И не дай Богиня отступить от старых добрых обычаев хотя бы в малости!
(«Это что у тебя за тряпка? Бюст… гальтер? А, ну так бы и говорила, что лифчик. Запомни, дочка, – настоящей амазонке всякие такие лифчики за исключением противоперегрузочных без надобности – у настоящей амазонки грудь поддерживают ее мышцы!» И шелковый бюстгальтер, любовно сшитый ею украдкой, ночами, по выкройкам из тайком полученного от одной из фрейлин инопланетного журнала мод, летит в камин.)
А уж не приведи Богиня что-то сказать против («Тебе стрельба из арбалета не нравится? Что значит – зачем?? И мать моя, и бабка, и все предки ею занимались, и ты будешь! Ах, не хочешь? А ремня?»)
Даже первого любовника ей подобрала матушка, когда сочла, что «девочке уже пора», – танцовщика из императорского театра, без капли мозгов и способности понять чьи-то чувства, но зато прославившегося своей мужской силой в среде придворных дам.
…Только вспомнить, сколько труда ей стоило добиться у этих клуш из Государственного совета согласия на отправку Милисенты на учебу за границу!
И то наверняка многие согласились лишь потому, что надеялись: там, вдали от матери, принцесса спутается с каким-нибудь великосветским хлыщом, пустится во все тяжкие или устроит громкий скандал, который напрочь скомпрометирует ее… А там уж недалеко и до того, чтобы наследницей провозгласили кого-то из племянниц Ипполиты…
И вот, кажется, они своего почти дождались…
Она-то считала, что ее дочь умнее, что еще больше наберется ума, поучившись за границей! Что Милисенте не придется, как ей самой, украдкой, ночами, – не дай Богиня императрице показать свою слабость – изучать книги по политике и экономике. Что она не будет, мучительно напрягая мозги, отчаянно пытаться отыскать решение какого-нибудь вопроса, чтобы потом узнать, что он давно уже решен в других мирах.
И, быть может, благодаря всему этому даже откроет новую эру в истории империи.
А она?! Опозорила на всю Вселенную!
Главное – кто бы мог подумать? Мелисента всё время была тихой и примерной лицеисткой, показывала едва ли не лучшие результаты среди своих соучениц. Свободное время проводила чаще всего не в компаниях и увеселительных заведениях, а в библиотеке. Даже, по докладам приглядывавших за ней сотрудников, особо не интересовалась противоположным полом. Подумать только – за полтора года ни одного парня, кроме как на каникулах – уже в Амазонии. Она даже начала несколько беспокоиться за девочку… И вот на тебе!
Да, хоть ты и императрица, а проблемы с детьми такие же, как у какой-нибудь хуторянки из захолустья…
И не в радость тебе тогда ни императорская корона, ни лучший в стране гарем на четыреста мест.
Поднявшись, Ипполита подошла к окну, выходившему на Большой императорский парк. Ее взору предстал суровый, хотя и не лишенный красоты зимний пейзаж.
Низкое солнце опускалось за горы, увенчанные синими шапками снега. Замерзшие водопады блестели в закатном золоте, как яркие нити, спускающиеся с утесов.
В такую погоду недурно бы поохотиться на кабана, как предки незапамятного века, – с коня или летающего ящера, вооружившись одним копьем. Или просто пробежаться на лыжах… А ты вот вместо этого занимайся всякими безбашенными принцессами.
Вздохнув, Ипполита вернулась к столу.
Нет, Милисенту нужно примерно наказать. Девочка в конце концов должна понять, что она не кто-нибудь, а наследница престола! Пусть, как хочется надеяться, это произойдет и не скоро (тьфу-тьфу-тьфу! – постучала монархиня по подлокотнику кресла из баунтийской пальмы, – вроде в нашем роду все долгожители), но неизбежно произойдет.
Тем более что других претендентов не наблюдается и, кажется, не предвидится…
Подумав с минуту, она нашла ответ. Решено – принцессу отправят на одну из дальних баз на границе империи сроком на год.
Пребывание где-нибудь на ледяном спутнике планеты-гиганта, вдали от светской жизни и придворной роскоши, под началом какого-нибудь немудрящего вахмистра из деревни, остудит ее темперамент. За это время шум поутихнет, скандальная история подзабудется, и вообще…
О Богиня, что это еще?
В кабинете прозвучал вызов одного из закрытых каналов спецсвязи ВКФ.
«Что еще случилось?» – встревоженно думала Ипполита, подбегая к пульту, оформленному под стол древней работы.
Передача, судя по всему, шла с какого-то корабля, находящегося в районе созвездия Большой Гидры.
Нажав кнопку, императрица слегка удивилась: на экране возникло лицо какого-то мужчины, насколько она могла судить, – мужа провинциальной баронессы.
В последнее время у ее офицеров завелась дурная привычка – таскать в походы своих мужей и даже наложников, а некоторые от скуки вообще начинали чудить и обучать слабый пол кое-каким зачаткам военной профессии. Видимо, это был кто-то из таких. Но где же вызывавшая ее? Что могло случиться, чтобы ее решились побеспокоить? И, кстати, почему в рубке нет офицеров? Было похоже, что вид императрицы до глубины души поразил незадачливого мужчинку, напрочь отбив у него дар речи. Номером он, что ли, ошибся?
– Ну так что – так и будем молчать? – решила прийти на помощь онемевшему собеседнику Ипполита.
Тот, выйдя наконец из ступора, вскочил и принялся кланяться.
Поклонившись раз пять-шесть, он опустился на одно колено и начал:
– Я, с позволения вашего великолепия, поставщик двора вашего великолепия, капитан Рутгер Залазни. – Э-э, я, ваше великолепие, – было видно, что собеседник от волнения покрылся испариной, – осмелился побеспокоить вас, дабы представить перед ваши светлейшие очи… – Он запнулся, хватая ртом воздух… – Представить пред ваши светлейшие очи любопытный экземпляр…
За десять стандартных часов до этого. Район космоса АМТ-37187347, ничейная территория.
…Питер сделал еще один глоток, смахнул уже привычные слезы, переждал обжигающую волну, прокатившуюся от горла к желудку, потерпел, еле сдерживая стон, пока огонь в животе погаснет. В бутылке оставалось еще немногим более трети, и это не могло не вызывать у него тоску. Пошел уже шестнадцатый час его пребывания в этой необычной камере смертников, которой совсем скоро суждено стать его склепом.
Вместо виски, на что надеялся Питер, боцман дал ему непонятный напиток, судя по запаху, перцовую настойку. Но что это была за настойка! На этикетке обозначено два десятка ингредиентов, прочесть названия которых при всём желании он был не в состоянии. Надпись выполнена мало того что на незнакомом языке, так еще какой-то непонятной азбукой, очень мало похожей на латиницу, не говоря уже о резких штрихах общего языка.
Пить это без закуски было практически невозможно.
Да что там – как это вообще можно пить?! Одно слово – продукция варварского мира!
Начав пить около часу назад, он стремился подгадать так, чтобы к моменту, когда кислород в шлюпке кончится, начисто отрубиться и покинуть этот грешный мир незаметно для себя.
Но пока опьянеть настолько не удалось.
Наоборот, приступы мутного полузабытья сменялись периодами отменной ясности мысли, один из которых он переживал как раз сейчас.
Невеселая обстановка располагала к воспоминаниям, тем более что момент наступил самый подходящий: с одной стороны, перед концом вроде бы полагается вспоминать прожитую жизнь, а с другой – случая ведь больше и не представится. По крайней мере в этом мире.
Он посмотрел на контрольную панель.
Энергии в аккумуляторах хватит ровно на сутки, как и всего остального, но химический термоэлемент будет вырабатывать тепло еще неделю (тут господа с «Буревестника» малость лопухнулись), так что его труп, прежде чем замерзнуть, изрядно разложится. Неприятное, должно быть, ожидает зрелище тех, кто через тысячелетия наткнется на эту шлюпку… Как, должно быть, будут они охать и возмущаться дикими нравами предков!
…А ведь, если подумать, сюда, в эту шлюпку, он попал совершенно случайно!
В тот рейс, в котором Питер купил Князя Мышкина, должен был лететь Уриэль Харрон, но тот заболел, и фирма сунула на «Туш-Кан» его.
Тогда они заглянули на планету Новый Петербург – нищую, отсталую, терзаемую уже который век непрерывными переворотами и реформами, изнемогавшую в борьбе за демократию и права человека (о сути которых, кажется, там уже давно успели благополучно позабыть).
Когда-то это государство занимало целое созвездие, а ныне состояло лишь из одной-единственной планеты: все другие, включая планеты ее собственной солнечной системы и даже обе ее луны, уже давно отделились.
Экономика начисто рухнула невесть сколько местных лет назад, ни науки, ни образования, ни культуры не было, и почти единственное, что экспортировал Новый Петербург, – дешевая рабочая сила. За ней, собственно, они и прилетели.
Выйдя из ворот грязного и обшарпанного новопетербургского космопорта, они оказались в настоящей клоаке.
