— Это неправильно, экселенс.
— Но это честно. — Бегемот еле заметно шевельнул когтистой лапой, и молодые актёры мгновенно покинули кабинет. — Я понимаю тебя… Каждый такой шаг оставляет выжженный след в душе. Может быть, когда-нибудь в ней вообще не останется живого места. А быть может, на пепле прежних иллюзий вырастут новые диковинные цветы…
— А если бы я погиб? Вы предполагали такое развитие событий?
— Да, — подумав, ответил он. — Согласись, я ведь не ангел-хранитель, чтобы, опекая, беречь тебя от всех шишек. Рано или поздно произойдёт необратимое и… Вечность очень располагает к философии. Я искренне горжусь тобой, мой мальчик, но пора взрослеть.
— Какую роль во всей этой истории играли вы?
— Я? — Верховный демон изумлённо всплеснул лапами, отчего его праздничный колпак съехал набок, придавая коту ещё более потешный вид. — Я всего лишь сторонний наблюдатель! Ну, поразвлёкся немного, поиграл, пошалил… что дурного?! Разве где-нибудь, хоть раз по ходу действия, мелькнул мой чёрный хвост?
— Вообще-то да. Было несколько таинственных совпадений.
— Ничего не знаю! Если я кому чего и мурлыкнул на ушко, то никто ничего и не видел. Требую защиты прав свидетелей и соблюдения презумпции невиновности! Кстати, ничего, что я забрал назад свою книжку?
— Всё в порядке, — отмахнулся я. — Мы все успели её прочитать.
— Ты загляни ко мне на неделе, я хотел бы пригласить вас с Сабриной на ужин в «Подкову». Интересное местечко, много знакомых, мне понравилось.
— Мы постараемся, экселенс.
— И будь добр, передай своей подруге мои глубокие соболезнования по поводу скоропостижной гибели её любимца. Барон уже сидел у меня в глотке со своим дутым высокомерием, а пророчества как-никак надо исполнять. Я очень сожалею, но, быть может, сумею загладить свою вину чем-то конкретным…
Я поклонился, зная, что он слов на ветер не бросает. Бегемот важно потянулся, кивнул, топорща позолоченные усы, и помахал мне на прощанье «Пластилином колец».
Хэлен стояла у секретарского стола в самой откровенной позе. Короткая кожаная юбка соблазнительно обтягивала бёдра, обширная грудь рвалась на волю, и пуговки прозрачной блузки были как никогда близки к позорному бегству.
— Не спеши, пожалуйста, — густым и страстным голосом попросила она. — Я хотела извиниться за прошлый раз…
— Не стоит, это только моя вина.
— Нет, нет… надеюсь, ты не очень обиделся? И ещё я хотела спросить: а сейчас у тебя нет там… чего-то большого, сладкого, что так и просится ко мне в…
Я рванул наверх со всей скоростью, на которую только был способен. Вслед неслись урчащие раскаты хохота моего вездесущего шефа…
Когда выпрыгивал из туалета, на ходу вытирая пот со лба, то сразу обратил внимание на тишину в доме. Ожидаемых криков, ругани, слез, объяснений или проклятий слышно не было. Ревнивая вамп и впечатлительная охотница мирно спали на широкой кровати едва ли не в обнимку, как любящие сестры. Щёки у обеих были мокрыми, но в комнате разливалась такая светлая аура, что будить их ради каких-то расспросов казалось бессмысленно жестоким.
Я прошёл на кухню и выглянул в окно. Рядом с детской площадкой стоял скромный тёмно-вишнёвый «феррари» — близнец сгоревшего автомобиля. Надеюсь, Сабрина сумеет привыкнуть к новому питомцу…
Мы провожали Еву на московский поезд, а уже из столицы она поедет домой. «Лотос» отправляется в двенадцать ночи. Капрал на вокзал не пошёл, у него аллергия на расставания. Говорили мало, все слова были давно сказаны. На прощанье она сунула мне в руку один из своих серебряных антивампирских амулетов, ещё раз просила передать привет Еноту и долго махала нам из-за вагонного стекла. Я знал, что никогда не смогу её забыть и вряд ли когда увижу.
— Она вернётся?
— Нет.
— Вернётся… Дэн, она уже не сможет жить вдали от тебя.
— Я не…
— Ничего не говори… — Холодный пальчик Сабрины на миг требовательно прижался к моим губам. — Давай позволим жизни складываться так, как ей вздумается. Мы с тобой не положительные герои…
— Скорее отрицательные, — кивнул я. — Но как ты можешь?..
— Глупый, я же люблю тебя! А значит, хочу, чтобы ты был счастлив. Пусть она вернётся… Но только не этой ночью!
Я подхватил её на руки, покрывая любимое лицо восторженными поцелуями.
— Потому что этой ночью ты — только мой! И завтра тоже, и послезавтра, и послепослезавтра, и…
Это надолго, можете мне поверить. Тёмно-вишнёвый «феррари», нетерпеливо переминаясь, ждал нас на стоянке. Над Астраханью горели самые тёплые звёзды.
Возвращайся, Ева…
Игорь Черный
АСТРАХАНСКИЕ ВЕЧЕРА, ИЛИ РУССКИЙ ДРАКУЛА
И сему провидению препоручаю я вас, дети мои, и заклинаю: остерегайтесь выходить на болото в ночное время, когда силы зла властвуют безраздельно.
А. К. Дойл. Собака Баскервилей
У многих российских городов были свои певцы. Больше всего повезло в этом отношении Москве и Петербургу. Еще бы, ведь о них писали Ломоносов и Державин, Пушкин и Гоголь, Достоевский и Толстой, Андрей Белый и Мережковский, Булгаков и Пастернак. А как быть малым городам и городишкам, в которых жизнь на первый взгляд не бьет ключом, однако же и не застаивается болотом? Это уж как пофартит. Например, как Пензе с Загоскиным, Рязани с Есениным или Вологде с Рубцовым.
Без преувеличения можно сказать, что Астрахани повезло, так как в ней живет и работает во славу родного города фантаст Андрей Белянин. Уже в первых своих книгах — трилогии о Мече Без Имени, принесшей автору небывало шумный успех, — своего главного героя писатель сделал астраханцем. Перед нами предстает полусонный провинциальный (хоть и губернский) город, разморенный южным солнцем. Ленивое, размеренное течение жизни, которое, казалось бы, ничем не выбить из привычного русла. И вот рождается Герой — лорд Скиминок, и начинаются чудеса. Легко узнаваемы астраханские реалии в романах «Моя жена— ведьма» и «Рыжий рыцарь». Воистину: «Нет другого такого фантастического города, кроме Астрахани, и Белянин пророк его».
Итак, снова Астрахань. Но на этот раз уже не фэнтезийно-юмористическая, а, так сказать, «готическая». Потому что речь в романе «Вкус вампира» идет не о заблудившемся средневековом рыцаре или приключениях странного семейства поэта, у которого жена — ведьма, а о существах жутких и зловещих. Которые боятся чеснока, святой воды, распятия и дневного света. Ну заодно не отражаются в зеркалах и практически не стареют. Город зловещий, город кошмарный. Вампиры и оборотни притаились здесь за каждым кустом, окопались почти в каждом госучреждении и частном предприятии. Картина, достойная кисти Босха и пера Гоголя. Привычный для читателя белянинский легкий юмор, переходящий в иронию, заменяется в новом романе фантаста гротеском и едким шаржем.
Во «Вкусе вампира» сосуществуют как бы две Астрахани: дневная и вечерне-ночная. Первая — это привычный и знакомый нам южный город, в котором смешались многие национальности. Веротерпимый, приветливый, немножечко ленивый и сонный. Идиллия, да и только. Едва же на Астрахань начинают спускаться вечерние сумерки, город преображается. Он становится огромным беспощадным хищником, которому не до сантиментов. Тут нужно держать ухо востро. Стоит зазеваться, и достанешься на обед какому-нибудь оборотню или вампиру.
Подобная поэтика вполне в традициях классической русской литературы, особенно романтической. Вспомним бессмертные «Вечера на хуторе близ Диканьки» Гоголя. Или менее известные теперь, но в свое время жутко популярные «Двойник, или Мои вечера в Малороссии» Антония Погорельского и «Вечер на Хопре» Загоскина. Сборники «жутких» новелл, действие которых разворачивается преимущественно вечером или ночью. Заброшенные замки, таинственные происшествия, загадочные существа, проникающие в нашу действительность из потустороннего мира и пытающиеся погубить героев. В романе Белянина все это тоже имеется. Однако это всего лишь одна из плоскостей книги, причем не главная.
Писатель продолжает расставлять литературные маячки, обозначая тот фарватер, по которому он намерен двигаться. Кроме Гоголя упоминаются также Брем Стокер и Булгаков. Насчет первого и последнего все понятно. Это те авторы, которых Андрей Белянин считает своими Учителями. Он с трепетом и благоговением относится к их памяти и творческому наследию. У Гоголя писатель учится фантастическому мировидению, умению взглянуть на вещи обыденные через призму юмора. Булгаков же дал образец городской фэнтези. Той жанровой разновидности, к которой тяготеет в последнее время Белянин. Мы бы назвали здесь еще одного автора, творчество которого лежит в том же литературном пространстве. Это Владимир Орлов с его «Альтистом Даниловым» и «Аптекарем».
А что же Стокер? Ну, здесь-то, кажется, все понятно. Его роман «Дракула» стал родоначальником целого направления в мировой культуре. Книги, фильмы, комиксы и даже «партии» и клубы вампиров. Это только вершина айсберга. Следует более пристально вглядеться в стокеровское детище, как это сделал Белянин. Ведь ирландский писатель дал поистине новаторскую концепцию фольклорно-литературного образа. Если посмотреть на предшественников графа Дракулы, то сразу же бросается в глаза их, как бы это сказать, низменно-приземленный характер. Фольклорные вампиры, упыри и вурдалаки — это жутковатые, но довольно глупые существа, обитающие в норах и подземельях, восстающие из могил и тривиально сосущие кровь у зазевавшихся жертв. Персонаж Брема Стокера не таков. Влад Дракула — воплощенное страдание, глубоко несчастный, думающий и чувствующий герой-интеллектуал. Причем влюбленный. Невероятно! Ведь по законам вампир не способен ни к плотской, ни тем более к духовной любви. Весь «смысл» его существования сводится к поиску очередного глотка человеческой крови. Какая там любовь? И вдруг такая колоссальная страсть, пронесенная нежитью через много веков и с неожиданной силой вспыхнувшая вновь. Вот оно, то рациональное зерно, которое вынес из «Дракулы» Белянин. Влюбленный, нетипичный вампир. Существо, выломившееся за привычные рамки поведения, сформированные и освященные вековой традицией. К тому же «Дракула», как и «Мастер и Маргарита», несомненно, городской роман.
