— Рассказывай, — предложил он Персефоне, решив, что пауза слишком затянулась.
Она смотрела настороженно, явно ждала подвоха. Хотя кто бы говорил, царапины после ее «похищения» до сих пор не зажили, несмотря на порцию нектара. Может, его не следовало запивать кумысом?..
— Извини меня, — быстро, на выдохе сказала царица. В ее глазах сквозила решимость.
Извиняться, не комкая при этом одежду и не выдавая, как Зевс, страдальческих гримас, ее явно научила Макария. Та делала это постоянно: «Я что, действительно превратила тебя в гигантскую фиолетовую сороконожку? Ой, извини!».
Разница заключалась в том, что Макария никогда ни в чем не раскаивалась. Например, в той истории с превращением нимфы из свиты Гекаты в гигантскую фиолетовую сороконожку причиной извинений было то, что изначально сороконожка задумывалась оранжевой.
— Я на тебя не обижаюсь, — медленно сказал Владыка, пытаясь отделаться от настойчивых ассоциаций с сороконожкой. Еще бы! Перепуганная тварь забилась в лодку Харона и случайно оттолкнулась от берега, вязкие воды Стикса поволокли лодку вниз по течению, и избавиться от воспоминаний об эпичной погоне было не так-то просто. — А ты можешь конкретно сформулировать, за что извиняешься?
— Насколько я понимаю, тебя не особо беспокоит то, что я отвергла твое предложение снова стать царицей, ровно как и поток оскорблений, позаимствованных у моей доброй и красноречивой мамы? — серьезно уточнила Персефона, легонечко касаясь тонкими ледяными пальцами его запястья. Полгода на поверхности ничуть ее не согрели. Аид ощутил острое желание коснуться ее руки губами, согреть своим дыханием. Желание было человеческим, не божественным — разве Владыке Подземного мира в принципе должно было приходить в голову что-то подобное?
Он должен был знать о таких вещах еще меньше, чем она. Она должна была быть Весной, а он — леденящей бездной мира мертвых. Но раз у Весны проблемы с теплом, приходится отдуваться за двоих, да?
Он бы и отдувался, если бы не витающее повсюду Ощущение Хрени.
— Вообще не беспокоит, — сказал Владыка когда (спустя три секунды) она убрала руку. — Не сразу, но я догадался, что ты что-то задумала. Если бы ты хотела продемонстрировать, что счастлива быть девственной богиней и больше не желаешь меня видеть, тебе следовало остановиться на «слишком поздно». Все остальное это уже было слишком… перебор, понимаешь? Я понял, что ты слишком сильно хотела, чтобы я ушел. Но у тебя не должно было быть причин так этого желать… если не считать Артемиду в кустах?..
— Хорошо, — фыркнула Персефона. — Когда я узнала, что Деметра обманула тебя с этой травой, я подумала, что все кончено. Что все, к чему я стремилась, превратилось в прах, и у меня отняли даже саму возможность отомстить. Мать предложила стать девственной богиней, и сначала я согласилась с мыслью «а лети оно все в Тартар». Потом, когда успокоилась, поняла, что это идеальный вариант. Вот посмотри: у меня нет дочери, у меня нет мужа, у меня нет царства, я не могу отомстить и становлюсь девственной богиней чтобы начать жизнь заново… жизнь без мужиков, понимаешь? Неужели главных девственниц Эллады не заинтересует неожиданное пополнение в их рядах? — она сложила на груди нервно вздрагивающие руки. — Ты знаешь, они нарисовались на горизонте уже через пару часов — Деметра попросила «утешить подружку». Поначалу ко мне присматривались, но после того, как я прогнала тебя, они решили-таки принять меня в свои ряды и поделились своими «гениальными замыслами» насчет Концепции. Так вот… о чем это я? Ах да. Я хочу попросить у тебя прощения за то, что не поставила тебя в известность о свои планах. Иногда в одиночку легче… когда ты собирался залезть в пасть Ареса, тебе тоже было бы проще промолчать, но ты все же рассказал мне. А я тебе не сказала, хотя могла бы. Прости.
Она замолчала, выравнивая сбившееся дыхание; Аид тоже молчал, пытаясь подобрать слова, которые помогут вернуть ей душевное равновесие. Кажется, он не умел и не любил утешать, но других желающих сделать это на горизонте Подземного мира как-то не наблюдалось.
Как и тех, кто в принципе может выжить, если Персефона вдруг решит, что не нуждается в утешении.
И да, Хрень. То самое неотступное ощущение Хрени, которое мешало ему вот прямо сейчас положить ей руки на плечи, привлечь к себе и тихо сказать… что-нибудь.
Короткий миг Аид позволил себе помечтать о том, что в ответ Персефона может прижаться к нему, вцепиться ему в одежду, в волосы, коснуться губами его губ, щеки, шеи, судорожно шепча между поцелуями, что он ей нужен, нужен, нужен, потому, что он, Макария и Геката — это все, что у нее есть, а остальное пускай летит в Тартар…
Но думать об этом было глупостью, потому что сам Тартар медленно, но верно подбирался ко всему, что было ему дорого.
А Персефона…
Кажется, дело было не только в извинениях.
Персефона смотрела на него блестящими глазами и явно ждала каких-то более активных действий. Аид мимолетно подумал, а не собирается ли она решить с его помощью проблему, возникшую из-за источника Канаф, и чуть улыбнулся, представив лицо Деметры.
— Я не сержусь, хотя ты могла бы и не царапаться, когда я тащил тебя обратно, — спокойно сказал он. — Такое ощущение, что я дрался с легионом демонов, и демоны победили. Представляю, как Аресу в свое время досталось.
— А ему не досталось, — развеселилась Персефона. — Он же меня мечом оглушил, плашмя.
— Мир несправедлив, — констатировал Аид.
Кажется, ему все же нужно было выслушивать предложения Макария насчет Ареса более внимательно.
И, кажется, лучшее, что он мог предложить Персефоне прямо сейчас — это проводить ее до покоев и посоветовать отдохнуть.
Глава 4. Персефона
— Ну как? — с порога вопросила Геката, без спроса вламываясь в покои Персефоны. — Не зря ты с ним уединялась?..
Пока центральное тело воодушевленно жестикулировало, два призрачных заносили вино и закуску.
Персефона страдальчески вздохнула и сотворила рядом с ложем небольшой столик:
— Слушай, а Аид вообще из Кронидов? Я ощущаю себя Данаей, к которой золотым дождем проник Зевс, поздоровался и потек обратно. Ах, да, когда он меня проводил до покоев, то взял за руку, поцеловал туда, где я обычно ношу браслет, коварно так посмотрел и ускакал по своим делам!
— Надо было пригласить его зайти, — тонко улыбнулась из-под вуали Геката, расставляя блюда и чаши.
— Да я и подумать об этом не успела, как он куда-то умчался! — с досадой сказала царица. — Скажи, он всегда такой был или тоже от смертных набрался? А знаешь, что самое обидное?..
Геката изобразила заинтересованность и чуть не опрокинула чашу с неразбавленным вином. Трехтелая в принципе никогда не разбавляла — хотя и вино она пила редко, предпочитая самогон собственного производства.
— Там, на поверхности, моя мать наверняка сходит с ума от беспокойства, в красках представляя себе, что со мной сейчас делает Аид, а мне, похоже, придется гоняться за ним по всему Подземному миру!
— А зачем тебе гоняться? Пусть все идет, как идет, — вопросила Геката. — Или тебя тяготит твоя… свежеприобретенная невинность?..
— Да не в невинности дело, — сказала Персефона. — Просто мне не хочется оставаться в стане этих ненормальных девственниц. Афродита так хорошо промывает мозги, что после каждой «беседы» по пол дня ходишь и борешься с желанием навсегда остаться девой.
Богиня Весны отщипнула виноград и принялась вновь рассказывать о прошлом и будущем женщин, о чудовищных ущемлениях их прав, о мальчиках и девочках, о новом мире — мире женщин, гармонии и любви с Афродитой во главе.
— Представляю, как тяжело это слушать и не заржать — сочувственно сказала Геката, когда Персефона изложила обновленную версию Олимпийских игр.
— Не представляешь. И самое страшное, что в первый раз это смешно, а потом начинаешь втягиваться. Я, собственно, потому и решила сбежать, что поняла: еще пара бесед, и я буду на полном серьезе бороться за равенство и сестренство. Причем против тебя, Аида и моей дочки, потому, что вам-то никто мозги не промыл.
