- Я не умею.
- Что-то после нападения ты все умела.
- Тогда я была в состоянии аффекта.
- Каком-каком состоянии? - прищурился путник.
- Неважно. - отмахнулась я. Надо забывать словечки из ХХІ века.
- Левую ногу в стремя, подтягиваешься и закидываешь правую. - закипая процедил мужчина, придерживаясь за дерево, чтобы не грохнуться. В таком состоянии он меня явно не подсадит, так что приходилось надеяться исключительно на себя. Еле раскорячилась, чтоб запихнуть ступню в это проклятое стремя. Ну и нафига ему сдалась такая огромная коняга? Потом пришлось восемь раз подпрыгивать. На девятый я разозлилась, да так, что чуть не свалилась с другого бока вороного.
- Черт бы вас побрал с этими седлами. Мозгов что ли не хватило НТР* провернуть? - бурчала я, пока Арвидас поправлял подпругу и что-то еще. Ехали до вечера, чуть ли не в полусогнутом состоянии. Ветки опять путались в волосах, хлестали по лицу. Но мой визави и в седле еле держался, не то, чтобы идти. Я же вести коня, словно слуга или оруженосец какой-то, даже и не подумала. Следующие сутки мы пропутешествовали практически молча, общаясь только по необходимости. Зато я, на всякий случай, внимательно наблюдала за всеми действиями аборигена. Надо было дома 'Ultimate Survival*' по Дискавери смотреть, а не только сейчас узнать, что кресало надо тереть о кремень, а не наоборот.
К концу шестого или седьмого (я уже тогда сбилась со счету) дня моего мученического пребывания в незнакомом мире, мы выехали на дорогу, или, пардон, тракт, как принято в фэнтези называть вытоптанную проселочную дорогу, на которой едва бы разминулись две легковушки. Сразу пришлось немного жмуриться - после сумрачного леса солнце казалось необычайно ярким. И еще появился шум - пели птицы, стрекотали кузнечики, вдалеке пробегали шуганные зайцы. Деревня стайл, вобщем.
Задницы и всего, что есть между ног я уже не чувствовала - они онемели. Синяки и крепатура на следующий день были гарантированы. Жаловаться было опасно - Арвидас бы только засмеял, а то и вовсе сказал бы катиться на все четыре стороны. Ближе к вечеру сзади послышался топот копыт, и уже через пять минут с нами поравнялся всадник, облаченный так же, как и мой визави, только в оранжево-коричневых тонах.
- Херр Гайчюнай! - удивленно воскликнул еще один недорыцарь. Он был явно моложе Арвидаса, но не такой красивый. Да и подстрижен по-дурацки - горшком, словно Хома из советской экранизации 'Вия'. Услышав это дивное обращение 'херр' я затряслась от беззвучного хохота. Хорошо, хоть не другое слово из трех букв, куда всех вечно посылают.
- Здравствуй, херр Айдан. - хмуро ответил мужчина, который, казалось, был не совсем рад встрече. И, как я поняла, обратился к парню по имени.
- Вы ранены? - округлил глаза горшок.
- Пустяки.
- Ааа... херисса? Вы нас не представите? - я не видела, как глянул Арвидас за моей спиной, но парень вдруг прекратил расспросы и перестал на меня таращиться. Оставшиеся часа два пути я для всех стала пустым местом. Мне бы насторожиться, да где там. Город, так похожий на декорацию из голливудского многобюджетного кино, было видно издалека благодаря зажженным огромедным факелам. Стражники у ворот в средневековых костюмах века эдак пятнадцатого разрешили проехать сразу после того, как услышали фамилии путников. Первые парни на селе прямо-таки. Лошадиные копыта зацокали по брусчатке, но окраины городка, как водится, утопали в грязи и нищете. Ближе к центру выстроились каменные дома помещиков, а улицы были более-менее облагорожены. Я крутила головой направо и налево, пытаясь больше разглядеть в темноте. Оба путника остановились у шумной избы, возле которой разместилась жердь для привязывания лошадей, элитная парковка, типа. Мужчины спешились, я же сползла, до сих пор не чувствуя задницу. Арвидас тихо попросил подождать на улице, мол заявись я в трактир в таком виде (а на мне по-прежнему мешком висела его одежда), местные не поймут и слухов потом не оберешься. Я доверчиво кивнула, надеясь, что он в благодарность хоть как-то поможет разрулить ситуацию. Рыцари скрылись в дверном проеме, а я принялась оглядываться. Но ничего особо интересного на опустевшей с приходом ночи улице не было. Я зевнула и устало потерла глаза. А в следующую секунду непроизвольно вскрикнула, чувствуя резкую боль в голове и падая на крепко схватившие сзади руки неизвестного.
***
- Мам? - недоверчиво простонала я, не решаясь открыть глаза. Так хорошо - я лежу на чьих-то коленях, голову нежно гладят заботливые руки и она уже почти не болит, разве что иногда понемногу, словно едва различимыми волнами, накатывает дурнота. Мне так хотелось очнуться дома, с семьей. Чтобы бабушка напекла блинчиков с малиновым вареньем, и мы все сидели на кухне, вспоминая, как неудачно я упала на рельсы, и как все благополучно обошлось. Я уже почти ощущала запах горячих блинов, как незнакомый женский голос разрушил призрачную иллюзию.
- Очнулась, хорошая?
Подавив вздох разочарования, я резко села. Голова тут же закружилась, а глаза все никак не могли привыкнуть к темноте. Все тело ныло, а сидеть было больно.
- Какая шустрая! Приляг, не делай себе хуже.
- Где мы? - ужаснулась я. Сидим на полу, выстеленным соломой не первой свежести. Комнатушка маленькая, темная, с решетчатой дверью, через которую проникает тусклый свет копнящего факела.
- В холодной, неужто не видно? - горько усмехнулась та, которую я по ошибке назвала матерью. Женщина, лет тридцати. Симпатичная, хоть и в грязной крестьянской одежде. В такой же, как на картинках в учебнике по истории.
- Видно. - пискнула я. - И что с нами будет?
- Сожгут. Наверное, сразу после турнира. Сначала, конечно, будет суд, но... Сама все знаешь, что тут говорить. - прошептала женщина. В ее голосе уже не было ненависти, злости, надежды. Была только пустая обреченность. И мне стало по-настоящему страшно не от ее слов, а от того, как она их сказала.
- Когда начнется турнир?
- Через два дня. А закончится на третий. - безжизненно ответила женщина.
- Пять дней? Нам осталось жить пять дней? - хрипло спросила я. Соседка по тюремной камере кивнула и беззвучно заплакала. За шум тут награждали ударами плетью.
***
История Зоряны была не менее трагичной, нежели у остальных. Но как она сама говорила, она пострадала за дело, а большинство из сотен схваченных женщин были совсем не причастны к колдовству. Зоряна, в свою очередь тоже была не совсем ведьмой - она зналась на травах. Жила с мужем и двумя сыновьями на краю родной деревни, собирала в лесу травы, делала лечебные смеси, никогда не отказывала односельчанам в помощи. Злым не промышляла - только настои от разных болезней да амулеты из сушенных травок. Но инквизиции ничего не докажешь. Месяц назад ее, высокую, статную молодую женщину со светлой косой, которая спускалась ниже пояса, без обьяснений арестовали и кинули в эту камеру. Мужа, который пытался защитить любимую, смертельно ранили. Зоряна видела, как из его глаз уходит жизнь, но ничего с этим не могла поделать, будучи скрученной двумя офицерами. Судьбу ее восьмилетних мальчишек травница даже боялась предположить.
- Тебя кто-то выдал?
- Да, думаю донесли. Возможно даже односельчане.
- Почему?
- Времена сейчас сложные, выжить всем хочется. А в моей деревеньке богатых никогда не было, бедняки только. Прижала, видимо, кого-то жизнь - вот и продал за десять злотых. На год семью прокормить будет чем.
- Как ты можешь так спокойно об этом говорить? Я б их так запроклинала...
- После смерти всем воздастся то, что они при жизни заслужили. - вздохнула травница. - А как ты здесь оказалась? Молоденькая совсем, да и магии в тебе совсем не чувствуется, хоть и с другого мира. - на удивление, женщина мне поверила, а не презрительно скривилась, как прежде первый встреченный мною абориген.
