— ПИСК.
— Я хочу сказать, так мы можем гоняться за ним повсюду.
— ПИСК.
— Так что, может быть, нам надо об этом подумать.
— ПИСК.
— Итак, если ты находишься на Диске, чувствуешь себя чрезвычайно странно, и можешь идти куда угодно, совершенно куда угодно… Куда ты пойдешь?
— ПИСК?
— Абсолютно куда душа пожелает. Но только туда, где никто не знает, как тебя звать.
Смерть Крыс посмотрел вокруг на бесконечную, бесплодную и совершенно сухую пустыню.
— ПИСК.
— Знаешь, я думаю, ты прав.
Они висели на яблоне.
Он сделал для меня качели, вспомнила Сьюзан.
Она уселась и стала на них смотреть.
Они были довольно мудреными. Если попробовать восстановить ход мысли конструктора, отталкиваясь от конечного результата, то получалось примерно следующее:
Ясно, что качели должны висеть на самой крепкой ветке.
Поскольку безопасность — это главное, то лучше подвесить их на две крепкие ветки — по одной веревке на каждую.
Они почему-то оказались на противоположных сторонах одного ствола.
Не отступать! Логика! Всегда идти только вперед, один логический шаг за другим.
Итак, он удалил около шести футов ствола, позволив, таким образом, качелям раскачиваться.
Дерево не погибло. Оно чувствовало себя превосходно.
Тем не менее, исчезновение изрядного куска ствола составило нешуточную проблему. Она была решена при помощи двух подпорок под ветви, которые, размещенные на некотором удалении от качелей, должны были удерживать верхушку дерева на нужной высоте.
Она вспомнила, как ее все это развеселило. А он стоял рядом, совершенно неспособный понять, что тут не так.
Ну а потом вся эта конструкция рухнула, рухнула на землю.
Вот как работает Смерть. Он никогда не понимал, что, собственно говоря, он делает. Он просто делает что-то, а потом вдруг выясняется, что он был не прав. Ее мать — он вдруг обнаружил, что у него на руках взрослая женщина. Он предпринял какие-то действия, которые только все ухудшили. Ее отец — ученик Смерти! И когда и с ним все пошло наперекосяк, поскольку неправильность была просто встроена в него, Смерть ухитрился сделать что-то, что оказалось правильным.
Он перевернул часы.
Вот и вся математика.
И Долг.
— Привет!.. провалиться, Глод, скорей скажи, где мы находимся— Сто Лат! Хэй!
Публики здесь было еще больше. Дольше висели постеры, дольше распространялись анк-морпоркские слухи. И, как они поняли, сплоченная компания приехала вслед за ними из Псевдополиса.
Во время короткой паузы между песнями, как раз перед тем, как люди начали влезать на всю мебель, что была в зале, Клиф повернулся к Глоду.
— Видишь того тролля в первом ряду? — спросил он. — Которому Асфальт только что прыгнул на пальцы?
— Который похож на кучу вынутого грунта?
— Она была в Псевдополисе, — сказал Клиф, сияя. — Она смотрит и смотрит на меня!
— Давай, давай, — сказал Глод, вытряхивая из горна конденсат. — Ищи себе на задницу приключений.
— Думаешь, она из тех гропи, про которых говорил Асфальт?
— Скорее всего.
Прочие новости распространялись так же быстро. Рассвет застал еще один перекрашенный гостиничный номер, королевское повеление о группах музыки рока, которые под страхом порки должны покидать город в течение часа и поспешный отъезд.
Бадди валялся в телеге, пока она тряслась по направлению к Квирму.
Она не появилась. Он вглядывался в публику два вечера подряд, но ее не было. Он даже поднялся среди ночи и ходил по темным улицам, надеясь, что она ищет его. Теперь он сомневался в самом факте ее существования.
Если уж на то пошло, он наполовину сомневался и в своем существовании, за исключением того времени, которое он проводил на сцене.
Он наполовину прислушивался к разговорам.
— Асфальт.
— Да, мистер Глод?
— Клиф и я не могли не заметить кое-что.
— Да, мистер Глод?
— Ты все время таскаешься с тяжелой кожаной сумкой, Асфальт.
— Да, мистер Глод.
— Сегодня утром она была много тяжелее, мне кажется.
— Да, мистер Глод.
— У тебя там деньги, не так ли?
— Да, мистер Глод.
— Сколько?
— Эээ. Мистер Достабль просил меня не беспокоить вас по финансовым вопросам, — сказал Асфальт.
— Ничего, нам не трудно, — сказал Клиф.
— Именно, — сказал Глод. — Мы хотим беспокоится.
— Эээ— — Асфальт облизал губы. В поведении Клифа было что-то настораживающее.
— Около двух тысяч долларов, мистер Глод.
Некоторое время телега подпрыгивала в тишине. Пейзаж чуть-чуть изменился. Появились холмы, а фермы стали поменьше.
— Две тысячи долларов, — сказал Глод. — Две тысячи долларов. Две тысячи долларов. Две тысячи долларов.
— Чего ты заладил — две тысячи долларов? — спросил Клиф.
— Никогда не выпадало случая сказать «две тысячи долларов», — объяснил Глод.
— Просто не стоит говорить это так громко.
— ДВЕ ТЫСЯЧИ ДОЛЛАРОВ!!!
— Шшш!, — отчаянно прошипел Асфальт, когда крик Глода отразился от холмов. — Это бандитский край!
Глод уставился на сумку.
— Это ты мне говоришь? — спросил он.
— Я не имел в виду мистера Достабля.
— Мы на дороге Сто Лат — Квирм, — объяснил Глод терпеливо. — Это не Овцепики. Это цивилизованный край. В цивилизованном краю тебя не будут грабить прямо на дороге. — Он опять мрачно посмотрел на сумку. — Подождут, пока ты не доберешься до города. Потому это и называется — цивилизация. Ха, да ты можешь сказать, когда кого-то ограбили на этой дороге?
— В пятницу, вроде бы, — раздался голос со скал. — А, придур…
Лошади сдали назад и тотчас понеслись галопом вперед. Асфальтово размахивание кнутом было не более чем инстинктивной реакцией.
Они не сбавляли хода, пока не удалились на несколько миль по дороге.
— Просто помалкивайте насчет денег, ладно? — прошипел Асфальт.
— Я профессиональный музыкант, — заявил Глод. — Конечно, я думаю о деньгах. Сколько еще до Квирма?
— Теперь намного меньше, — сказал Асфальт. — Пара миль.
И за следующим же холмом они увидели город, раскинувшийся в долине внизу. У закрытых ворот виднелась группа людей. Лучи заходящего солнца играли на шлемах.
— Как называются эти длинные палки с топором на конце? — спросил Асфальт.
— Алебарды, — сказал Бадди.
— Там их полно, — заметил Глод.
— Вряд ли их приготовили для нас, — сказал Клиф. — Мы же просто музыканты.
— И еще я вижу каких-то мужиков в длинных мантиях, в золотых цепях и с побрякушками, — сказал Асфальт.
— Городское начальство, — предположил Глод.
— Я вот думаю, тот всадник, который обогнал нас сегодня, — сказал Асфальт. — Может, он вез новости?
— Ну и что, не мы же разнесли этот их театр? — сказал Клиф.
— Ага, вы всего лишь шесть раз бисировали, — согласился Асфальт.
— И не мы устраивали весь этот бардак на улицах.
— Я уверен, что те люди с острыми клинками это поймут.
— Может быть, им не понравился наш дизайн гостиничного номера, — сказал Клиф. — Я ведь говорил тебе, что оранжевые шторы не сочетаются с желтыми обоями.
Телега подкатила к воротам и стала. Шарообразный мужчина в трехрогой шляпе и подбитом мехом плаще встретил их хмурым взглядом.
— Являетесь ли вы музыкантами, известными как Банда Рока? — спросил он.
— А в чем проблема, начальник? — вопросом на вопрос ответил Асфальт.
— Я мэр города Квирм. По законам Квирма Музыку Рока запрещено исполнять в его стенах. Вот здесь об этом сказано, поглядите.
Он помахал свитком. Глод схватил его.
— По-моему, чернила еще не высохли, — заметил он.
— Музыка Рока является нарушением общественного порядка; доказано, что она наносит ущерб здоровью и нравственности, а так же служит причиной ненатуральным вращениям телом, — заявил мужчина, скручивая свиток.
— Вы хотите сказать, мы не сможем попасть в Квирм? — спросил Глод.
— Сможете, если очень хочется, — сказал мужчина. — Но играть — нет.
Бадди поднялся на ноги.
— Мы будем играть, — сказал он. Гитара висела у него на плече. Он сжал гриф и угрожающе занес правую руку над струнами. Глод в отчаянии обернулся. Клиф и Асфальт зажали уши руками.
— О! — сказал он. — Я так понимаю, у нас здесь есть прекрасный повод для торговли.
Он соскочил с телеги.
— Я полагаю, о чем Ваша Честь не слышала, — сказал он. — Так это о музыкальном налоге.
— Какой еще музыкальный налог? — в один голос спросили Асфальт и мэр.
— Ввели совсем недавно, — объяснил Глод. — В расчете на популярность Музыки Рока. Музыкальный налог, по пятьдесят пенсов с билета. В Сто Лате он составил, по моим прикидкам, эээ, двести пятьдесят долларов. В Анк-Морпорке, конечно, в два раза больше. Его придумал Патриций.
— В самом деле? Похоже, что Ветинари совершенно прав, — заметил мэр, массируя подбородок. — Так вы говорите — двести пятьдесят долларов в Сто Лате? Точно? А ведь наш город значительно больше.
