Юрий Михайлович перестал кивать модным ботинком и закивал головой: – Не скрою, господин Дальский, вы меня весьма и весьма заинтересовали. А название партии не кажется вам излишне шутовским: «социал-монархическая» – звучит как-то странно.
– Без «социал» сейчас никак нельзя, – горестно вздохнул Попрыщенко. – Народ не поймёт.
– Пожалуй, – согласился Юрий Михайлович. – Определённый смысл в этом есть. – Главное – привлечь внимание, – сказал Брылин. – А название можно поменять.
Юрий Михайлович умел держать паузу и такую длинную, что, казалось, зазвенели развешанные по стенам зеркала. У Попрыщенко от напряжённого ожидания побагровела шея. Решалась судьба Отечества – шутка сказать.
– Кое-какие деньги я вам выделю, – негромко, но веско произнёс Юрий Михайлович, – А всё остальное будет зависеть от вас, господа.
– Даст бог, прорвёмся, – со свистом выдохнул Попрыщенко.
Отъезжали от гостеприимного дома не менее торжественно, чем подъезжали. Дальский, как истинный профессионал, считал, что спектакль, удачен он или неудачен, нужно доигрывать до конца. Лихо щёлкали лакированными сапогами гвардейцы. Белозубо улыбалась секретарша Катюша. Игнатий Львович здорово прибавил в солидности после успешно проведённой финансовой операции и уже не рвался сам открывать двери бывшего обкомовского лимузина. Люди росли прямо на глазах, обретая уверенность бывалых актёров.
– Газета нужна, – сказал Брылин. – Сейчас без прессы никуда. – Редактора надо найти грамотного, – кивнул головой Дальский. – А Виталька Сократов? Чем тебе не редактор.
– Так он же либерал! – возмутился Попрыщенко. – Какой там ещё либерал, – всплеснул руками Брылин. – Монархист с дореволюционным стажем. Его при слове «масон» тошнит.
– Виталька подойдёт, – согласился Дальский. – Дело знает. А этот ваш Заслав-Залесский случайно не из дворян?
– А как же, – подтвердил Попрыщенко. – Дед из князей был. – Визитные карточки ему надо заказать, чтобы всё честь по чести и золотыми буквами. На заграницу выходить будем. Нам только международных скандалов не хватало.
– Сделаем, – сказал Брылин, к большому неудовольствию прижимистого прораба.
Виталий Сократов был задумчив и сосредоточен. Дальский, оглядывая между делом поцарапанные стены, его не торопил. Что ни говори, а у Виталия было имя в местной прессе и какое-никакое, но своё место в либеральном бомонде. И вот так разом поменять свои привычки, политические убеждения и пристрастия было не так-то просто. Сам Дальский своим безумным проектом неожиданно увлёкся, что, кстати говоря, случалось с ним и раньше. Отличительная черта нашей интеллигенции вовсе не в том, что она говорит глупости – глупости говорят все, и даже не в том, что она в эти глупости верит – не верит, но, даже не веря, она всё-таки претворяет их в жизнь. Дальский нисколько не сомневался, что его затея бредовая, но это не охлаждало его пыл, а уж скорее наоборот. Причём делал он это практически бескорыстно, не рассчитывая на дивиденды в будущем, – его увлекал сам процесс.
– Задал ты мне задачку, Сергей Васильевич, – прищёлкнул языком Сократов. – Что ж тебе теперь засыхать в демократах.
– Сомнительно, чтобы монархическая идея вдруг овладела массами. – А она не просто монархическая – она социал-монархическая.
Виталий засмеялся – попытка скрещивания социализма с монархизмом показалась ему забавной. Хотя, если рассуждать здраво и непредвзято, что же тут в сущности такого уж невероятного, если говорить не об идеях, а об образе жизни верхов и низов в обозримые периоды нашей истории? Театр. Есть, что ни говори в словах Дальского своя сермяжная правда. Кто ныне смотрит в суть явления, всем красивую упаковку подавай.
– Монархия под красными знамёнами? – А почему нет, – пожал плечами Дальский. – Кумач очень хорошо смотрится на наших сереньких улицах.
– Когда скрещивают ужа с ежом, знаешь, что получается? – До скрещивания ещё далеко. А пока у нас есть возможность слегка приукрасить убогую жизнь.
– Боюсь, что у тебя грошей не хватит, уважаемый Сергей Васильевич. – Всё зависит от того, как поставим спектакль. Театру одного актера никто, разумеется, денег не даст.
– Уж больно твой Игнатий Львович личность невыразительная. – Тем больше серьёзных и честолюбивых политиков постараются к нему примкнуть, в надежде исполнить столь любезную русскому сердцу роль серого кардинала. Берёшься за газету?
– Газету сделаем, – кивнул головой Сократов, – были бы деньги.
Войдя в раж, монархисты совершили ещё несколько визитов к солидным людям. Брылин раздобыл таки казаков и что уж совсем невероятно даже на лошадях. Правда, не полусотню, как мечталось Дальскому, а всего лишь десяток, но и это внесло такую свежую струю в спектакль, что милиция стала отдавать честь проезжающему кортежу. И вообще стражи порядка проявляли удивлявшую Дальского расторопность. То ли обкомовский лимузин на них так действовал, то ли монархическая идея стала прорастать в душах этих бесспорно лучших представителей народа, но ни о каких штрафах по поводу проезда в неположенных местах и речи не было. Кони были взяты Брылиным напрокат на ипподроме, казаки были настоящие в роскошных черкесках с серебряными газырями и в бараньих папахах, сдвинутых на самые глаза.
Надо сказать, что горожанам нововведение понравилось и неизменно собирало многочисленные толпы зевак, глазевших на монархическое представление. Штабс-капитан Витёк со товарищи уже настолько свыклись с мундирами и золотыми погонами, что без зазрения совести начали покрикивать на толпу и даже без тяжких для себя последствий, И вообще монархическая гвардия, к удивлению Дальского, разрасталась и уже без всякого его участия. Где Брылин набрал столько мундиров, в какую копеечку ему это влетело, оставалось тайною за семью печатями, но, тем не менее, гвардейцы всё больше становились неотделимой частью городского пейзажа, и насчитывалось их уже никак не меньше полусотни. – Заинтересовалась молодёжь, – потирал руки прораб-монархист Попрыщенко.
Заинтересовались и люди солидные: партия социал-монархистов стремительно разрасталась и насчитывала в своих сплочённых рядах уж не менее пятисот человек. Брылин отчаянно интриговал в ближайшем дворце культуры металлургов, склоняя его руководстве к сожительству с монархистами. Обнищавшие за годы реформ металлурги отчаянно отбивались от классово чуждого элемента, но, в конце концов, сдались под тяжестью Брылинских аргументов, подкреплённых к тому же солидной арендной платой.
Дворец металлургов тут же перекрестили в дворец князя Меншикова, и все протесты директора цитадели металлургов Василия Денисовича Мелешкина по поводу того, что светлейший в этом дворце никогда не останавливался, поскольку здание было построено в тридцатые годы двадцатого столетия, натыкались на железное Брылинское «ну и что».
Василий Денисович кинулся было к Дальскому, но понимания не встретил: – Народ любит мифы, господин Мелешкин, и вы, как заслуженный работник культуры, должны это понимать.
Не то что бы Мелешкин понял, но смирился с неизбежным и стал даже проявлять некоторый интерес к монархической идее. Да и трудно его не проявить, если во дворе у и тебя ржут казачьи кони есаула Мишки Бунчука, а по затоптанному паркету скользят чугунными статуэтками гвардейцы штабс-капитана Витька Маркова.
Князь Антон Павлович Заслав-Залесский, весьма поначалу критически воспринимавший затеи Дальского, перебравшись из полуподвала во дворец Меньшикова, обрел, наконец, необходимую министру иностранных дел величавость и уверенность в собственных силах. По дворцу замелькали какие-то уж совсем немыслимые иностранцы, озабоченные судьбами европейских монархий, и, самое смешное, эти люди давали деньги, небольшие, правда, но вполне достаточные, чтобы оправдать их присутствие подле воздвигаемого трона.
Виталий Сократов совершенно напрасно беспокоился по поводу денег на газету – деньги хоть и не полноводной рекой, но бодреньким ручейком потекли в монархическую кассу. Хватало не только на газету, тираж которой стремительно рос стараниями Сократова, но и на время в местном телеэфире, куда в последнее время зачастили лидеры партии, раздражая Дальского не продуманностью своих речей. Пришлось провести серьёзную разъяснительную работу по поводу того, что партия это не проходной двор, а серьезная организация, с судьбоносными целями и задачами, и превращать партийную кассу в кормушку для непомерно раздутых самолюбий Дальский не собирается. Игнатию Львовичу было поставлено на вид за плохую партийную дисциплину: разболтался народ при демократии, никакого уважения к авторитету и порядку. Если так пойдёт и дальше, то социал-монархисты развалятся на глазах изумлённой публики как десятки других партий, погубленных чрезмерной амбициозностью своих вождей. Пора уже кончать с этим демократическим уклоном – централизация и ещё раз централизация.
