– Темнота, – прокомментировал Емельянов-старший, украдкой наблюдая, как чуть впереди негромко совещаются купец и Абдур-ибн-Калым. Пожилой учетчик то и дело оглядывался на близнецов и Неслуха.
«Блин, не крысятничает ли старик Обдури?» – мелькнула мысль у Ивана, но пухлый Торгаши-Керим чему-то рассмеялся, махнул рукой на советника, дескать, брось молоть ерунду. Это успокаивало.
Мимо не спеша проплывали деревья. Караван миновал пару бедных деревенек. Ветхие маленькие домишки торчали, словно грибы. Путники не останавливались.
Купец долго ерзал в седле, явно мучаясь каким-то раздумьями, а потом присоединился к близнецам и летописцу.
– Скоро ли Мозгва?
Ответил Неслух:
– С часу на час минуем Крупное Оптовище, деревню-ярмарку. А в столице к вечеру будем, уважаемый.
– Ох, скорей бы, – вздохнул персиянец. – Тяжел здешний путь. Колеса повозок разрушаются ямами бездорожья, а дух скитальца терзает ожидание: вот сейчас выскочат из кустов новые мешочники, влекомые быстрой наживой.
– Я им выскочу, – хмуро усмехнулся Егор; он давно уверился в своих силах.
– Мой верный Абдур-ибн-Калым справедливо заметил, что даже во владениях степного Тандыр-хана торговому люду обеспечена полная безопасность. – Купцу было не по себе, и он не сумел скрыть замешательства, напрягся, стал растягивать слова. – Там, у мангало-тартар, посягателя на караван ждут немедленный суд и неотвратимая казнь. А вчерашние грабители, да проляжет их след по засушливым пустыням, ушли целыми. Редкая удача, говорит советник.
Старшой догадался, куда клонит Торгаши-Керим, нахмурился:
– Твой учетчик считает, что мы в сговоре с разбойниками?
Персиянец умоляюще поднял руки. Перед Иваном маячили пальцы-сардельки, щедро унизанные золотыми перстнями. Понятно, есть за что беспокоиться.
– Не корите моего помощника, витязи! Труды беззаветного служения частенько заливают глаза бедного Абдура едким потом подозрительности.
– Во загнул… – прошептал Егор.
Жирная физиономия купца расплылась в довольной улыбке:
– Недаром Персияния считается колыбелью красноречия.
– А Рассея – родина всего! – неожиданно пылко заявил Неслух-летописец.
Иван усмехнулся, вспоминая популярную присказку:
– И слонов тоже?
– Особенно слонов! – книжник сделал ударение на слово «особенно». – В северных пределах Эрэфии, в вековых льдах, находили огромных мохнатых слонов. Я усматриваю, что в пору большого похолодания слоны бежали в теплые края, где и облысели, потому что шуба в жару не нужна.
Старшой подумал, что при правильном подборе фактов и грамотном их перевирании можно доказать любую, даже самую несусветную ересь. Вон, умудряются же новые «историки» повернуть так, будто бы монгольского ига не было.
Часа в два дня перед путниками показался предсказанный Неслухом ярмарочный поселок.
Крупное Оптовище и вправду было немаленьким. Выехав из леса, путники придержали коней перед спуском в долину и узрели бескрайний деревянный городок, занявший большое поле. Домишки были приземистыми, похожими на ангары. В центре стояло большое, в три этажа, здание. На улицах царило столпотворение. Пешие, конные двигались туда-сюда, а на крупных трактах обнаружились самые натуральные пробки. Возницы многочисленных телег орали друг на друга и правительство да досадливо стегали кнутами ни в чем неповинных лошадок. Царила глобальная толчея.
У каждого домика был устроен прилавок, повсюду кипела торговля. Здесь было все: ковры, горшки, лещи, калачи, ткани, латы, сарафаны, упряжь, сапоги-скороходы и лапти-медленноброды, писало обыкновенное и стирало заповедное, мед папоротниковый и птичья икра, честность цыганская и хитрость простодырая, глупость книжная и мудрость лубочная… До путников доносился говор горячий, звон монетный, шорох купюрный, стоны прогадавших да смех нагревших руки. Смутные запахи также совращали: тут и сладости, и пряности, и много еще чего… Истинно русская раздольность сквозила в каждом фрагменте цветастой мозаики, раскинувшейся перед потрясенными путешественниками.
Загорелись, запылали алчным огнем глазенки персиянского купца, затеребил бородку Абдур-ибн-Калым. Жажда предаться неуемному торгу заставила тронуть каблуками бока лошадок, потереть вспотевшие ладошки, судорожно сглотнуть накатившую слюну.
– Эй, эй! Уважаемые! – окликнул летописец. – Тпру!
– Не стреноживай жеребца рынка ветхими путами властных запретов, – отмахнулся, не оборачиваясь, Торгаши-Керим.
– Нельзя вам туда! – Неслух закусил губу. – Пропадете!
– Кто, мы?! – Купец расхохотался. – Я прошел пекло восточного базара, ад западного торжища и чистилище мангальского барахло-продая.
Иван переспросил летописца:
– Барахло-продая?
– Рынок по-тартарски, – поморщился книжник, понукая серого ослика. – Уважаемые! Опомнитесь, не вернетесь же!
Но купец и его провожатые с обозом уже вовсю катили в радушно открытые ворота Крупного Оптовища.
– Остановите их! – призвал близнецов Неслух, и в его блеющем голосе явственно звучала мольба.
– Да что случилось-то? – буркнул Егор. – Мужики на барахолку едут…
Старшой тоже недоумевал, с чего это завелся летописец. Тот нетерпеливо подстегивал ослика.
– Как же вы не понимаете? Они же там станут жить-поживать и добра наживать!
– Завидно? – предположил Иван.
– Дурак! – сорвался книжник. – Они туда хотят! Понимаете? Хотят!!!
Братья Емельяновы стали беспокоиться за рассудок Неслуха, но предпочли не отставать.
– Стойте, басурмане безголовые! – неистовствовал ученый.
Караванщики не слышали. Всадники и два возка лихо вкатились в ворота, и летописец издал жалобный вопль:
– Сгинули, черти желтомордые!
Иван проявил жестокость, гаркнул по-военному:
– Отставить сопли! – и мягче, растерянно добавил: – Блин, объяснишь ты нам, в чем дело, или нет?
– Они туда хотели, – заныл Неслух. – Знать, нетути им дороги оттоль…
– Почему? – Егор насел на убивающегося мужичка с другой стороны. – Ограбят, что ли? Так я им там всем…
– Сущеглупые отроки! Кто в Крупное Оптовище по желанию ступит, тот оттуда не воротится.
– Что за хрень? – вырвалось у Старшого.
– Хреновая, – вздохнул книжник, успокоившись и притормозив ослика. – В незапамятные времена здесь жил купчина Купердяй. Умудрялся снегом зимой торговать, да такой оборотистый был, что втридорога продавал. А приобретал-то за сущие копейки! Талант в нем наличествовал, а вот совести не водилось. В младенчестве прочитал черную книгу Спекулянда Заморского «Как стяжать богатство, ни куя, ни пахаючи». Познал купеческие секреты. Стал богатейшим человеком, а родную свою деревеньку Малые Оборотцы превратил в огромную ярмарку Крупное Оптовище. Никого не жалел Купердяй, обжуливал и малого и старого… Пока не ободрал как липку одного дедка тощего. «Доволен собой?» – спросил обманутый. Купчина ответил, мол, да. «Тогда знай, глупец, что пред тобой сам Кощей! – пророкотал старичок. – Проклинаю тебя и потомков твоих, а до кучи и место сие! Быть здесь вечному торгу, бессмысленной ярмарке и гнилому базару во веки вечные!» Сказал и исчез. А тут теперь вот…
– В смысле? – Егор почесал затылок.
– Всякий, кто Оптовищем прельстится, станет здесь пленником. Отсюда только вперед ногами уезжают, – проговорил Неслух. – Днем торгуют, ночью мучаются, по дому страдают.
– Чего страдать? Встал да пошел домой, – сказал Иван и тут же подумал, что они с братом как раз и рады бы «встать да пойти», но не так все просто…
– Волшебство Кощеево сильно, потому что зло, – наставительно произнес летописец. – Никому не удавалось покинуть Крупное Оптовище. Ни разу.
Реалист Старшой не слишком поверил книжнику. Его интересовали практические задачи:
– Ладно, давайте объедем этот супермаркет и двинем в Мозгву.
– Погоди, братишка, – вскинулся Емельянов-младший. – Я же нанимался охранять купца! Вот и плата золотишком. Еще минимум день.
– Хочешь остаться?
– Ну, не по-человечески как-то… С другой стороны, раз туда нельзя, то и плату не вернешь…
Неслух откашлялся, обращая на себя внимание близнецов, и встрял:
– Кто вам сказал, что в Оптовище нельзя? Вы же туда не хотите. Значит, проклятье на вас не подействует.
Тут Иван решил, что летописец над ними просто издевается: сначала наплел странную историю, теперь пытается ловко прикрыть вранье про невозвращение.
За воротами близнецы и книжник попали в людской поток и чуть было не потеряли друг друга, а уж персиянцы вовсе канули. До вечера троица путешественников искала Торгаши-Керима и его обоз, и уже в сумерках дембелям Емельяновым и Неслуху повезло: они наткнулись на постоялый двор, где расположились их знакомцы.