Ознакомительная версия.
— Угощайся, мой птенчик, поправляйся! — щебетала Антимаха. — Набегался на приволье, осунулся… Так что же ты, так и не скажешь, где был?
— Тетушка, у меня к вам очень важная просьба, — сказал Персефоний, отставляя стакан.
Те, кто считает, будто с Антимахой сложно общаться, не понимают простой вещи: она очень внимательно относится к просьбам, ибо просьбы подчеркивают в ее глазах собственную значимость.
— Что такое, птенчик?
— Мне очень нужно повидаться с Королевой, а я никак не могу добиться даже записи на прием.
— Ох, милый мой, многие не могут! Такие нынче хлопотные времена. Думаешь, сама я почему не рядом с ней, а сижу тут в четырех стенах? Не знаешь? Так и быть, шепну тебе, только уж ты смотри не выдавай старушку. Дело в том, что вице-король, или как уж теперь его по-правильному величать, поди уследи, как он титулы меняет, а ведь еще недавно кем был-то? Ну, так вот, этот самый Победун всей нашей упырской общине свинью подложил. Мы, значит, условились, птенчик, что ты никому ни слова, что от меня услышишь?
Персефоний охотно дал обещание, хотя подозревал, что секреты тетушки Антимахи окажутся созвучны содержанию большинства разговоров в большинстве гостиных. Почти так, в сущности, и оказалось. Однако, будучи особой, приближенной к упыриной правительнице, Антимаха владела некоторыми фактами.
— Я ведь теперь эти свои четыре стены и покинуть-то боюсь: вернешься, а они уже и не твои. Помнишь, как в прошлом месяце у общины пытались отсудить часть домов? Барон этот новоявленный постарался, как его там… Пролезович. Он ведь жирно тогда победуновских чиновников подмазал, но госпожа Дульсинея сказала, что она Королеву как женщина женщину хорошо понимает и ничего у нее отбирать не позволит. И вдруг на днях приходит весть, что Победун где-то на пограничном пункте Дульсинею обошел, а раньше местечко между ними было поделено. Теперь ей срочно нужно кое-какие недостатушки восполнить, и спорить с Победуном лишний раз неудобно. Барон за свое тут же и взялся опять. Королева наша, ясное дело, разгневалась и теперь круглые сутки, бедняжка, за нас радеет, ни сна, ни покоя не ведая. Вот такая жисть ночная.
Персефонию стоило больших трудов сохранить лицо. Получается, это их с Яром и Блиской выходка в Новосветском обернулась для лионебергских упырей такими неурядицами? Наверное, ничего другого и ждать не следовало. Берендей с русалкой, конечно, ни при чем, но он, Персефоний, преступник, он отдал свою судьбу во власть беззакония, и теперь каждый его поступок несет только зло.
— Так что, птенчик, придется потерпеть. Хотя за Королеву сейчас ее секретарь со всеми полномочиями, он всех принимает, что же к нему не пойдешь?
— Нет, тетушка, я не хочу никому рассказывать, пока не поговорю с Королевой.
— А! — хитро сощурилась Антимаха, думая, что догадалась. — Видно, не один ты был за городом! Хочешь теперь в общину кого-нибудь ввести — кого-то с ясными глазами и точеной фигуркой? Ну, если ты это от меня скрыть хотел, птенчик мой, то я на тебя обижусь, уж мне-то можно было сказать… Хотя ты прав насчет секретаря, ему говорить не нужно, слишком строг он на этот счет. Но Королева поймет, не сомневайся, а как только я с ней увижусь, тоже словечко замолвлю…
— Нет-нет, тетушка, дело совсем в другом. Совсем в другом, — повторил Персефоний. — Так когда можно ждать Королеву?
— Кто ж знает? — всплеснула руками Антимаха. — Победун-то не на шутку разошелся, у него там опять какой-то прожект грандиозный или что. Армию, говорят, реформирует, а по слухам, потрошит своих бригадиров. А тут еще военный парад на носу, и, слышно, вице-король ничем больше не занимается, только им, а без вице-короля вопрос не решить. Так что вряд ли Королева чего-то добьется до этого парада. Ждать надо.
Персефоний понурил голову. Упырям терпения не занимать, но он уже стал замечать за собой, что в долгом ожидании заслуженной кары начал понемногу привыкать к своему двусмысленному положению. Он понемногу сживался со своей преступностью.
Из вежливости Персефоний посидел еще немного у Антимахи, даже поделился одной заботой — ничтожной по сравнению с прочими, но почему-то сильно его задевшей.
Простые дела в новом государстве стали вдруг очень хлопотными — задавшись целью заплатить за жилье, Персефоний потратил две ночи, отыскивая домовладельца, в итоге выяснил, что тот давно уже не домовладелец, а нищий. Теперь он пытался узнать, кому на данный момент принадлежит квартира, которую он снимал, и, что удивительно, как только разговор заходил на эту тему, все словно воды в рот набирали.
— Это у тебя почти то же самое, что у общины с бароном, — растолковала Антимаха. — Тот владелец, которого ты ищешь, он и не владелец, а так, подставное лицо для подписей. За ним другой стоит, но и он еще не владелец, а только на связи у следующего, который уже почти владелец, только вместо того чтобы владеть, он продает, и вот только те, кому он продает, уже и были бы владельцы, если бы их не обманули и трем-чытырем один и тот же дом не продали.
Персефоний тряхнул головой.
— Смерть в игле, игла в яйце, яйцо в утке… это понятно. А кто Кощей?
— Как кто? Налоговые власти, конечно. Они ведь налог с каждого «владельца» взимают, начиная с того подставного, которого ты никогда не увидишь.
— Стоит ли тогда вообще платить за жилье? — пожал плечами Персефоний.
— Так ведь положено! — Антимаха округлила глаза, удивляясь, что такие простые вещи приходится объяснять взрослому «птенчику».
Персефоний закрыл рот. Все верно, положено. Еще недавно и сам он сказал бы так и вообще не задал бы столь глупого вопроса. Пусть остальные поступают как хотят — беззаконие настигнет всякого, а закон защитит чтущего, потому что закон — это и есть те, кто его чтит.
Однако эти мысли уже не приносили желанного спокойствия. Тучко отравил разум молодого упыря… Хотя — Тучко ли?
Глава 6
В ШАГЕ ОТ КОРОЛЕВЫ
И вот наступила судьбоносная ночь: Королева неожиданно прервала переговоры с Викторином Победуном и вернулась во дворец. Персефоний получил извещение об аудиенции.
Несколько минут он стоял посреди комнаты, перечитывая письмо, начинавшееся словами: «Сим подтверждается удовлетворение просьбы верноподданного (имярек)…» Потом взял себя в руки. Все правильно, не думал же он, что ожидание будет длиться вечно? Персефоний привел себя в порядок, надел лучший костюм (тот самый, из Ссоры-Мировой), взял трость и вышел из так и оставшейся неоплаченной квартиры.
Один из красивейших домов Лионеберге, служивший последнее столетие резиденцией Королевы, располагался на Северной площади. Сто лет назад он был выкуплен у некоего разорившегося барона, родство с которым теперь за приличные взятки приобрел сутяга Пролезович.
Дворец был выстроен на грани стилей: барокко с примесью, как стали говорить в последнее время, этнического элемента. Многие ворчали, находя несерьезной красочную пестроту, но Персефонию нравилось рождаемое ей чувство легкости.
Подъезд был забит экипажами. Кроме чиновников, спешивших представить на высочайшее рассмотрение срочные дела, засвидетельствовать почтение отсутствовавшей много ночей Королеве собрались почти все упыри города. Настроение царило приподнятое, и даже неизбежная сутолока не раздражала, а как будто прибавляла веселья. Из обрывков бесед можно было понять, что все совершенно уверены в успешном завершении переговоров между Королевой и вице-королем.
Персефоний миновал парадный вход, украшенный статуями и драпировками. Повсюду теснились гости, между ними сновали с подносами дворцовые домовые в модных розовых ливреях. У дверей стояли упыри-гвардейцы в парадных мундирах.
Персефоний встал у стены и осмотрелся, отыскивая взглядом дворцовых служащих. Наконец он увидел фантома, известного под прозвищем Воевода. О нем говорили, что при жизни он был видным опричником, отличался свирепым нравом и ненавидел упырей, считая их закоренелыми западниками и, соответственно, врагами Отечества. Но, взявшись собирать доказательства неверности упырей, Воевода без памяти влюбился в Королеву и ради нее оставил служебное поприще. Однако от обращения почему-то отказался. Прожил отведенный человеку срок, а после смерти стал призраком и был с тех пор самым преданным слугой Королевы.
— Доброй ночи, Воевода, — сказал, подойдя к нему, Персефоний. — Мне назначена аудиенция…
— Бумагу, — коротко потребовал призрак. Изучив подпись, махнул рукой: — Следуй за мной.
Воевода провел Персефония через бальный зал, где уже горели тысячи свечей. Походка у него была строевая — быстрая и четкая, а вид настолько внушительный, что полупрозрачность его делалась незаметной, и перед ним невольно расступались, словно опасались столкновения.
Ознакомительная версия.
