Хеллер! О, как же ясно я понял наконец, что во всем этом была его вина!
Хеллер! Над этим ведром для рыбы я дал священную клятву, что отомщу ему за все страдания, даже если для этого понадобится вся моя жизнь.
Когда мне стало ясно, отчего все у меня пошло наперекосяк, я отчетливо понял, что должен делать.
Я должен поехать в Нью-Йорк. Невзирая на любую опасность, невзирая на какие-либо трудности, я должен покончить с Хеллером раз и навсегда. Во благо Конфедерации, во благо Земли, во благо всей жизни где бы то ни было я должен разделаться с этой угрозой для всей Вселенной — с Хеллером!
Придя к такому твердому, удовлетворившему меня заключению, я почувствовал себя легче.
И воспринял как знак судьбы, когда в тот же момент вошел капитан и сообщил, что мы уже прибыли. Это полностью подтверждало мое заключение. Килевая качка прекратилась, и я больше не чувствовал себя больным. Это свидетельствует о том, что может сотворить совершенно правильно найденный ответ!
Глава 2
Мы стояли, защищенные от ветра материком. В светящейся полночной темноте неясно вырисовывалась черная громада горы. Примерно в миле от нас в свете холодного тонкого месяца смутно белела узкая береговая полоса.
— Греция, — объявил толстяк-капитан, указывая в ту сторону. — Когда заплатите, мы высадим вас на берег.
Я знал, Что мне делать. Замести свой след.
Я вошел в каюту и взгромоздил саквояж на койку. Повернувшись спиной к двери, я достал очень плоский стенган и снова застегнул ремни саквояжа. Затем запихал турецкие лиры в грязную наволочку и туда же положил стенган.
Повернувшись к двери, я увидел, что капитан все еще стоит у поручней.
— Я заплачу, — сказал я, — когда на воду спустят шлюпку и отдадут команду отвезти меня на берег. Тогда сможешь получить вот это. — Я поднял наволочку с деньгами и, ухватив горсть купюр, показал ему, что в ней содержится.
Этот придурок выкрикнул свои приказания. За борт спустили резиновую надувную лодку с подвесным мотором. Двое из экипажа залезли в нее.
Я позвал капитана в каюту. Он и его команда знали, как я выгляжу. Они, возможно, заявят в греческую полицию. Даже если между Грецией и Турцией не было договоренности о выдаче прелюбодеев, я не мог рисковать. Этот капитан и члены его экипажа могли бы сообщить обо мне женщинам, когда те пришли бы к ним с расспросами. Мне нужно было замести следы. Кроме того, не годилось расшвыривать деньги, которые снова можно обратить в Доллары.
Я бочком придвинулся к двери, чтобы быть к ней ближе, чем капитан. Закрывая ее, я протянул наволочку:
— Здесь кое-что сверх обещанного. — И сунул в нее руку, словно хотел достать это «кое-что» и показать ему.
Он широко осклабился.
Пальцы мои сомкнулись на рукоятке стенгана.
Я выстрелил в него через наволочку.
Последовал слабый хлопок и стук тела: капитан упал на койку.
Я умело обшарил его карманы. Те самые тридцать тысяч оказались у него под ремнем. Я вернул их туда, где им и надлежало быть — к моим тысчонкам. Затем опорожнил наволочку и запихнул остальные деньги во внутренние карманы плаща.
Поставив бомбу на полчаса, я подсунул ее под матрац и нажал на рычажок.
Я поднял свой саквояж. Здесь не было ничего, в чем я теперь нуждался. В этом ужасном ведерке для рыбы я не нуждался уж точно!
Выйдя на палубу, я закрыл за собой дверь.
Двое ждали меня в резиновой лодке, остальные стояли у поручней. Я подошел к ним и сказал:
— Он там считает деньги. Вам, ребята, наверное, мало что из них достанется. А вы так славно потрудились в пути, что я хочу отблагодарить вас. Вот, держите подарок.
Я бросил стоявшим у поручней пачечку лир. Они, как сумасшедшие, замахали руками, пытаясь ухватить летящие в воздухе банкноты.
Стенган стоял на широком луче. Я выстрелил, и они все попадали на палубу. Двое в лодке попытались вскочить. Я выстрелил, и они свалились в воду.
Я подобрал с палубы брошенные мною банкноты и засунул их под брючный ремень. Положив саквояж в надувную лодку, я спустился в нее и отчалил.
Подвесной мотор представлял собой какое-то балканское нагромождение рычагов и проржавевших стержней. Пытаясь завести его, я потянул шнур на себя, потом еще раз, и еще, и еще. Никакого толку! Он даже не чихнул!
Лодку стало относить от темного корпуса шаланды.
Вдруг на борту ее началась суета.
Механики! Ведь я совсем забыл, что внизу должны быть механики!
С судна посыпались проклятия — турецкие, зловещие.
В свете луны я увидел у поручней силуэт человека с винтовкой!
Меня оглушил мощный хлопок выстрела. Справа от меня пуля пробороздила в воде светящуюся дорожку.
Я вытащил свой стенган и выстрелил. Стенган стоял на широком луче, и при такой дальности цель ему было не достать!
Еще один выстрел с судна!
Светящейся дорожки нет и в помине!
Зато послышалось шипение спускаемого воздуха!
Мою надувную лодку продырявили!
Я быстро переключился на узкий луч, прицелился.
Снова прогремел винтовочный выстрел!
Я выстрелил.
Человек на палубе упал как подкошенный.
Другой пытался выхватить у него винтовку.
Я снова прицелился и выстрелил.
Тот тоже свалился на палубу.
Моя надувная лодка медленно начинала тонуть.
Я лихорадочно поискал весло. Бесполезно!
Я поспешно распластался на носовом отсеке тонущей лодки и бешено заработал руками как веслами, пытаясь снова вернуться на судно.
Я ухватился за линь, стал было взбираться на борт, но, вспомнив о саквояже, заковылял назад, подхватил его, но упустил линь. Я подпрыгнул что есть силы и снова схватился за него. Вскарабкавшись на палубу, я оглянулся: резиновая лодка затонула окончательно.
Бомба! Мне нужно было срочно убираться с этого судна!
В средней его части я увидел привязанную весельную шлюпку. Перерезав веревки, я подтащил ее к борту. Но не обнаружил весел — только винтовку.
Столкнув шлюпку через поручни на воду и бросив в нее саквояж и винтовку, я прыгнул в нее и оттолкнулся от судна, которое вскоре должно было взорваться.
Орудуя прикладом винтовки как веслом, я устремился к берегу. Но шлюпка ползла еле-еле! И вела себя как обезумевшее существо: уклонялась то вправо, то влево. Мне приходилось грести то с одной, то с другой стороны.
С трудом одолевая фут за футом, взбивая прикладом винтовки холодные брызги и промокнув до нитки, я медленно приближался к берегу. Каждый раз, когда я глядел на него, мне казалось, что он нисколько не становится ближе. Поперечный поток, похоже, увлекал меня в направлении, параллельном береговой линии.
Я доблестно удвоил свои усилия. Наконец-то дело пошло на лад. Берег стал приближаться.
Внезапно у меня за спиной все небо заполыхало оранжевым светом. В темноте ночи вверх на сотню футов взвилось огромное пламя.
Бум!
Меня шарахнуло взрывной волной.
Слава Богу, со мной вроде все было в порядке.
Но тут мою шлюпку понесло вверх!
Прибойная волна!
Гребень ее ломался, и меня вместе с лодкой стремительно повлекло к берегу!
Ну и скорость! Словно летишь на гоночной машине сквозь белую, как пена, ночь!
Прибрежные камни! Они стремительно неслись прямо на меня, подобно каким-то черным шарикам!
Мгновение, и я пролетел над ними.
Внезапно рев мчащейся воды сменился громким треском. Ошарашенный, я не понимал, что случилось.
Вода откатывалась, но я и шлюпка оставались на месте.
Я сидел на узкой полоске берега в разбитой шлюпке, у которой больше не было днища и по бокам торчали обломки планшира и уключин.
Я оглянулся на чернеющее море. С ним покончено. Хватит с меня моря! Еще одна черная пометка против имени Хеллера! И тут я услышал голос:
— Вы с того взорванного судна?
Глава 3
Зто был старый-престарый человек. Его сопровождали две собаки. Он вглядывался в меня в жидком свете луны.
Беда! Моя высадка не прошла незамеченной. Мой след остался незаметенным. Стараясь скрыть огорчение, я спросил:
— Где я нахожусь?
— На острове, — отвечал он.
Предательство! Мне не следовало доверяться этому подлому капитану. Он высадил меня не на материке, как мы договаривались, а на острове.
Тут с новым ужасом я осознал, что старик говорит по-турецки! Я-то не говорю по-гречески!
О боги, эти женщины еще могут меня отыскать. И Пророк все еще, наверное, сидит на небесах, готовый камнями выбить из меня душу.
Надо было наилучшим образом использовать ситуацию и узнать, в какую сторону бежать.
— Что это за остров? — спросил я.
— Лемнос, — отвечал старик.
Я в географии разбирался слишком слабо, но никогда не слышал, чтобы такой остров принадлежал Турции. Его название звучало не по-турецки. Питая слабую надежду, я все же поинтересовался:
