«Не пропадать же мне, один раз живём!» — озлился Павел и выстрелил мальчику в лоб.
* * *
В Великом Муроме было полно улочек, о которых не подозревали старожилы. Скорее, проезды и переулки, они вились сикось-накось и застраивались как попало. В Тупиковом проулке кирпичную пристройку занимал итальянский инженер Эннио Блерио. Целыми днями он постукивал, пилил, скрёб металлом о металл, пованивал кислотами и припоем, сверлил и отжигал. Внешности инженер удался неказистой — как увидишь, так и блеванёшь, а потому жил одиноко и носа на улицу не казал. Он подкреплял конструкторскую работу мысли реализацией задумок в металле, которую редко выносил на всеобщее обозрение. Участие в ежегодной Всероссийской выставке неизменно приносило ему почётную грамоту, которые инженер наклеивал вместо обоев. Жюри признавало оригинальность замысла, однако не усматривало в изобретении никакой практической пользы. Где тягаться с лучшими умами Владимира и Москвы! Блерио влекло к новаторству. Он концептуально мыслил на сто шагов дальше своих конкурентов, но приземлённые умы выставочной комиссии сосредотачивались на извлечении немедленной выгоды.
Гениальный инженер-неудачник на жизнь зарабатывал изготовлением нехитрых поделок, которыми торговал из-под полы. Пистолет в пуговице, стреляющий отравленными иголками портсигар, ловчая сеть в зонтике, заводная кавасаки. Всё это была прибыльная, но безыскусная халтура. Вот как недавний разгрузочный взрыватель, который понадобился чёрт знает кому чёрт знает зачем. Лица заказчика Эннио не запомнил. Он вообще был какой-то незапоминающийся. Кого собирались минировать, инженеру было наплевать. Он не разговаривал с соседями и не читал газет. Он творил!
Механический портал был почти собран. Блерио шлифовал бронзовое зубчатое колёсико, добиваясь мягкого хода шестерёнок. Эннио обожал мастерить идеальные механизмы. Если покрутить ручку, в кольце с выгравированными магическими знаками разъедутся лепестки диафрагмы. Компактный паровой генератор через преобразователь электрического тока наполнит банку маной. Провод из человеческих ингредиентов передаст Силу на обод. Знаки наполнятся и активируют портал. Если покрутить ручку в обратную сторону, диафрагма закроется, но портал останется активным до истечения заряда маны. Им можно пользоваться дозировано, разбивая процесс на нужные отрезки. Этого ещё не делал никто.
— Завтра я открою ворота в ад! — прошептал Блерио по-русски.
Из шлифовальной медитации его вывел стук в дверь. Возможно, звонили в механический звонок, но, замаявшись вертеть барашек, обратились к привычному способу простонародья.
— Порко мадонна! — сквозь зубы процедил Блерио, оторвался от чарующего занятия и поспешил на зов.
Он ненавидел, когда беспокоят во время работы, но если отвлекли, разумнее предаться в руки клиента, чтобы побыстрее закончить его визит.
— Кто! — выкрикнул он на русском, который выучил быстро и хорошо.
— Господин инженер, впустите меня, — вкрадчиво попросил визитёр.
— Впускаю!
Эннио завертел рукоятку, шестерня отодвинула по зубчатке превосходно смазанный засов. Детали были отполированы до зеркальной чистоты и пригнаны так, что толстый брус нержавеющей стали, как рыбка из ладони, выскользнул из коробки и отъехал по полозьям на дверь.
Инженер сдвинул на ручке рычажок замка собственного изобретения, опустил её, отворил.
На пороге стоял давешний незнакомец, который заказывал взрыватель. Эннио узнал его по одежде.
— Входите!
Блерио отступил. Клиент прошёл в мастерскую, тихий как тень. Инженер немедленно запер. Посетители предпочитали объяснять заказ в приватной обстановке.
— Слушаю!
Мелкий, дёрганый, облезлый, словно ошпаренный жизнью человек. Председатель Боевого Комитета Рабочей Партии ласково улыбнулся ему.
— Тишше, товарищщщ…
«Какие большие зубы», — оторопел Эннио Блерио, а потом механический портал в ад стал ему не нужен.
Глава двадцать вторая,
в которой Драматический театр зажигает по полной, а шлюхи совсем не то, чем они кажутся
Ехал на дембель сержант удалой.
Пойман в степи был шальной джигурдой.
Мочится, мечется, метит убечь,
Злую вонючку в тюрягу упечь.
Под окнами отирался шарманщик с ручной белкой на плече. Зазывал прохожих узнать судьбу по карточкам, которые ловко вытаскивала из ящика белка.
Где эта улица, где этот дом?
Где эта падаль, сучьё и долдон?
Крутится пёрышко в пальцах моих.
Пику уродец получит под дых.
Щавель стоял у окна ротной канцелярии, сцепив за спиной пальцы. Взирал на уличную движуху. Всяк мужик торопился по своим делам, и только оперативнику из особой сыщицкой группы не находилось применения. Отец Мавродий не объявлялся и никак не давал о себе знать.
«К ночи активизируется?» — гадал старый лучник.
Не ведая мотивов матёрого священника-детектива и не решаясь беспокоить занятого человека, командир дисциплинированно ждал.
Шарманщик всё крутил и крутил ручку.
— Подходи, солдатик, узнай будущность, — зазывал он, отираясь у хлебного места.
С крыльца спустился Михан. Развернул плечи, расправил большими пальцами под ремнём рубаху, потопал в увольнение. Свысока глянул на шарманщика и устремился к центру в поисках развлечений. Чуть погодя на крыльце появился Жёлудь. Постоял, осматриваясь и принюхиваясь, быстро сбежал по ступенькам и широкими шагами понёсся к центру, проигнорировав гадальщика. Старый лучник отпустил сына до утра. В группу он не входил, и надобности в нём не было.
На крыльце показался Филипп. Поводил жалом из стороны в сторону. Степенно сошёл на мостовую. Подвалил к шарманщику, небрежно о чём-то перетёр. Явно не о гадании. «Какой же он высокий», — подумал Щавель. Бард отвалил и направился всё в том же направлении, к центру Мурома.
«Мёдом там намазано?» — предположил старый лучник. Шарманщик снова завёл унылую бодягу.
И хотя вечерело, старый пройдоха не сворачивал лавочку. Гонял мелодию, хрипло распевал затасканные шлягеры, будто не сумел насшибать на корм белке.
У шарманщика день и впрямь не задался. Объяснялся с городовым как свидетель убийства мальчика. Потом ждал допроса, пристёгнутый наручниками к перилам. Затем давал показания следователю, после за него взялся высокий полицейский чин, который вытряс всю душу. Весь день ушёл коту под хвост, на пользу государству. Выжатый как лимон шарманщик постарался унести ноги куда подальше, пока снова не нахватили и не заставили повторять свидетельские показания по новой.
Из-за угла, клацая подковками, вышел городовой.
— Вали отсюда, распелся, — погнал он шарманщика, для бодрячки взмахивая драчной палкой. — Запрещается петь. Нынче объявлен траур по случаю смерти генерал-губернатора.
* * *
«Можно поиск отменять, — Ерофей Пандорин осторожно переступал, стараясь не замарать начищенные сапоги в замасленной мастерской. — Надо в Инфоцентр нарочного отправить, чтобы не гоняли машины попусту. Ловкачи, проклятые. С химиком опередили, теперь и с инженером разобрались. Сколь быстро же свинья терроризма пожирает своих непутёвых детей».
Начальник муромского сыска ставил под сомнение версию причастности к делу китайской диаспоры. Опрос свидетелей по улице Стахановской показал, что стрелявший был рослым молодым человеком пролетарской наружности, по приметам здорово похожий на Павла Вагина. После задержания небезызвестной в прошлом Тоньки-Пулемётчицы начальник сыска обратил пристальное внимание на их семейку.
Однако к отверженному мастеру на все руки наведался отнюдь не чёрный пролетарий с револьвером.
«Вампир! — мурашки пробегали по снине, стоило взглянуть на возившихся с телом криминалистов. — Когда он к нам забрёл? Заговорщики ли наняли киллера из Проклятой Руси или он сам заговорщик?»
Изуродованный труп Эннио Блерио полностью исключал китайский след. Ходи ненавидели кровососов и, в случае появления признаков упыря, не успокаивались, пока не находили и не уничтожали нечисть. Рациональная нетерпимость ко всему нарушающему спокойное течение жизни было основой китайских заположняков.
— В бумагах может быть наводка, — сказал Пандорин старшему оперу. — Инженер наверняка делал заметки.
Бумаг нашлось изрядно. Наброски, схемы, чертежи с многочисленными пометками, книги по механике с записями на полях. Под кроватью отыскался дорожный сундук, в котором хранились заграничной выделки молескины, испещрённые датированными записями, правда, старыми. Инженер привык упорядочивать мысли при помощи бумаги и карандаша. Там вполне могло отыскаться что-нибудь и про вампира, а то и дать ключ к разгадке заговора. Мешало одно но. Записи были на итальянском. Оставалось найти переводчика и дать ему время на изучение наследия Блерио. Ни того, ни другого у Пандорина не было.