Что значит «сами»?
— А то и значит! Или будешь врать, что одна сюда прибыла? Кто тебя прийти сюда надоумил? А мы тут истомились. Паломников давно нет! Проезжал тут днями какой-то старый колдун, но и он-то нас, каналия, обесчестить не хотел... Или твои спутники будут против?
Я задумалась. В сущности, что я знала о пристрастиях большинства из них? Бан, Ауди, Кирдык и Ласкавый принадлежали к закрытым мужским сообществам, каковыми являются рыцарские ордена и спецслужбы, а о царящих там нравах многое говорят. Но что-то мне подсказывало, что подозрения мои беспочвенны.
— Да, они будут против.
— Ничего! — пронзительно крикнул он. — Не захотят — заставим, не умеют — научим!
«Что, гандхарвы тоже разделяют идеи учения апчхе?»
Из-за деревьев высыпала орава подобных же существ. И я поняла, что мне придется защищать честь моих спутников с оружием в руках.
Это была самая странная драка за все это приключение. Можно сказать — неприличная. Я была хорошо вооружена, а у гандхарвов не имелось ничего, кроме ситаров, дутаров и прочих струнных инструментов, а также цветочных гирлянд, которыми они и пытались по мне заехать. А заодно вцепиться мне в волосы (хвала богам, они у меня короткие) и исцарапать физиономию. Бойцы они были никакие, но их было много — общим количеством двадцать семь штук. Так что я отбивалась, как умела. Умела я хорошо, но проблема была в том, что гандхарвы — существа бессмертные, и причинить им серьезный урон невозможно. Но кое-что все-таки получалось. Оказалось, что демоны соблазна не выносят, когда причиняют урон их внешности. Даже отсечение одного из пропитанных розовым маслом локонов вызывало у каждого гандхарва возмущенный вопль, а уж если чиркнуть мечом по нарумяненной щечке — тут такое начиналось!
Попортив им вывески, я злорадно заорала:
— Что? Думаете, на вас хоть один мужик польстится?
И рыдающие гандхарвы разбежались, роняя ситары и ожерелья, — прихорашиваться. Я же поспешила к нашему обозу.
— Скорее! Вперед, пока путь свободен!
Пока поднималась в седло, я уловила на себе сочувственные взгляды. Поправляя разлохмаченные волосы и застегивая несколько пострадавшую в драке куртку, я догадалась, что у моих товарищей, кажется, сложилось неверное впечатление о том, какой ценой я купила им свободный проезд. Но объяснять было некогда. Иначе, боюсь, гандхарвам и бессмертие бы не помогло.
Мы спешно проехали нехорошую рощу, а дальше дорога снова пошла круто вверх.
— Еще какие-нибудь испытания будут? — спросила я Пи Си.
Сил и желания соблюдать правила этикета не было никаких, поэтому я обошлась без словесных заморочек. Удивительно, но Пи Си тоже ответил просто.
— Разве что наги... они там, в скалах.
— Тогда пусть их Шланг пением зачаровывает.
Но испытывать вокальные данные миннезингера на сей раз не пришлось. Наги и нагини, говорят, мудры, как и положено змеям, и от встречи с нашей компанией уклонились.
Так что ехали мы почти без приключений, если не считать того, что обезьяна во время привала похитила один из порхающих кинжалов То Виджу-псе, а Пи Си не позволил ее убить, заявив, что наглая тварь вполне может оказаться кем-то из перерожденных прежних паломников.
И, наконец, нашим взорам открылся монастырь. Он находился на горной террасе, поросшей соснами и кипарисами. Кровля храма тускло блестела — не иначе, была вызолочена, а ворота когда-то были украшены росписью, которая от времени почти полностью облезла и заросла мхом. У ворот изгибались два огромных каменных дракона. Морда одного расплылась в откровенной ухмылке, другой же прикрывал глаза лапой, точно пытаясь скрыть слезы. Позади монастыря высилась сплошная скальная стена, и от нее до дальних вершин я не видела ни дороги, ни тропинки. Перед воротами был установлен молитвенный барабан, отличавшийся от тех, что мы видели при дорогах, наличием большого бронзового колокола. Пи Си слез с повозки, чтоб ударить в него, но не успел. Ворота приоткрылись без скрипа — должно быть, петли регулярно смазывали, — и вышел старый монах в выцветшей малиновой рясе, лысый, круглолицый и приземистый. В руке он держал пустое ведро.
— Плохая примета, — прошептал Шланг. Неизвестно, когда он успел набраться поволчанских суеверий.
Пи Си поклонился монаху и сказал:
— Дары от князя Бо-яна святейшему Читтадритте.
Монах невозмутимо прошел мимо, к статуе меланхолического дракона, подставил к его морде ведро, дернул за лапу. Она служила рычагом, и незамедлительно после этого действия по каменной морде заструилась вода. Ожидая, пока ведро наполнится, монах спокойно произнес:
— Проезжайте. Брат Дырбулщир Цапцарап во дворе, он проводит вас к настоятелю.
Пока посланцы Оу-йе открывали ворота пошире, чтобы прошли повозки, Ласкавый заметил:
— А охрана-то у них здесь — никуда...
Кирдык пожал плечами.
— Святые люди, чего ты хочешь...
Во дворе мы увидели небольшой фруктовый сад и огород, где грядку рыхлил монах еще более старый и круглый, чем предыдущий. От своего занятия при нашем появлении он оторвался с явной неохотой. Больше не было видно ни одного человека.
Пи Си со свойственной его нации терпеливостью вновь начал излагать цель своего приезда.
— А их тут неплохо кормят, — одобрительно сказал Ауди, оглядывая упитанную фигуру монаха.
Шланг покосился на меня.
— Как же тебя внутрь пропустят? Монастырь-то, пи, мужской...
— В восточный монастырь с западным уставом не ходят. Тут свои нравы.
Шланг хохотнул, хотя я имела в виду совсем не то, что он подумал.
Монах воткнул тяпку в землю.
— Идемте. И не беспокойтесь о ваших лошадях. Брат Дамбо Бумбум позаботится о них.
Мы поднялись по ступеням, истертым стопами многих поколений паломников, и вошли в храм. Монах вел нас через один из боковых приделов, сквозь анфиладу расписных колонн, между которыми свисали шелковые полотнища с изображениями местных богов и демонов. Я полагала, что мы направляемся в настоятельские покои, но не тут-то было. Монах препроводил нас прямо в святилище, где коленопреклоненный настоятель совершал моление, возжигая ароматические палочки перед статуей духа Невидимых Слез. Здесь он был изображен не в виде дракона, как у ворот, а в образе длинноволосого и длинноносого мужчины с печальным лицом.
Ознакомительная версия.
