Маквей сдернул с меня халат и толчком в спину отправил в центр ринга. Я чуть не умер от стыда, но вовремя заметил, что тот, напротив, которого они назвали О'Тулом, имеет на себе не больше моего. Он приблизился и протянул мне руку, как бы для рукопожатия, и я протянул ему свою. Мы пожали руки, и тут же, без всякого предупреждения, он нанес мне сильнейший удар левой в челюсть. Впечатление было, как от удара копытом. Я взбрыкнул ногами в воздухе и грохнулся оземь, О'Тул гордой поступью отправился в свой угол, а его болельщики из Гунстока начали вопить, плясать и тискать друг друга в объятиях. Парни из Томагавка, наоборот, рычали в усы и нервно сжимали рукоятки кольтов. Маквей с помощниками влетели на ринг, и не успел я встать на ноги, как парни оттащили меня в угол и принялись поливать водой.
– Тебе сильно досталось? – перекрывая шум толпы, крикнул Маквей.
– Разве нормальный человек может ударить другого первым? – недоуменно спросил я его. – Он застал меня врасплох, иначе я бы не упал. Я и не думал, что он собирается меня ударить. Никогда еще не играл в такие дурацкие игры.
Маквей выронил полотенце, которым хлестал меня по лицу, и побледнел.
– Ты разве не Брузер Макгорти из Сан-Франциско? – заорал он.
– Нет. Меня зовут Брекенридж Элкинс, с Медвежьей речки, что в горах Гумбольдта. Я пришел на почту за письмом для папаши. Он впился в меня убийственным взглядом и зашипел прямо в ухо:
– Но ведь возница описал нам одежду. Все совпадает!
– Мою одежду стащил индеец, – объяснил я ему, – и мне пришлось позаимствовать новую у первого встречного. Может быть, это и был Макгорти?
А тут еще Кирби подошел с ведром воды и спрашивает:
– В чем дело? Пора начинать второй раунд.
– Мы пропали! – застонал Маквей. – Это не Макгорти. Этот чертов телок пришил Макгорти и обобрал его!
– Нам всем крышка! – в свою очередь возопил Ричарде с ужасом. – Ребята поставили на него все монеты, какие, только нашлись в Томагавке. Они доверились нам, даже не взглянув на бойца! Нам теперь вовек не отмыться! Что делать?
– Ничего, – говорит Маквей, – он продолжит бой и, черт возьми, еще покажет, на что способен, – а сам достает кольт и тычет дулом мне в ребра. – А повесить его мы успеем и после поединка.
– Но он же не умеет боксировать! – воскликнул Ричарде.
– Неважно, – говорит Маквей.– На карту поставлена честь нашего города. Томагавк обещал выставить бойца против О'Тула, и он…
И тут меня осенило:
– Так у нас здесь что – драка?
Маквей издал слабый стон, а Кирби потянулся за кольтом, но в этот момент рефери объявил начало второго раунда. Я вскочил на ноги и помчался к О'Тулу. Так вот в чем дело! Им нужна драка! Прекрасно! Они ее получат. Болтовня насчет правил, вопли толпы и кулаки О'Тула совершенно сбили меня с толку, и потому я поначалу никак не мог уразуметь, что же от мен требуется. Я подскочил к О'Тулу и ударил, но тот увернулся, и не успел моргнуть глазом, как заехал мне кулачищами и в живот, и в нос, и в глаз, и в ухо. Хлынула кровь, и толпа заревела от восторга. А мой противник, совершенно ошарашенный, вылупился на меня и проскрежетал:
– Какого черта! Почему ты не падаешь?
Я выплюнул полную горсть крови. Затем, воспользовавшись общим замешательством, крепко обхватил торс врага и, добравшись зубами до уха, с упоением принялся его грызть. Враг взвыл, словно подстреленная рысь. Тут же подлетел Юкка и попытался оторвать меня от О'Тула, но я изловчился и хорошенько шлепнул его по шее, чтобы не мешал. Рефери вскрикнул и юлой отлетел к веревкам.
– Прекратить бой! – заорал он. – Фол!
А Кирби внятно произнес, поигрывая кольтом:
– Ты, придурок! Если получишь хотя бы еще один фол, я тебя шлепну на месте! Тем временем О'Тул сумел-таки от меня отлепиться и, не мешкая, припечатал костяшками в челюсть. Я почувствовал, что самообладание начинает мне изменять. Вдобавок ко всему он крикнул:
– Эй, ты, увалень! Если хочешь превратить честный бой в уличную потасовку, валяй – не стесняйся! Какого черта! Я тоже вышел не из института благородных девиц! После чего он лягнул меня в пах и потянулся лапой к уху. Но я цапнул его за большой палец и начал основательно пережевывать. О'Тул заверещал, точно под угрозой оказалось его мужское достоинство. Он едва не оглушил меня вконец, и, чтобы прекратить шум, я бросил его на землю и потоптал немножко ногами. К этому моменту толпа уже совершенно обезумела. И тут из самой гущи раздался выстрел. Пуля, не задев тело, разорвала мой шелковый пояс, и я почувствовал, как штаны предательски заскользили вниз. Я тут же ухватился за них обеими руками. Увидав, что мне уже не до него, О'Тул поднялся и, окровавленный, истекая красной слюной, бросился на меня. Я не решился отпустить штаны, и чтобы избежать столкновения, развернулся и в наклоне выбросил вверх ногу. Удар пришелся пяткой в челюсть. Парень кувырнулся в воздухе, но, задев головой землю, рухнул всем телом и остался лежать – неподвижный, с ногами, запутавшимися в веревках. Это называлось, как потом мне сказали, чистый нокаут. Оставался пустяк: выяснить, жив ли он еще.
Над толпой гостей прокатился рев: Не по правилам!, и в мгновение ока обе стороны ощетинились оружием. Жители Томагавка вопили, что никаких нарушений не было, и поединок выигран честно, а выходцы из Гунстока осыпали меня угрозами и проклятиями, пока, наконец, кто-то не выкрикнул: Пусть решает рефери!
– Правильно! – согласился Кирби. – Уж этот знает, что наш парень выиграл в честном бою. И пусть попробует не согласиться – я ему башку оторву!
– Брешешь ты все! – заорал кто-то из Гунстока. – Рефери видел, что было нарушение правил! А если он чего недоглядел – так я быстро ему глотку перережу!
При этих словах бедный Юкка свалился в обморок. Страсти разгорелись с новой силой, но вдруг, перекрывая шум толпы, из-за изгороди послышался топот копыт, и в ворота на всем скаку влетела большая группа всадников. Мигом забыв распри, все дружно загалдели: Смотрите, смотрите! Вот и они явились, висельники из Белой Клячи! Мгновенно сотни стволов нацелились на нежданных гостей, а Маквей грозно так поинтересовался:
– С чем пожаловали? С войной или с миром?
– Мы здесь для того, чтобы разоблачить страшный обман! – прорычал в ответ крупный мужчина с красным платком, повязанным вокруг шеи. – Макгорти, выходи!
Верхом на Александре, вперед протиснулась знакомая мне личность, на этот раз уже одетая ковбоем. Приняв позу обличителя, человек на муле завопил:
– Вот он! Вот тот головорез, что ограбил меня! Признавайся, куда ты дел штаны и рубаху?
– Что там случилось? – снова заволновалась притихшая было толпа.
– Вас подло надули! – крикнул человек с красным платком. – Вот настоящий Брузер Макгорти!
– А кто же этот? – выкрикнул какой-то парень, тыча в меня пальцем.
– Мен зовут Брекенридж Элкинс, и я сверну шею любому, кто до меня дотронется! – зарычал я, теряя остатки разума, сжал кулаки и приготовился дорого продать свою жизнь. Но предательские штаны снова поползли вниз, и мне поневоле пришлось утихомирить свой пыл.
– Ага! – гиеной взвыл Красный Платок. – Сам признался! Я пока не докопался до сути этого дела, но одно знаю точно: эти псы из Томагавка решили кое на ком нагреть руки. Думаю, теперь олухи из Гунстока воочию убедились, что за мерзкие душонки у их приятелей. Этот человек – Макгорти – несколько часов назад прибыл в Белую Клячу верхом на муле, почти голый, и рассказал, как его остановили среди бела дня на дороге, ограбили, да еще и направили по ложному пути. Но мы не из тех, кто позволяет творить зло безнаказанно! Мы нарочно захватили с собой Макгорти, чтобы показать, как вас надувают в Томагавке! Этот негодяй вовсе не боксер, а грабитель с большой дороги!
– Подлые койоты из Томагавка нас облапошили! – завопил кто-то из жителей Гунстока.
– Врешь, собака! – зарычал Ричардс, направляя на него кольт. В следующий миг толпа взорвалась яростными воплями: затрещали выстрелы, блеснули лезвия ножей. Храбрецы из Гунстока, не решаясь перейти к наступательным действиям, осыпали бранью недавних соратников из Томагавка, а всадники из Белой Клячи, вопя от восторга, подзадоривали и тех и других. От страха за собственную жизнь Макгорти упал на шею Александра и крепко обхватил ее обеими руками. Умница Александр не стал мешкать и в облаке пыли и порохового дыма покинул поле боя. Я схватил пояс с кобурой, который Маквей перед поединком повесил на столб в моем углу и, согнувшись в три погибели, ужом стал потихоньку выбираться из всеобщей заварухи. Вокруг пчелиным роем жужжали пули, к тому же мне все время приходилось поддерживать проклятые штаны. Наконец я выбрался из свалки и решил было схорониться в кустах, но вовремя вспомнил о письме. Прямо за моей спиной раздавался густой треск выстрелов вперемежку с воплями сотен людей. Я вскочил и, уже не прячась, помчался к ближайшему дому. Как только я добежал до задней стены дома – крайнего на этой улице – моя голова ткнулась во что-то мягкое. Это был Макгорти, который пытался скакать на Александре. В руках он держал только один повод, и сейчас Александр, как видно, обскакав вокруг поселка, приближался к началу своего путешествия. Я бежал так быстро, что не сумел вовремя остановиться, и мы, столкнувшись, втроем повалились на землю. Я тут же вскочил, думая, что зашиб Александра или сломал ему ногу, но мой верный друг поднялся, отфыркиваясь, как ни в чем не бывало. Вслед за ним, покачиваясь из стороны в сторону и издавая носом непривычные моему слуху звуки, поднялся на ноги Макгорти. Я ткнул ему в живот кольт и говорю:
