Там всадник на горе и роща в облаках. Там тот, кто ждет меня; там я убью его! Я суть его тебе отдам, как отдаю свою!
И в тот же миг палач -- мой друг сердечный, избавитель, мой кровный враг, мой исповедник -- начнет свой путь ко мне.
Он не спешит, идущий следом подражатель. Он -- несуетный мастер пытки, он срок мне не скостит! Знакома мне его повадка. В нем все черты мои. Он тот же я и помнит то же, того же века тать в ночи, -- но как несчастлив он, как страшен…
Он вне любви. Он проклят.
Я вижу его лицо -- лунное, с заостренными чертами -- и вдруг, неожиданным коннектом черепном разъеме, стучится в голову полное и ясное понимание происходящего.
Бездна глотала дни и годы. Птица и ее хозяйка ждали Странника.
Однажды… В тоске ночной, в окаменелости безвременья -- привиделось ли ей? Сон -- или память?..
Всесильная, легкомысленная, задорная юность подталкивала возлюбленных к выяснению отношений, к полушутливым состязаниям. Ах, как прелестна была Охотница, доказавшая свое превосходство над могучим полубогом! Проигравший нес победительницу на руках, поцелуями возвращая ей силы, и ночь становились жаркой от его дыхания.
Всего лишь раз превзошел он ее в искусстве охоты -- юный герой, который знал дороги, мог передвигать горы и привораживать призрачных птиц… человек, который сумел научить любви амазонку… гордый Странник, которого держала гладь морская… он хотел туда, за горизонт, куда заказан путь олимпийцам…
Однажды герой превзошел богиню. Дочь Зевса не помнила себя от гнева. Да кто ты такой? Почему смеешься? Откуда у тебя это умение -- смеяться над богами?!
Вспышка ярости, неуловимое движение. Выдохнул Лук, вскрикнула Птица; прервался смех. Возлюбленный вновь у ног твоих, Артемида. Стрела в груди… чья стрела в сердце Странника?!
Богиня жизни, ты ли угостила смертью единственного своего?
Все вдруг изменилось: набежали тучи, хлынул ливень, пророкотало над горами проклятие. И вздыбилась в ответ посейдонова пучина, и отчаянная, страшная волна тараном грохнула о скалы -- ударила, ухнула, разбилась, бессильно опала, отраженная мертвым камнем. Поздно, Посейдон! Боги карают дерзких руками любимых. Не исправишь, не вернешь.
Кричала, билась о прутья глупая Птица, -- ни слезинки не проронила гордая богиня.
Два диска мокнут в траве. Замерли испуганные нимфы. Изваянием кажется им одинокая женская фигура под торжествующими небесами.
Оставайся безмятежной, дочь моя, бессмертная девочка-однодневка! Звездными лучами прикасается любимый твой к твоей мраморной щеке. Верный раб хранит заветную рощу, и по-прежнему проливается жертвенная кровь в храме… Оставайся безмятежной!
Я смеюсь. Двумя пальцами гашу фитиль. Осторожно останавливаю время. Темными горячими ядрышками шкварчит оно: секунда за секундой. Змеиными извивами струится по руке: поцелуй за поцелуем. Вязкими каплями скатывается по коже. Вниз, в лиловый туман.
Малиновая, гулкая капель. Яд и горечь. Чаша жизни.
Я смеюсь, твой господин и раб, -- но горько, горько мне, Негаснущие Звезды!
– - Горько! -- радостно подхватывают Негаснущие. Кружатся. Зовут. Это вальс.
Расписываемся мы просто: кровью из вен. Вот теперь ты действительно счастлива.
Я до того успокаиваюсь, что забываю дышать. Молниевые удары пульса становятся далекими неторопливыми раскатами. Я разгадываю Последнюю Истину. Она проста и убийственна: от каждого -- по намерениям; каждому -- по делам.
Поделом мне.
Справедливо. К такому как я не заявится Венера Милосская, фифа луврская безрукая. Не подойдет, побережется. Я б ее за холку оттягал, протезы пристегнул, по-своему к делу приспособил. Меня достала совсем другая богиня. Беспощадная как сама жизнь. За нее я -- в огонь. Сам. В хладном рассудке. Во цвете сил и на подъеме дел…
Да гори они в аду, дела мои! Вот вспомнил…
Грустно, гнусно и некому морду набить. Разве что самому себе. Нашел о чем вспоминать перед уходом! Заставят вспомнить, знаю, -- ну и пусть, не своей же волей…
Я ищу взглядом невесту -- нагая, она прозрачно кружится в луче.
Это уже не вальс: это нежная, насмешливая смерть исполняет ритуал.
Трепет рук над головой
Черное серебро в зрачках.
Вспыхивают под луной струи волос -- блистающий водопад. Капля вина на горячих губах. Секунда до взрыва. Ритуальное "нет", биение тела, три магических вскрика, последние толчки жертвенной субстанции. Затихающая мольба, засохшая кровь…
Созвездие над камнем.
Терпеливо ждущий пес.
Мой взгляд отделяется от меня, становится ещё одним участником действия, по очереди выхватывая из круговерти полыхание луны, мертвую танцующую Диану, столик на трех ножках, бокал с ободком помады и бездыханного Котяру, наконец-то покончившего с прошлым.
Так завершается свадебный обряд, после которого нам останется всего ничего -- разбежаться и взлететь. Окно распахнуто, плещется внизу камень набережной, и готовы подняться в зенит верные галеры.
Луна -- чашечка цветка -- приближается к моей ладони.
Я научусь охоте, Диана!
Твой сад в моей крови.
Я свернулась улиткой,
Я закрыла калитку,
Я заплакала вешней рекой.
Я не ем и ревную.
Я безумством рисую.
Я -- натурщица смерти с косой.
Я браталась со всеми,
Экономила время,
Ночевала в хрустальных гробах.
Я -- раздавленный ландыш.
Королевою падших
Называли меня на пирах…
Стекает серебро с небес.
Пир начинается.
Использованы фрагменты стихотворений Анжелы Негодиной.
