— Золушка сейчас с госпожой Гоголь, и ей ничто не угрожает, — возвестила Маграт.
— Ха! — ответствовала матушка.
— А мне она очень даже понравилась, — сказала нянюшка Ягг.
— Не доверяю я людям, которые пьют ром и курят трубку, — поморщилась матушка.
— Но ведь нянюшка Ягг тоже курит трубку, а пьет вообще что попало, — заметила Маграт.
— Да, но это потому, что она просто мерзкая старая грымза. И кто сказал, что я ей доверяю? — не оборачиваясь, ответила матушка.
Нянюшка Ягг вытащила изо рта трубку.
— Это верно, — дружелюбно подтвердила она. — Если не поддерживать образ, ты — никто.
Матушка наконец оторвалась от замка.
— Ничего не выходит, — призналась она. — Из октирона сделан. Никакие заклятия не действуют.
— Вообще глупо сажать нас под замок, — отозвалась нянюшка. — Лично я бы сразу нас убила.
— Это потому, что по сути ты добрая, — пояснила Маграт. — Добрые ничего плохого не делают и творят справедливость. А злые всегда в чем-нибудь да виноваты, поэтому-то они и изобрели милосердие.
— Ерунда это все. Знаю я, почему она так поступила, — мрачно промолвила матушка. — Таким образом она дает нам время осознать, что мы проиграли.
— Но ведь она сама сказала, что в конце концов мы убежим, — удивилась Маграт. — Не понимаю. Неужели она не знает, что добро в результате все равно побеждает?
— Это только в сказках, — фыркнула матушка, внимательно разглядывая дверные петли. — А она считает, что сказки ее слушаются. Вертит ими как вздумается. И считает, что это она добрая.
— Кстати, — сказала Маграт, — лично я тоже терпеть не могу болот. Если бы не эта лягушка и все прочее, я бы, наверное, даже могла понять Лили…
— Тогда ты самая настоящая крестная дура! — рявкнула матушка, продолжая ковыряться в замке. — Нельзя ходить и строить людям лучший мир. Только сами люди могут построить себе лучший мир. Иначе получается клетка. Кроме того, нельзя строить лучший мир, отрубая головы и выдавая порядочных девушек замуж за лягушек.
— А как же прогресс… — начала было Маграт.
— Не смей мне ничего говорить о прогрессе. Суть прогресса в том, что плохое случается быстрее, вот и все. Ни у кого нет другой булавки? Эта не годится.
Нянюшка, которая, прямо как Грибо, обладала способностью где угодно устраиваться как у себя дома, удобно разместилась в углу камеры.
— Я однажды слышала историю, — сказала она, — про одного парня, которого посадили в тюрьму на много-много лет, и от другого заключенного, невероятно умного, он за это время узнал целую прорву насчет вселенной и разного такого прочего. А потом он сбежал и всем отомстил.
— Слушай, Гита Ягг, а ты сама-то что такого невероятно умного знаешь насчет вселенной? — поинтересовалась матушка.
— Отстань, — дружелюбно откликнулась нянюшка.
— Ну, тогда нам лучше бежать прямо сейчас.
Нянюшка вытащила из шляпы кусочек картона, там же отыскала огрызок карандаша, полизала кончик и ненадолго задумалась. А потом принялась писать:
«Дарагой Джейсон унд аллес (как гаворят у нас в заграницах),
Вот такие дила палучаюцца твая старая Мама снова атбываит Срок в тюрьме, я вить старая каторжница так ты пришли мне пирожка с пузырьком чирнил внутри это я шучу. Эта План тюрьмы. Я ставлю Хгде мы сидим там Внутри. Маграт выступала в шикарном плати и вела сибя как истеная Куртезанка. А еще Эсме вот-вот взбилиницца патамушта ни можит атпирет замок но я думаю все палучицца патамушта дабро в канце всигда пабиждает а эта и есть МЫ. Все случилась патамушта адна дивчонка никак хочит выхадит за Принца каторый на самам дели Лигушка и трудна ее за эта венить. Каму захочицца рибенка с такими Храмыми Сомами каторый станит жить в балоти и визде прыгать, вет на ниво может ктонибуть наступить…»
От дела ее оторвал звук мандолины, на которой кто-то весьма искусно наигрывал прямо за стеной, после чего негромкий, но крайне решительный голос запел:
— …Si consuenti d'amoure, venire dimo tondreturo-o-o-o-…
— Как голодает моя любовь по столовой твоего изнурения, — тут же перевела нянюшка Ягг, не поднимая головы.
— …Delia della t'ozentro, audri t'dren vontarie-e-e-e-e-e…
— Магазин, магазин, у меня есть лепешка, небо розовеет, — продолжала переводить нянюшка. Матушка и Маграт переглянулись.
— …Guaranto del tari, bella pore di larientos…
— Возрадуйся, свечник, у тебя такой большой, огромный…
— Ни единому слову не верю, — перебила матушка. — Ты все выдумываешь.
— Дословный перевод, — возразила нянюшка. — Сама ж знаешь, заграничный я знаю как родной.
— Госпожа Ягг, это ты? Ты ли это, любовь моя?
Ведьмы дружно подняли головы и посмотрели на забранное решеткой окно. В камеру заглядывало крохотное личико.
— Казанунда?
— Я, госпожа Ягг.
— Любовь моя! — пробурчала матушка.
— Как же ты добрался до окна? — не обращая на нее внимания, спросила нянюшка.
— Я всегда знаю, где раздобыть лестницу, госпожа Ягг.
— Но знаешь ли ты, где раздобыть ключ?
— Ключ тут не поможет. У вашей двери дежурит слишком много стражников, госпожа Ягг. Слишком много — даже для такого прославленного фехтовальщика, как я. Ее ледство отдала строжайшие приказы. Запрещается не только слушать вас, но даже смотреть на вас.
— А как тебя-то занесло в дворцовые стражники?
— Солдат удачи хватается за ту работу, что подворачивается под руку, госпожа Ягг, — честно ответил Казанунда.
— Но ведь все остальные стражники шести футов росту, а ты… ну, слегка пониже.
— Я соврал насчет своего роста, госпожа Ягг. Я же самый знаменитый в мире враль.
— Правда?
— Нет.
— А как насчет того, что ты самый знаменитый в мире любовник?
Некоторое время за окном молчали.
— Ну, может, я и на втором месте, — откликнулся наконец Казанунда. — Но я стараюсь.
— Господин Казанунда, ты не мог бы сходить и поискать нам напильник или что-нибудь вроде? — попросила Маграт.
— Посмотрю, что можно сделать, госпожа.
Лицо исчезло.
— Может, попросить кого-нибудь навестить нас, а потом переодеться в его одежду и сбежать? — предложила нянюшка Ягг.
— Ну вот, теперь еще и палец булавкой уколола, — пробормотала матушка Ветровоск.
— Или Маграт могла бы попробовать соблазнить одного из стражников… — продолжала нянюшка.
— А почему бы тебе самой это не попробовать? — зло огрызнулась Маграт.
— Ладно. Идет.
— Слушайте, вы там, а ну заткнитесь обе, — рявкнула матушка. — Я тут пытаюсь придумать…
За окном снова послышался какой-то звук.
На сей раз к ним наведался Легба.
Сквозь прутья решетки черный петух мельком заглянул в камеру, после чего немедленно улетел.
— У меня от него прям мурашки по коже, — призналась нянюшка. — Не могу на него смотреть, сразу думаю о луковой подливке и картофельном пюре.
Ее морщинистое лицо сморщилось еще больше.
— Грибо! — возопила она. — На кого мы тебя оставили?!
— Ой. Да он же всего-навсего кот, — отмахнулась матушка Ветровоск. — Кот и сам о себе может позаботиться.
— Да, только ведь он еще совсем маленький, пушистый… — начала было нянюшка, но тут кто-то принялся разбирать стену.
Вскоре в стене образовалась небольшая дыра. Чья-то серая рука вытащила очередной камень. Ведьмы почувствовали сильный запах тины.
Камень крошился под сильными пальцами.
— Эй, вы там? — позвал звучный голос.
— Да, господин Суббота, — откликнулась нянюшка. — Как все-таки жестоко устроен этот мир, мы — здесь, ты — там…
Суббота что-то буркнул и исчез.
Тут из-за двери камеры донеслась какая-то возня, и кто-то зазвенел ключами.
— Нечего нам здесь рассиживаться, — решила матушка. — Пошли.
Ведьмы, помогая друг дружке, пролезли в дыру.
Снаружи в небольшом дворике они увидели Субботу, торопливо направляющегося туда, где все еще продолжался бал.
А следом за Субботой тянулось нечто, весьма напоминающее хвост какой-нибудь кометы.
— Что это?
— Дело рук госпожи Гоголь, — мрачно ответствовала матушка Ветровоск.
За Субботой по воздуху струился поток сгущающейся темноты, медленно, но верно распространяясь по территории дворца. На первый взгляд могло показаться, будто во тьме роятся какие-то тени, но при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что это вовсе не тени, а лишь намек на тени. В круговерти на мгновение блеснули чьи-то глаза. Слышались стрекот цикад и жужжание москитов, доносился запах мха и вонь болотной тины.
— Болото, — сказала Маграт.
— Это лишь идея болота, — поправила ее матушка. — Это то, из чего рождается болото.
— Батюшки светы, — поежилась нянюшка, а потом пожала плечами. — Что ж, Элла сбежала, да и мы тоже сбегаем, значит, наступила та часть сказки, где все мы сбегаем? Ну так что, мы бежим или нет?
Они продолжали стоять.
