Вот подпевала!
Я сердито зыркнула в его сторону, и он тотчас истаял. Правда, звон не прекратился.
— Будет тебе, Элеонора! — Тетя обошла стол и прижала меня к своему большому мягкому телу. — Отстань от бедного ребенка. Она сейчас сама все вспомнит. Правда, лапочка?
Ой-ой, нашли наивную! А то мы ни разу не развлекались игрой «плохой и хороший инквизитор».
Если бы не набитый рот, я захохотала бы в голос. А так, прикрывшись ладонью, просто издевательски захрюкала.
Тетушка, насупившись, вернулась обратно на свою табуретку.
— Вот как ты воспитала свою дочь, Эсме, — пробурчала она. — Никакого уважения к старшим.
Мама перегнулась через стол и погладила меня по голове:
— Хорошая у меня дочка. Посмотрите, какая славная выросла. Кто ж теперь догадается, что в детстве она была грозой мальчишек. Младшего Вуда, помнится, палкой так отдубасила — неделю в школу стеснялся ходить.
Я аж подпрыгнула на месте. Ложка возмущенно тренькнула в почти пустой тарелке.
— Он первый начал! Порвал Хэлен Найтингейл платье и… — Я осеклась, глядя на подозрительно воодушевленные лица.
Язык мой — та еще вражина.
И что самое страшное, я вспомнила-таки дядю Берни. Почтенного Бернарда Спэрроу. Кажется, двоюродная бабка Хэлен приходилась ему свояченицей, а его самого за свою сознательную жизнь я видела раз пять, не больше. Причем последний — в нежном двенадцатилетнем возрасте, еще до инициации.
— Вспомнила, солнышко?
Мой мрачный кивок осветил лица родственниц улыбками.
Адовы псы прореди нашу многочисленную родню, особенно ту, что готова «в скорбные времена оказать благотворительность бедным благородным женщинам, живущим без крепкой мужской поддержки»!
— Вы мне обещали, что прошлый раз будет последним.
Бабушка скрестила руки на груди:
— Сейчас не до твоих капризов, Эла. Тут совершенно особый случай.
Раз от раза у нас случаи все особеннее и особеннее.
— Так что там стряслось у старины Берни? — преувеличенно бодрым голосом поинтересовалась я. — Дела сердечные? Происки конкурентов? Или проблемы со здоровьем от прицельно наведенного сглаза?
— Создатель с тобой, лапушка, не напророчь! Бернард вполне благополучен. Да еще внука ждет. — Тетя развернулась к бабушке: — Не помнишь, Элеонора, Мисси когда разродиться должна? К Самхайну?[1]
— Я-то почему должна такую чепуху помнить! — передернула плечами Ба. — Ты у нас теперь по роженицам главный специалист в округе. Меня нынче зовут разве что ревматизм поглядеть, младенцев не доверяют.
Моим надеждам, что сейчас начнется выяснение отношений на тему, чьи зелья забористее, помело длиннее и соответственно авторитет больше, к сожалению, не суждено было сбыться. Мама махнула рукой. Бутылка с остатками молока тотчас убралась в холодильник. Стакан вслед за остальной грязной посудой с разухабистым бренчанием нырнул в наполненную водой раковину, привлекая всеобщее внимание.
— Не повезло Бернарду с зятем, солнышко, — внесла ясность тетушка, пытаясь свести с забрызганного передника жирные пятна,/ Чудит парень в последнее время. Задерживается допоздна после работы, амулеты непонятные домой таскает. Мисси переживает. Знаешь, как беременным вредны волнения, душенька! Ты просто обязана помочь. Надо избавить девочку от неизвестности.
Ой, не скажите. Судя по моему опыту, как раз от многих знаний — многие беды. Увы, любопытство губит не только кошек.
Не к ночи будут помянуты эти коварные твари!
Бабушка поднялась из-за стола.
— Ну, хватит болтовни на сегодня, Элспет. По дороге расскажешь. Эле собираться пора, а у меня «Чрезвычайные происшествия» через пятнадцать минут начинаются.
И прежде чем испариться из кухни, она строго посмотрела на меня:
— Гляди мне, Элка! Приведешь в дом вот такого же обалдуя — он быстро составит компанию Моррису.
Ой, напугала!
— Да если и приведу, такого придурка хоть не жалко будет!
Оставшиеся в кухне мама и тетя наградили меня одинаково укоризненными взглядами.
Держите волшебный кошель шире — так и нашелся дурак, который польстится на меня вкупе с моей своеобразной родней и целой коллекцией родовых проклятий!..
Рассохшиеся ступеньки лестницы, что вела в мансарду, нещадно скрипели под моими усталыми ногами. Моррис летел следом и чересчур жизнерадостно, на мой вкус, бренчал «Колокольчики звенят…», отчего мне становилось еще мерзостнее. Я пробовала кидаться в него тапками, но они быстро закончились, а концерт так и не прекратился.
— Все, дальше тебе нельзя. — Лестница уперлась в тяжелую дубовую дверь. — Будешь подглядывать — прокляну!
— Обижаете, маленькая мисс, — надулся дворецкий, но тем не менее покладисто испарился.
Я толкнула дверь и вошла в темную мансарду, привычно нащупывая правой рукой выключатель. Из мебели тут — старый платяной шкаф без зеркала да стул на неровных ножках.
Снятая одежда заняла свое привычное место на плечиках в шкафу, а белье аккуратной стопочкой легло на полку. Я плотно закрыла дверь, с ногами забралась на стул и, покачиваясь, принялась ждать, пока меня накроет превращением. Как назло приступ даже не думал начинаться. То ли дело было в принятой днем СС, то ли в неподобающем настрое.
Я теснее обхватила коленки. Без одежды было зябко. Обогреть комнату, конечно, никто не догадался.
«Надо помочь дяде Берни».
Увы, особого энтузиазма эта мысль не вызвала.
«Бедный-несчастный дядя Берни! А уж дочка его, Мисси, — уж подавно бедняжечка. С таким-то мужем!».
Организм остался равнодушен к мысленным причитаниям.
Сюда бы Тэмаки Хиро, я бы тотчас испуганной пташкой запорхала!
У меня зачесались локти.
Хм… Пожалуй, это идея.
Совсем немного усилий, и глава юридической службы нарисовался перед моим мысленным взором, как живой.
Скрестил руки на накачанной груди и вперил в меня тяжелый взгляд.
«Почему я голый по пояс, мисс Спэрроу? Какие-то нездоровые у вас фантазии». — Воображаемый Тэмаки прошелся по комнате туда-сюда, пока я торопливо «дофантазировала» ему черный свитер. Еще немного подумав, сделала его менее обтягивающим и обычной вязки, а не в крупноячеистую сетку.
Вслед за локтями зачесались ладони.
Так, стоит закрепить наш успех.
«Как там поживает наш отчет, мисс Спэрроу? Может, вам надо помочь с вдохновением?» — Тэмаки сощурился и нехорошо так разулыбался.
Что у него за скептическое выражение лица при взгляде на мою грудь!
Я возмущенно подскочила. Еще более скептическим взглядом Хиро окинул мои прочие неприкрытые «прелести».
Пеньки перьев вспороли кожу, быстро вырастая и полностью покрывая стремительно легчающее тело. Грудная клетка с сухим треском раздалась вширь. Руки взметнулись вверх, а опустились уже крыльями. Они захлопали в воздухе, подбрасывая меня к потолку. Пол ухнул вниз, а стены разбежались далеко в стороны.
В книгах любят писать про непривычные ощущения героя-оборотня при превращении. Или дикие мучения. Треск костей, ошметки мяса. Ах да, и еще обязательно про какую-нибудь слизь напишут, чтобы картинка гадостнее вышла.
Вот скажите мне, какой организм выдержит подобное измывательство, даже если делать скидку на хваленую регенерацию оборотней? То-то же.
На самом деле все намного проще. Пространство сворачивается вокруг меня в кокон, который принимает вид воробья. Я лишь заполняю эту форму, которая давно не вызывает у меня дискомфорта. Привычка — великая вещь, особенно когда ей больше десяти лет. Поэтому, по моим ощущениям, это не я уменьшилась — просто мир вырос, точно кто-то надул спущенный воздушный шарик.
В дверь постучали. Через мгновение она со стуком распахнулась.
— Лапушка, ты готова? — Дыхание у тети сбилось.
Очки на резинке, летный шлем и тяжелая кожаная куртка, которые по задумке должны были придавать тетушке залихватский вид бывалого летчика, на деле вызывали приступ нездорового смеха даже у воробьев.
Я села к ней на плечо, перебирая цепкими лапами, добралась до воротника и ткнулась головой в мягкую щеку, стараясь не поцарапать клювом.
— Чьювик! Чьик!
«Вперед, нас ждут великие дела!» — в переводе с воробьиного.
Пыхтя и ругаясь на чем свет стоит, тетя выкатила из гаража старый пылесос.
— Чтоб тебя! — уперев трубу в землю, она от души пнула бок железного друга. — Поднимайся давай!
Тот недовольно забухтел, но оторваться от земли не пожелал.
— Я кому сказала, поднимайся! Хуже будет, — пригрозила тетушка.
Пылесос чихнул пару раз и умолк.
— Старый стал совсем. Эх, придется за метлой идти…
Обруганная техника тут же затарахтела, как новенький трактор, взмыла вверх и замерла в метре от земли, всем своим видом демонстрируя беспочвенность тетиных инсинуаций насчет дряхлости.
