знаю, как к подобному относиться. Не думал, что доживу до дня, когда за меня будет заступаться человек, — он переходит на насмешливый тон, но глаза его остаются серьёзны. — Ты правда переломала бы дикарке ноги?
— Тебя сейчас только это волнует? — сержусь. — Как твоё самочувствие? Ты дойдёшь до башни?
— Всё будет в порядке. Пойдём, — хмыкает Шейн, забирая руку. — Ты же сама хотела для этих людей второй шанс. Хоть бы для вида порадуйся.
Он разворачивается и шагает вдоль скал. Я спешу следом. Некоторое время мы идём в гнетущем молчании.
Меня точит вина, я то и дело смотрю на чёрные языки болезни. Они ещё не добрались до лица, но состояние около критическое. Ещё немного и дракон снова впадёт в болезненный ступор.
— Шейн, — с тревогой зову я. — Скажи, чем тебе грозит судьба девочки? Я могу тебе помочь?
— Волнуешься за меня?
— Конечно! Я ведь твой лекарь.
— Только поэтому? — спрашивает Шейн. Я не вижу его лица, но мне чудится в интонации ухмылка сквозь боль. Упрямый дракон и не думает остановиться, чтобы хоть что-то сделать со своей болезнью.
— Нет, не только! — сержусь я. — Почему ты такой! Почему ничего не объясняешь?!
В моём голосе звучит отчаяние. Чувство такое, словно об стену головой бьюсь. Вина терзает сердце, точно голодная собака кость. Я рада, что удалось дать маленькой дикарке второй шанс, но… но...
Неожиданно Шейн отвечает:
— Судьба дикарки действует на меня так же, как и на неё.
— То есть… толкает на убийство?
— Да. Нашёптывает, уговаривает поддаться, — он касается своего виска. — Прямо вот здесь. Иной раз не слышу мыслей. Но моей воли с запасом хватит, чтобы этому зову противостоять.
— А если бы удалось забрать вторую такую же судьбу? Тогда ты смог бы сопротивляться?
— Думаю, да, — с заминкой отвечает дракон.
— Думаешь?
— Уверен, — исправляется Шейн. — А что касается этой судьбы… доберусь до дома и выжгу её.
— Выжгу, — повторяю я. Слово неприятно щиплет язык. Даже звучит болезненно. Что Шейн вкладывает в это подозрительное “выжгу”?
— А сейчас дай мне немного прийти в себя, — тихо говорит дракон, снова прижимая пальцы к своему правому виску, с силой проминая кожу. — Ты так много болтаешь, что невозможно сосредоточиться.
“Сосредоточиться на чём? На том, чтобы не оторвать мне голову?” — шепчут мысли. Это что же получается, своей просьбой забрать судьбу, я сделала из Шейна жаждущего крови маньяка? Дракона-маньяка, если быть точной… Но, похоже, Шейн и правда держит судьбу под контролем.
Следующие несколько часов мы идём молча. Я обдумываю собственные ошибки и странное поведение дракона. Ведь он не хотел забирать судьбу, но согласился. Ради кого? Уж точно не ради моего прощения.
Думаю, Шейн не такой, каким хочет казаться. У него живое сердце и яркие чувства, пусть он и прячет их за ехидством и холодом. Мне стоит помнить об этом, и в следующий раз, когда он закроется в ледяную броню, не кидаться с обвинениями, а подумать, почему он ведёт себя именно так.
Наконец, впереди начинает маячить сторожевая башня. У меня открывается второе дыхание, я ускоряю шаг. Строение чем-то напоминает маяк, разве что стены слишком гладкие, будто сделаны из начищенного металла. Но самое удивительное, что вокруг башни растёт сочная зелёная трава, какую мы ни разу не встретили, пока шли по мёртвым землям.
— Башня окружена особым барьером, — объясняет Шейн, замечая в моём взгляде вопрос. — Внутри установлен мощный артефакт старого времени. Он нейтрализует магические помехи, а также отгоняет дикарей, внушая им ужас. Чувствуешь признаки страха?
— Нет, вроде.
— Хорошо. На людей с запасом магии действовать не должно. Но на всякий случай возьми меня за руку.
Я беру протянутую ладонь. Шейн улыбается уголками рта, обхватывает мою кисть, пальцами пробирается между моих пальцев. У меня в животе скручивается горячий жгут.
Держась за руки, мы подходим к Сторожевой башне, ступаем на траву. Зелёные стебли пригибаются под ботинками. Шейн что-то шепчет и на гладкой поверхности проявляется прорезь двери.
Мы проходим внутрь.
“Добрались”, — облегчённо выдыхаю я.
Внутри башня куда просторнее, чем казалась снаружи. Обстановка аскетическая: голые стены, каменный пол, узкие окна, больше похожие на бойницы. Воздух спёртый, словно помещение не проветривали десяток лет. Вероятно, так оно и было.
Первый этаж оборудован под медицинскую комнату. Шкафы забиты склянками, бинтами и коробками, всё покрыто толстым слоем пыли.
Я чувствую, как напряжение отпускает моё сердце. Мы справились. Выбрались! Всё позади.
Столько всего произошло всего за два дня. Мой мир перевернулся с ног на голову, и сколько ни пытаюсь, никак не получается вернуть его обратно.
В сознании вертится калейдоскоп воспоминаний: портал, дикари, близкая смерть, спасение… Жуткий монстр похожий на сороконожку, ночь в пещере, приказ спать… легенды о Посланниках и абсолютной искре, спасённая от судьбы девочка, кричащая Виола… И всюду словно шёпот листвы: Шейн-Шейн-Шейн.
Мысли мечутся в голове рваными обрывками, в груди так много чувств, что я теряюсь в них, слово в глухом лесу.
Пока тону в раздумьях, Шейн широким шагом подходит к шкафу. Распахнув дверцу, пробегается пальцами по этикеткам, берёт одну из склянок. Откупоривает резиновую крышку и рывком вливает в себя содержимое — густую зелёную жидкость с пузырьками.
В воздухе разливается травяной запах. Шейн вытирает рот и сцепляет зубы. Крылья за его спиной сначала подёргиваются дымкой, а потом исчезают, словно мираж.
— Наконец-то, — бормочет дракон, с явным наслаждением потягиваясь в разные стороны. Он ведёт лопатками, разминает плечи. Тугие мышцы перекатываются под бледной кожей. Он словно тигр в человечьем обличии — тягучий и сильный, совершенный в своей красоте.
— Что было в склянке? — спрашиваю, а сама отвожу взгляд. Мне становится так жарко, что невольно оттягиваю воротник.
— Лекарство для срочной стабилизации магии.
— Значит, ты снова можешь без опасений использовать силу?
— Вскоре смогу, — уклончиво отвечает Шейн.
Пройдясь до соседней стены, дракон достаёт из углового шкафа одежду. Натягивает белую рубашку, а сверху накидывает плащ с глубоким капюшоном.
— На, примерь, — говорит он и кидает мне ещё один такой же.
Я ловлю, а затем надеваю. Плащ велик, я тону в нём словно ребёнок в отцовской куртке.
— В этих нарядах мы похожи на воров из подворотни,
