Ознакомительная версия.
— Какие будут следующие ваши указания, товарищ комиссар? — обратилась она к Федору.
— Какой я тебе товарищ комиссар, бабка? — выпятил челюсть Федор. — Я человек с благодатью, мне знамения свыше каждый день идут как по расписанию!
— Виновата, товарищ благодатный! Так какие указания?
— Гнать тварей к реке и топить!
— Так ведь стоит река, лед в три пальца толщиной…
— Лед колоть. Потом топить.
Катерина призадумалась — все-таки идея с массовым потоплением оборотней была слишком масштабна для ее головы, прочно оккупированной сенильным психозом.
— Ну а ежели нас остановят? — глупо спросила она.
— Нас уже ничто не остановит, — ответил Федор Снытников. — Нам имя легион! Только мы не тот легион. Мы легион положительный и правильный. Эй, оборотни!
Голос Снытникова неожиданно мощно прозвучал в какофонии звуков, наполнявших торговые ряды. Мгновенно настала тишина.
— Слушайте меня, оборотни, — заговорил Федор Снытников. — Вы проиграли. Вам пора умереть. Как и всей нечисти, испоганившей этот город. Россия — для русских, Щедрый — для людей!
— Да! — завопили изуверы, потрясая иконами. — Россия — для русских, Щедрый — для люд ей! Аминь! Аминь!
— Сдавайтесь, оборотни, и примите из наших рук свою смерть. Сумейте умереть достойно.
— Почему мы должны умирать?! — закричала та самая урсолюдица. Она стояла на коленях, прижимая к животу разбитую в кровь голову прицелюда Ворона.
— Потому что я так хочу, — спокойно, как маленькой девочке, объяснил ей Федор Снытников.
— А кто ты такой, чтобы все в мире шло по твоему желанию? Ты кто, Бог?
— А вот это, — сказал Снытников, улыбнувшись, — мелочный вопрос.
Послышался недальний вой сирен.
— О, — оглянулся Снытников. — Похоже, местные блюстители правопорядка решили прийти на помощь этим монстрам. Но, я думаю, они не успеют ничего сделать. Эй, там! У вас еще остался керосин или что-нибудь горючее?
— Да-а-а!
— Вот и отлично. Не утопим тварей — так успеем сжечь!..
— А вот в этом я сильно сомневаюсь, почтенный
господин.
Федор Снытников вздрогнул от этого голоса, вздрогнул впервые за все время, что провел в городе Щедром. Голос шел из-под земли, точнее, из-под асфальта. Асфальт вспучивался и трескался прямо под ногами Снытникова.
— Что это? — закричал он, отступая.
Тут и прочие вояки приутихли. Потому что из образовавшейся в земле дыры бойко выбрался наружу молодой человек с лицом великого китайского полководца Цюй Юаня. Одет сей незнакомец был в рубашку из блестящего серого атласа с вышитыми драконами, в такие же шаровары и мягкие сандалии. Гладко зачесанные черные волосы сзади стягивались в длинную косичку, заканчивавшуюся золотым украшением, напоминавшим наконечник стрелы.
— Ты кто? — спросил его Федор Снытников.
— Меня зовут Чжуань-сюй, и я владелец чайной лавки «Одинокий дракон». Ваши рабы побили стекла в моей лавке, поэтому примите мое неудовольствие этим происшествием. Однако, если вы извинитесь перед почтенными торговцами, пообещаете возместить им ущерб и накажете своих рабов за бесчинства, я не стану подавать на вас жалобу в ямынь.
— Куда? — удивился Снытников.
— В суд.
— Меня суды человеческие не беспокоят, потому что я сам — судья.
— Увы, — вздохнул столь внезапно явившийся Чжуань-сюй. — Вы прискорбно заблуждаетесь. Я не вижу на вас никаких отличительных знаков истинного судьи.
— А ну-ка, — подскочила к китайцу Катерина Потрясюк и взмахнула иконой, — бойся, вражина, нашей святыни!
После чего очень удивилась, обнаружив себя приподнятой вверх примерно на метр. Китаец крепко держал одной рукой мадам Потрясюк за шиворот, и рука его при этом невероятным образом удлинилась, ткань рукава расползлась по шву, обнажив золотистую кожу, больше напоминавшую чешую.
— Оборотень! — завизжала Катерина. — Оборотень!
— Крайне печально наблюдать, — вещал Чжуань-сюй, — как люди, не обладающие ни мудростью, ни рассуждением, ни благоговением, объявляют себя почитателями святынь и сами же глумятся над своими святынями. В Поднебесной империи таких людей били палками по пяткам.
— Помогите! — вопила старуха. Икона выпала из ее рук и раскололась на две половинки.
Чжуань-сюй проследил взглядом за упавшей иконой и вздохнул:
— Какое кощунство! Даже я, иноверец, это понимаю. Посмел бы кто-нибудь так швыряться посмертной табличкой с именами моих достопочтенных родителей…
— Отпусти старуху, — поморщился Федор. — Визжит, как свинья.
— Отпущу, но при условии, что вы все немедленно сдадитесь властям. Я слышу вой патрульных машин.
— Они еще далеко, — осклабился Федор.
— Вы ошибаетесь, — возразил китаец. Совсем близко взревели машины. Потом топот
десятков ног сотряс и без того взбаламученные торговые ряды. По всему периметру рассредоточились силы местной милиции (как живущей, так и действующей в мертвом состоянии). Кто-то монотонно орал в мегафон:
— Всем стоять! Руки за голову! При попытке сопротивления — открываем огонь на поражение!
— Я оказался прав, — сказал Чжуань-сюй. — Здешние охранники порядка иногда работают очень оперативно.
И разжал руку. Катерина Потрясюк кулем свалилась на пол. При этом из уст ее сыпалась такая отборная ругань, что окружающие только диву давались — и где это благочестивая старушка ухитрилась ее выучить?
— Всем стоять! Всем стоять! — орал кто-то в мегафон. Ох и напрасно он это делал. Потому что в характере щедровцев имеется одна прекаверзная черта: если кто-то им говорит «брито», они немедленно заявляют, что «стрижено», а в летящей вороне они увидят гуся из одного только желания воспротиворечить собеседнику. И конечно, если щедровцам, да еще и разъяренным, приказывать стоять-не двигаться, они всенепременно сделают наоборот. То есть прыснут во все стороны, как перепуганные поросята от забравшегося на скотный выгон волка.
И на сей раз все произошло в полном соответствии щедровскому менталитету. Началось натуральное светопреставление. Погромщики, вместо того чтобы смиренно сдаться на милость властей, побросали иконы да рванули в глубь лабиринта торговых рядов, и переловить их теперь было делом нелегким. Да и торговцы-оборотни, и без того перепуганные, запаниковали и кинулись врассыпную, за что их же милиция и повязала как главных хулиганов. Потом-то, конечно, разобрались, что к чему, и невиновных выпустили, но печален сам факт…
В этой неразберихе как-то внезапно появилась группа людей, ведущих себя несуетливо, нешумно и даже с достоинством. Это были: соборный настоятель отец Александр, за ним два омоновца с исполненными мрачной решимости лицами, далее протоиерей Емельян с супругой и дьякон Арсений (тоже с супругой, куда же без нее). И еще — Зоя Волкова. Они оглядывались, словно что-то или кого-то искали.
— Вот он! — вдруг вскричала Зоя Волкова и бросилась туда, где стоял, рассудительно о чем-то беседуя с двумя милиционерами, Чжуань-сюй. У ног Чжуань-сюя копошилась Катерина Потрясюк, порываясь встать, но всякий раз, как китаец грозил ей длинным пальцем, с ругательствами опять опускалась на грязную землю.
Наша компания подошла к Чжуань-сюю.
— Где? — с волнением спросила китайца Зоя.
— Вот. — Китаец указал на разозленную Катерину. — Это и есть главная зачинщица беспорядков.
— Нет, милый Чжуань, нет! — вскричала Зоя и беспомощно заозиралась. —Ты упустил настоящего преступника!
Чжуань-сюй растерянно посмотрел на нее.
— Но я видел, как эта пожилая лисица бесчинствует… — сказал он, покосившись на Катерину, которую омоновцы уже подхватили под белы рученьки.
— Ах, да что теперь! — махнула рукой Зоя. — Он ушел.
— Кто ушел? — спросили одновременно Чжуань-сюй и майор Бузов, командовавший операцией по захвату погромщиков. Операция провалилась, поэтому майор глядел хмуро.
— Ушел убийца! — воскликнула Зоя. Глаза ее горячечно блестели.
— А вот это уже интересно, — сказал майор Бузов. — Излагайте, гражданочка.
Среди руин, в которые почти превратились городские торговые ряды, стояли отец Александр, отец Емельян и дьякон Арсений. Женщины куда-то убрели — то ли помогать знакомым продавщицам наводить порядок в разгромленных лавках, то ли просто не выдержали столь тягостного зрелища и вышли на свежий воздух и простор. Кое-кого из погромщиков милиции все-таки удалось выловить и забрать в кутузку.
— Господи, Господи, доколе нас терпиши, — вздохнул отец Александр. — Как я мог быть таким слепым! Откуда во мне вскипела ярость и жажда убийства?! Я один виноват в происшедшем. Пойду и сдамся властям, пусть меня судят как подстрекателя к разжиганию вражды между жителями города.
— Вы хотели, верно, сказать: между людьми и нелюдьми? — поправил отца Александра дьякон.
— Нет! — покачал головой соборный настоятель. — Что люди, что нелюди — они все граждане города. У них есть право жить. Нельзя убивать оборотня только потому, что он — оборотень. Все познается по делам, не по виду, а я забыл эту простую истину! Мне нет прощения.
Ознакомительная версия.
