– Нет, умереть, конечно, можно. Но… умираешь ты не здесь. Просто ты… сейчас подумаю… да… ты уходишь в какое-то другое место. Становишься невидимым. Именно так считают все маленькие детишки. Дедушка рассказывал, что еще пятьдесят лет назад все было по-другому. Раньше от детей ничего не скрывали. А теперь просто говорят ребенку, что бабушка ушла. Целых три недели Твила считала, что ее дядю похоронили в Грустном садике сразу за сараем. Вместе с Бастером, Мипо и тремя Толстячками.
– Тремя Толстячками?
– Ну, хомячками. Они часто умирают. Не всегда удается выбрать верный момент и подменить их так, чтобы она не заметила. Слушай, ты что, вообще ничего не знаешь?
– Э-э… Эгей? – донесся чей-то голос из глубины коридора.
Они подошли к очередной комнате. В которой обнаружили Фиалку, сидевшую на полу и привязанную к ножке белого выставочного стенда. Сначала во взгляде девушки мелькнул страх, потом – удивление, но затем Фиалка наконец узнала Сьюзен.
– Слушай, ты ведь…
– Да, мы иногда встречались в «Заупокое», а когда ты пришла за последним зубом Твилы, то очень перепугалась, поскольку выяснилось, что я тебя вижу. Но я принесла тебе стакан воды, и ты сразу успокоилась, – сказала Сьюзен, развязывая веревку. – Давай быстрее, у нас мало времени.
– А это кто?
О боже попытался пригладить взъерошенные волосы.
– Просто бог, – пожала плечами Сьюзен. – Его зовут Перепой.
– Ты случаем не злоупотребляешь спиртным? – спросил о боже.
– Что это за вопро…
– Он спрашивает, чтобы решить: ненавидит он тебя или нет, – пояснила Сьюзен. – Божественные причуды.
– Я вообще не пью, – ответила Фиалка. – Как ты мог подумать такое? У меня даже голубая лента есть!
О боже непонимающе воззрился на Сьюзен.
– Это значит, что она член Лиги умеренности Оффлера, – объяснила Сьюзен. – Они дают зарок не прикасаться к алкоголю. Не могу понять почему. Хотя, конечно, Оффлер – крокодил, а крокодилы нечасто заходят в трактиры. Предпочитают оставаться в воде.
– То есть ты совсем не прикасаешься к алкоголю? – уточнил о боже.
– Ни капли в рот не беру! – с жаром воскликнула Фиалка. – Мой папа воспитал меня в строгости!
Прошло несколько секунд. Сьюзен была вынуждена помахать рукой, чтобы о боже и Фиалка перестали глазеть друг на друга.
– Я могу продолжить? – спросила она. – Спасибо. Фиалка, как ты сюда попала?
– Не знаю! Как всегда, я собирала зубы, а потом мне показалось, что кто-то за мной следит, а потом все потемнело, а очнулась я, только когда мы оказались… Вы видели, что творится снаружи?
– Да.
– Когда мы оказались здесь. Меня нес огромный мужчина. Остальные называли его Банджо. Он совсем неплохой, только немного… странный. Несколько заторможенный. Он просто наблюдал за мной. Остальные – головорезы. Особенно опасайтесь того типа со стеклянным глазом. Его все боятся, за исключением Банджо.
– Со стеклянным глазом?
– Он одет как наемный убийца. А зовут его Чайчай. Кажется, они собираются что-то украсть… Столько времени потратили на то, чтобы вынести все зубы. Маленькие зубки валялись повсюду, кругом… Просто ужас! Спасибо, – поблагодарила она о боже, который помог ей подняться на ноги.
– Они сложили их внутри магического круга внизу, – сообщила Сьюзен.
Глаза и рот Фиалки превратились в три буквы «о», и лицо ее стало похоже на шар для боулинга.
– Зачем?
– Они думают, что смогут управлять детьми. При помощи волшебства.
Рот Фиалки раскрылся еще шире.
– Какие противные типы!
«Скорее омерзительные, – подумала Сьюзен. – „Противные“ слишком… детское словечко, зато безотказно действует на всех присутствующих в комнате мужчин, которые сразу бросаются тебя защищать». Она понимала, что эта мысль обидная и подобное мышление называется, как правило, длинным научным термином «контрпродуктивное». Однако также Сьюзен знала, что эта ее мысль – абсолютно справедливая, и поэтому ей было только хуже.
– Да, – просто кивнула она.
– Среди них был волшебник! В остроконечной шляпе!
– Мы должны немедленно увести ее отсюда! – чересчур театрально воскликнул о боже.
– Согласна, – вздохнула Сьюзен. – Пошли.
Шнурки на башмаках Кошачьего Глаза были разорваны. Как будто его так резко дернули вверх, что шнурки просто не выдержали.
Это сильно беспокоило Среднего Дэйва. И еще запах. В башне напрочь отсутствовали запахи, а тут очень сильно пахло грибами.
Он наморщил лоб. Средний Дэйв был вором и убийцей, а потому обладал обостренным чувством справедливости. Он предпочитал не воровать у бедняков, но не только потому, что воровать у них было нечего. А когда ему приходилось убивать людей, он прилагал некоторые усилия для того, чтобы они поменьше страдали или, по крайней мере, производили как можно меньше шума.
Последние события начинали действовать ему на нервы. Раньше он даже не подозревал, что эти самые нервы у него имеются, но сейчас его раздражало все и вся.
А тут еще и старина Кошачий Глаз… Вернее, башмаки, которые от него остались.
Средний Дэйв обнажил меч.
Собравшиеся над его головой почти незаметные тени вздрогнули и поспешили разбежаться.
Сьюзен вышла из коридора на площадку лестницы и уперлась грудью в стрелу. На другом конце стрелы находились арбалет и какой-то незнакомый мужчина.
– А теперь встаньте так, чтобы я всех видел, – спокойно произнес Персик. – Эй, эй, госпожа, не надо трогать меч. А то еще поранишься, чего доброго.
Сьюзен попыталась стать невидимой, однако потерпела неудачу. Обычно она переходила в бесплотное состояние очень легко, почти автоматически, из-за чего частенько попадала в неловкие ситуации. К примеру, она могла спокойно сидеть и, ничего не замечая, читать книжку, пока люди вокруг с ног сбивались, бегая в поисках Сьюзен. Но сейчас, несмотря на все прилагаемые усилия, она упорно оставалась видимой.
– Ты здесь не хозяин, – сказала она, отступая на шаг. – И нечего нами командовать.
– Конечно, но видишь вот этот арбалет? Его хозяин – я. Так что вы все ступайте вперед и не делайте резких движений. Господину Чайчаю будет интересно поговорить с вами.
– Прошу прощения, – вдруг вмешался Перепой. – Я просто хочу кое-что проверить.
К немалому удивлению Сьюзен, он наклонился и потрогал наконечник стрелы.
– Эй! – воскликнул Персик, поспешно отступая. – Ты это чего?
– Ну да, вроде бы острый и колется. Хотя определенные болезненные ощущения могут являться частью нормальной реакции нервных окончаний, – сообщил о боже. – Должен предупредить: может оказаться, что я, гм, бессмертен.
– Но мы-то – нет, – пробормотала Сьюзен.
– Бессмертен? – переспросил Персик. – Значит, если я выстрелю тебе в голову, ты не умрешь?
– Ну, если ставить вопрос таким образом… я, разумеется, ощущаю боль, но…
– Отлично. Тогда шагай.
– Когда что-нибудь случится, – едва слышно промолвила Сьюзен, – спускайтесь вниз и выбирайтесь из дома, поняли? Лошадь вывезет вас отсюда.
– Если что-нибудь случится, – поправил ее о боже.
– Когда, – повторила Сьюзен.
Персик затравленно озирался. В окружении других людей он чувствовал себя гораздо лучше. Впрочем, пленники – тоже люди.
Сьюзен краешком глаза заметила какое-то движение на площадке противоположной лестницы. На мгновение ей показалось, что она видит отражающийся от металлических лезвий свет.
А потом она услышала резкий вздох за своей спиной.
Мужчина с арбалетом не спускал глаз с противоположной площадки.
– О нет, – едва слышно прошептал он.
– Что? – спросила Сьюзен.
– Ты видела?
– Существо, похожее на много-много лязгающих лезвий?
– О не-е-е-е-т…
– Оно появилось буквально на мгновение, а затем пропало, – пожала плечами Сьюзен. – Наверное, убежало куда-то.
– Это Человек-Руки-Ножницы.
– А кто он такой? – поинтересовался о боже.
– Никто! – рявкнул Персик, пытаясь собраться с духом. – Человека-Руки-Ножницы не существует, правда?
– Ну да… конечно. Слушай, ты что, когда был маленьким, часто сосал палец? – спросила Сьюзен. – Потому что я знаю только одного Человека-Руки-Ножницы. Им взрослые обычно пугают детей. Говорят, он появляется и…
– Замолчи-замолчи-замолчи… – забубнил Персик, подталкивая ее арбалетом. – Дети верят во всякую ерунду! А я уже взрослый и могу открывать бутылки пива зубами другого человека… о боги…
Сьюзен опять услышала лязг лезвий, который раздался теперь совсем близко. Персик закрыл глаза.
– У меня за спиной никого нет? – дрожащим голосом осведомился он.
Сьюзен подтолкнула Фиалку и о боже к лестнице.
– Нет, – сказала она, когда те благополучно скрылись.
– А на лестнице никто не стоит?
– Нет.
– Ну и хорошо! Если увидишь этого одноглазого паскудника, передай, что деньги он может оставить себе!
