Наблюдавшим за этим с баррикады было трудно разглядеть, что происходило после, но шум, доносившийся до них еще некоторое время, был очень интересен.
Сержант Колон закрыл рот.
— Черт подери, сержант, — восторженно высказал он. Вдалеке разбилось стекло.
— Они вернутся, — заметил Ваймс.
— Да, но не все, — кивнул Виглет. — Отлично придумано, сержант.
Ваймс обернулся и увидел Сэма, уставившегося на него с широко раскрытыми глазами и взглядом преклонения перед героем.
— Просто удача, парень, — сказал он. — Но полезно бывает помнить маленькие трюки и не бояться запачкать свои руки.
— Но теперь мы можем победить, сержант, — произнес Сэм.
— Нет, не можем. Но мы можем откладывать проигрыш, пока не станет совсем невмочь. — Ваймс повернулся к остальным. — Так, парни, пора за работу. Мы повеселились, но рассвет не за горами.
Новости разлетелись даже прежде, чем он спустился с баррикады. В толпе слышались приветственные возгласы, а вооруженные люди принимали несколько важный вид. Мы показали им, а? Им не понравился вкус холодной стали, этим… э… другим жителям Анк-Морпорка! Мы им покажем, а?
И все, что было нужно для этого, — это несколько клиньев, свежий имбирь и огромная удача. Во второй раз это не сработает.
А может, этого и не понадобится. Он помнил, как услышал об убийстве. Все это было очень странно. Ветруна убили в комнате, полной людей, и никто ничего не заметил. Предполагали, что замешана магия, но волшебники это горячо отрицали. Кое-кто из историков считал, что это случилось из-за того, что солдат из дворца отослали на атаку баррикады, но это ничего не объясняло. Любой, кто может убить человека в ярко освещенной комнате, полной людей, уж точно не посчитает каких-то стражников в темноте препятствием…
Разумеется, когда Капканс стал патрицием, никто очень уж не пытался установить все факты. Люди говорили что-то вроде «скорее всего, мы никогда не узнаем правды», что, по мнению Ваймса, означало «я знаю, или думаю, что знаю правду, и чертовски надеюсь, что она не всплывет наружу, потому что сейчас все идет так гладко».
Что если мы не проиграем?
Киль не уничтожал Большую Мэри. В другом настоящем ее не было. Солдаты не настолько глупы, чтобы использовать ее. Она хороша для решения местных конфликтов, устроенных гражданскими, но против надежной обороны, которой руководят профессионалы, она становилась просто игрушкой. Теперь же она сломалась, и нападающим предстояло быстро придумать новый план, а время шло…
Что если мы не проиграем?
Все, что им нужно, это продержаться. У людей наверху очень короткая память. Ветрун скончался таинственным образом, да здравствует лорд Капканс! И все повстанцы вдруг становятся верными борцами за свободу. И семь пустых могил на кладбище…
Сможет ли он вернуться? Предположим, что Мадам права, и ему предложат пост командора, не в виде взятки, но потому что он его заслужил? Это же изменит историю!
Он вытащил портсигар и уставился на надпись.
Так, посмотрим, думал он… если я не встречу Сибиллу, мы не поженимся, и она не купит его мне, так что я не смогу его видеть…
Он уставился на гравировку, практически желая, чтобы она исчезла. Этого не произошло.
С другой стороны, тот старый монах сказал, что все, что бы ни случилось, остается случившимся. И теперь он представил Сибиллу и Моркоу, и Детрита, и всех остальных, застывших на мгновение, у которого никогда не будет следующего мгновения.
Он хотел вернуться домой. Он так сильно желал этого, что от мысли его бросало в дрожь. Но если ценою было предать тьме хороших людей, если ценой было заполнить те могилы, если ценой было не применять в сражении все те приемы, которые он знал… тогда она была слишком высока.
Это было даже не решение, он знал. Это происходило много глубже тех областей мозга, которые принимают решения. Это было что-то, заложенное в самой основе. Не было такой вселенной, вообще не было, где Сэм Ваймс мог проделать подобное, потому что иначе он перестал бы быть Сэмом Ваймсом.
Надпись на серебряной поверхности осталась, но теперь была размыта капающими слезами. Слезами злости, в основном, на себя самого. Он не мог ничего поделать. Он не покупал билет и уж точно не хотел ехать, но теперь он здесь и не сможет сойти до самого конца поездки.
Что еще говорил тот монах? История сама находит свой путь? Что ж, тогда ей придется придумать что-нибудь хорошее, потому что теперь она противостоит Сэму Ваймсу.
Он поднял взгляд и увидел юного Сэма, смотрящего на него.
— Вы в порядке, сержант?
— Вполне, вполне.
— Только вы просто сидели там минут двадцать и смотрели на свои сигары.
Ваймс закашлял, убрал портсигар и взял себя в руки.
— В предвкушении — половина наслаждения, — произнес он.
Ночь подходила к концу. Были новости от баррикад на мостах и у ворот. Произошло несколько стычек, больше чтобы проверить силу защитников, нежели чтобы пробить брешь. Дезертиров становилось еще больше.
Одной из причин дезертирства было то, что люди с практическим умом начинали понимать складывающуюся экономическую ситуацию. Республике Улицы Паточной Шахты не хватало важных зданий города, которые должны захватывать обычные повстанцы. Не было никаких государственных учреждений и банков, только несколько храмов. Здесь не было практически никаких важных городских структур.
Тут находились лишь совершенно незначительные объекты. Весь скотобойный округ, и масляной рынок, и сырный рынок. Здесь были табачные фабрики и свечные заводики, и большая часть фруктовых и овощных складов и хранилищ зерна и муки. А это означало, что, хотя республике и не хватало важных вещей вроде правительства, банковских структур и возможности спасения души, она была вполне обеспечена скучными, повседневными вещами, вроде еды и питья.
Люди согласны ждать спасения довольно долго, но предпочитают обедать в срок.
— Подарочек от наших парней у Толкотни, сержант, — раздался голос Диккинса с подъехавшего фургона. — Они сказали, что иначе все протухнет. Мне отправить его на полевую кухню?
— Что там? — спросил Ваймс.
— В основном вырезка, — ухмыльнулся старый сержант. — Но я именем революции скоммуниздил мешок лука! — Он заметил, как изменилось лицо Ваймса. — Нет, сержант, человек просто отдал его мне, вот и все. Он сказал, их есть нужно.
— А что я говорил? В Народной Республике любой обед станет пиршеством! — подошел к ним Редж. Он так и не расстался со своим планшетом; подобные люди никогда не выпускают его из рук. — Сержант, не могли бы вы отвезти фургон к официальному складу?
— Какому складу?
Редж вздохнул.
— Вся провизия должна поступать на общий склад, а потом распределяться по моему приказу согласно…
— Мистер Башмак, — перебил его Диккинс, — следом за мной везут тележку с пятью сотнями цыплят и еще одну, полную яиц. Их некуда девать, понимаете? Мясники уже заполнили все холодильные камеры и коптильни, так что единственное, куда мы можем убрать все, так это в наши желудки. И мне нет особого дела до ваших приказов.
— Именем Республики я… — начал Редж, но Ваймс положил ему руку на плечо.
— Займитесь делом, сержант, — кивнул он Диккинсу. — На два слова, Редж?
— Это арест? — неуверенно спросил Редж, вцепившись в планшет.
— Нет, дело просто в том, что мы в осаде, Редж. Сейчас не время. Позволь сержанту Диккинсу разобраться с этим. Он порядочный человек, просто не слишком-то любит планшеты.
— Но что если о ком-нибудь забудут? — не сдавался Редж.
— У нас достаточно продуктов, чтобы каждый объелся до смерти, Редж.
Редж Башмак, казалось, был разочарован, будто бы такое положение дел было менее приятным, чем тщательно рассчитанная выдача пайков.
— Но знаешь что, — продолжил Ваймс. — Если так пойдет и дальше, то провизия будет поступать в город через другие ворота. У нас закончатся припасы. Вот тогда-то нам и пригодятся твои организаторские способности.
— Вы хотите сказать, что начнется голод? — уточнил Редж, и в его глазах блеснула искорка надежды.
— Если и нет, Редж, то, я уверен, ты сможешь его организовать, — ответил Ваймс и вдруг понял, что это было уже слишком. Редж был глуповат лишь в определенных вопросах, а сейчас он выглядел так, будто вот-вот разрыдается.
— Я просто думал, что важно быть честным… — начал он.
— Да, Редж. Я знаю. Но всему свое время и свое место, понимаешь? Может, чтобы построить новый лучший мир, стоит выдернуть несколько сорняков в этом? А теперь, иди. А ты, младший констебль Ваймс, ему поможешь.
Ваймс взобрался обратно на баррикаду. Город снова погрузился во тьму, если не считать редких лучиков света из закрытых окон. По сравнению с этим, улицы Республики были как будто в огне.
Через несколько часов в городе откроются магазины, ожидающие свои товары, а их не будет. Этого правительство не потерпит. Такой город, как Анк-Морпорк, даже в лучшие времена был всего лишь в двух часах после обеда от хаоса.
