Ознакомительная версия.
— Я могу идти? — тихо спросила у Веры Лариса, пряча глаза.
— Конечно, — ответила та равнодушно. И тут же совсем другим тоном: — Нет, ты куда намылилась, убогая, в одних-то трусах?
Лариса замерла, глядя в пол:
— Не знаю. Может, раздобуду мышьяку и нажрусь его до отвала, как ты тогда. Мне после всего этого на мир смотреть тошно.
Она говорила и не замечала, как Вера потихоньку подталкивает ее к выходу. Как Вера надевает на нее стеганое пальто на гагачьем пуху, нахлобучивает вязаную шапку и за руку ведет к коттеджу.
— Нет, — дернулась Лариса. — Я туда не пойду.
— Тогда ко мне, — решает Вера. — Мышьяку у меня — лопатой греби. Заодно и помоешься, приоденешься, коньячку хлопнешь, я стейки поджарю, лады?
И тут с Ларисы спало оцепенение. Она принялась реветь и хохотать одновременно:
— Вера, святое небо, Вера! Ты просто чудо какое-то! Ты…
— А то! Пойдем-пойдем, нечего публику собирать. Публике не нужны истерики.
…В пустом зале, где отшумел Суд Чести, выл и извивался в крепких оковах полный морфер, князь Антуан Ежинский.
Будущий еж.
Глава пятнадцатая
БОЛЬШАЯ ОХОТА
Россия: сотни миль полей и по вечерам балет.
Алан Хакни
Спустя примерно неделю после Суда Чести произошло событие, изменившее все расписание курортной зоны “Дворянское гнездо”.
Выпал снег.
Не легкомысленные перышки-снежинки, тающие, едва коснутся земли, и не острое белое крошево, сыплющееся пополам с дождем и превращающее чуть подмерзлую землю в раскисшее месиво. Снег выпал именно такой, какой возвещает о близком приходе зимы: густой, плотный и доброкачественный — снежиночка к снежиночке. А выпадение такого снега на языке “Дворянского гнезда” значило только одно.
Начало сезона Большой Охоты.
Это вовсе не означало, что все обитатели Дворца слегка рехнулись. Но во время завтраков, обедов и ужинов речь шла исключительно об охоте. Томные завсегдатаи курительной и даже вечные рабы криббеджа и преферанса покинули свои уютные насиженные местечки и целыми днями пропадали то в манеже, оттачивая мастерство езды и “разгоняя лошадкам кровь”, то на псарне, ревнивым и придирчивым оком осматривая своры борзых и гончих. Даже хождение в охотничьих сапогах по бесценным коврам и вытирание перепачканных ружейной смазкой пальцев о ближайшую портьеру не считалось par le ton mauvais[34].
— Приходится это терпеть, — пожимая плечами, сказала Вера Ларисе. — Все любят театр, но кому интересны бесконечные репетиции или творческие муки декоратора? Вот сесть перед сверкающей сценой в качестве зрителя — другое дело.
— А нам с тобой отведена роль зрителей? — поинтересовалась Лариса. Для проформы, впрочем, поинтересовалась. Она уже была в курсе, что они с Верой, естественно, не попадут в число охотников, а лишь окажут честь присутствовать на первом загоне — открытии Охоты. Об этом Ларисе не преминул сообщить барон Людвиг фон Вымпель, чуть не раздуваясь от гордости: он был избран тайным голосованием на почетную должность Управляющего Охотой. Правда, эта должность означала крепкую головную боль и беспокойство за каждую мелочь, нужную в предстоящем действе, но фон Вымпель не жаловался. Лариса уже слыхала краем уха, как барон муштрует изнеженных заграничных князьков-морферов. сгоряча расхватавших обязанности доезжачих и борзятников, и как эти князьки клянутся, что отныне будут проводить свой отдых где-нибудь в Лос-Паламосе, а не в холодной России с ее “ужасными национальными традициями”.
— Лариса, ты меня слышишь?..
— А? Прости, задумалась… О чем ты спросила?
— Спросила, как тебе мой пунш. Если это вообще похоже на пунш.
— Хм… вполне похоже. Честно. Настолько похоже, что я свой стакан уже выдула и не заметила как. Так что давай по второму кругу.
Вера и Лариса пили пунш в памятной Зале-с-клавикордами. Здесь было тихо, охотничьи заботы и страсти кипели в основном этажом ниже, поэтому никто не препятствовал двум дамам интеллигентно напиваться в свое удовольствие. Тем более что это были особенные дамы: одна — Хранительница Камня морферов, а вторая — ее лучшая подруга. Да скрутит остеопороз того, кто нарушит их покой и болтовню!
— Говорят, Ежинский после смены облика куда-то смылся, так и не смогли найти нашего… ежа. — Сказав это, Вера усмехнулась. — Досадно, конечно.
— Почему?
— Он пакостник. В любом образе. Даже в образе ежа. Я планировала его в вольере держать вместе с немецкой овчаркой…
— Вера, это жестоко!
— Шучу. Просто хочется быть уверенной, что ближайшие несколько десятков лет он будет носить на спине набор “Юная швея”, жрать мышей и при приближении опасности сворачиваться клубком.
— Не думаю, что он теперь представляет какую-нибудь опасность. Честно сказать, я не так уж и дрожала перед ним…
— Это ты сейчас так говоришь. Впрочем, это понятно. Негоже убийце мастер-класса показывать свой страх.
— Вера, зачем ты опять об этом!
— О чем?
— О моей специальности. Ведь тогда, после Суда, я сказала тебе, что покончила с этим. И ты — первый человек, которого мне заказали и которого я не убью . Так зачем ты мне душу рвешь?
— Прости. Все. Забыли. Давай накатим по стаканчику, пока эти трезвенники развлекаются охот ничьими побрякушками. К тому же у меня есть TOCI .
— Я вся внимание.
Вера строго глянула Ларисе в лицо:
— Я хочу выпить за то, чтобы мы были в безопасности.
— Хорошее пожелание, хоть и невыполнимое.
— Я не говорю: в безопасности от ударов судьбы. — продолжила Вера, пропустив мимо ушей реплику Ларисы. — Я не говорю: в безопасности от врагов. Пусть мы будем в безопасности от самих себя. И ты пони маешь, о чем я.
Лариса медленно выпила стакан до дна, а потом сказала:
— Да.
Несколько минут они молчали, а потом Вера хлопнула себя по толстым коленкам:
— Чего тебе еще надо. Лариска? Что ты квелишьсм. не радуешься жизни?!
— Смотря какой жизни радоваться, — хмыкнула Лариса. — Тебе, Вера, проще: ты нашла свою нишу, точнее, зону… Курортную.
— Ха!
— Ты нашла, как бы это сказать, точку отсчета своего бытия. Живешь, как хочешь, пишешь, что нравится, и даже обладаешь весом…
— Эт-точно!
— …весомым авторитетом у этих морферов. Твоя жизнь расписана, как инструкция по пользованию стиральной машиной.
— Ты не права…
— Погоди, я хочу объяснить тебе суть моей “квелости”, а не бросаться оскорблениями.
— Ну-ну.
— Я больше не убийца, — медленно заговорила Лариса. — Вот только те, кто хочет свести со мной счеты за старые дела, об этом не знают. Им всем нужен Косметолог — в качестве убийцы и в качестве жертвы одновременно. Решив отказаться от… специальности, я теряю прикрытие. Раз. И становлюсь мишенью. Два. И будет чертовски замечательно, когда я, вернувшись из “Дворянского гнезда”, буду вести жизнь как мокрица: забиваясь в самые темные и узкие щели, прячась от врагов и бывших коллег. Ха! Я, конечно, выучилась быть незаметной, но чтоб до такой степени…
Лариса чуть помолчала, словно собираясь с духом, а потом сказала:
— Разумеется, меня убьют. Я даже знаю кто. И как. Нет, не думай, что я боюсь смерти или страдаю от сентиментальных мыслей: вот, мол, только решила вести почти правильную жизнь, как тут же мне разносят мозги парой выстрелов из “Спрингфилд армори”. Просто… подумала: может, у меня есть шанс жить, а не убивать?
— Шанс всегда есть, — сказала Вера спокойно.
— Это цитата из твоего романа? — прищурилась Лариса.
— Допустим. Но насчет шанса я серьезно. С какой стати ты решила, что тебе нужно уехать из “Дворянского гнезда”? Тебя что, отсюда гонят?
Лариса нервно повертела стакан в пальцах:
— Нет. но… Погостила, пора и честь знать.
— Не ерунди. Здесь ты в безопасности. В полной безопасности, разве что вдруг обнаружишь под кроватью свернувшегося клубком князя крови в ежином облике. Аркадии, а значит, и всем ее подчиненным будет безразлично, что в зоне работает бывшая убийца. Подумаешь! Между прочим, здешний электрик раньше был наркокурьером, и как-то случилось, что он потерял чемодан с деньгами, выплаченными за тридцать кило чистого героина. Ему не улыбалось за эту потерю оказаться где-нибудь в канаве с расколотой, как орех, головой, и он подался сюда. Здесь у него сестра работает уборщицей, она как-то дала ему заветный адресок курорта на всякий случай, вот случай и наступил. Мужичок работает здесь безвыездно уже лет пять, и за это время никто не явился требовать с него старые долги. Правда, и чемодан с деньгами тут ему не нужен.
— А, так нашелся чемоданчик!
— Еще бы. Насколько я знаю, он от имени сестры перевел эти бабки в какой-то благотворительный фонд. И наслаждается праведной жизнью, чиня проводку во Дворце, гуляючи по парку и играя в шашки с поваром. Так-то.
— Ясненько. И ты полагаешь, что я и дальше смогу справляться с обязанностями здешней кастелянши.
Ознакомительная версия.
