— Вот.
Монахиня протянула мне небольшое круглое зеркальце.
Я пристально вгляделась в отражение своих глаз.
Зрачки больше не были вертикальными! Да и на лице сиял румянец!
Я уронила зеркальце, оно разбилось.
— Ну к счастью, — улыбнулась монахиня.
А я приложила руки к груди.
В моей груди билось сердце.
Неистовое, бешеное, живое!
— Я не понимаю, — прошептала я.
— А и не надо, — сказал отец Емельян. — То все Божье дело, а мы только дети Его. Чайку попьешь, Елизавета?
— Меня так давно никто не называл, — проговорила я, — Я уже и забыла о своем настоящем имени. — И заплакала.
Теперь по моим щекам струились слезы. Настоящие слезы.
И они не прожигали дорожек на коже.
— Чайку, чайку, — засуетилась монахиня Херувима, — Попей, милая. Мы его на целебной воде завариваем, от источника святого целителя Пантелеймона.
Она протянула мне чашку с чаем.
— Раньше мне нельзя было воду…
— То было, да прошло, — улыбнулся отец Емельян, — Пей.
Я отпила. Чай был изумительно вкусным.
Я и не заметила, как осушила всю чашку и попросила новую.
Мы долго сидели в сторожке и чаевничали. Отец Емельян многое открыл мне. Но это тайна. Все равно как тайна исповеди.
— Заходи к нам почаще, — на прощание сказал мне отец Емельян. — Душе своей тоже волю давай.
Я вернулась домой поздно, и родители были потрясены тем, что впервые за столько времени я улыбаюсь.
— Я живая! — сказала я им. — Понимаете?
Они всмотрелись в мои глаза и ахнули.
— И что же теперь, дочка? — спросил отец.
— Ничего, — пожала плечами я. — Будем просто жить.
Незаметно подошла весна, и, когда первые зеленые листочки тополя пробивались к голубому небу, пришло мне письмо от Елены Федоровны Варламовой, моего преподавателя и научного руководителя диссертации. Ну эльфийка, помните?
"Дорогая Тийя, — писала мне Елена Федоровна. — Я слышала, что ваша диссертация о священной горе Кайлас находится в состоянии глубокого ступора по причине ваших недомоганий. Предлагаю вам вот что: в июне я с группой старшекурсников собираюсь совершить восхождение на Кайлас. Присоединяйтесь к нам. Это будет потрясающий материал для вашей диссертации. Заодно развеетесь".
Интересно, откуда многомудрая эльфийка узнала о том, что мне действительно пора развеяться?
Я списалась с Еленой Федоровной и стала готовиться к долгой далекой поездке. Шутка ли, мне предстоял путь в Тибет, на самую загадочную и таинственную гору мира!
Родители даже были рады, что я еду. Они все боялись, что я не забыла Леканта.
А я и не забыла.
Я отправлялась в Тибет не только для того, чтобы пополнить базу данных моей диссертации. Я — новая, живая, деятельная — спешила к Кайласу как к месту, где сходятся все земные пути; ведь недаром эта гора считается священной.
За две недели до отъезда я пришла в гости к Юле Ветровой. Губернаторство ее не портило, к тому же с Ромулом у них все ладилось. Юля вместе с ним как раз разрабатывала проект передачи ветеранам войны элитной многоэтажки, которую сначала построили для всяческих местных бонз.
— Юль, а ты не боишься, что тебя за такие дела невзлюбит наша щедровская элита?
— Плевать! — махнула рукой подруга. — Я еще чиновничий аппарат буду сокращать. Это ж надо, у них зарплата по семьдесят тысяч, а какой-нибудь токарь на автоагрегатном заводе за пять тысяч горбатится, здоровье теряет.
У Юли слово с делом не расходится. Она действительно хорошо проредила местный управленческий аппарат. Чиновники задрожали и стали изображать бурную деятельность.
А как-то раз приезжает ко мне в гости Юля, злая-презлая, и говорит:
— Люди! Это невыносимо! Я вчера всю ночь дежурила на кладбище — патрулировала его сверху! И все равно две могилы были осквернены! Что же это за сволочь спокойно жить нашим покойникам мешает? В смысле не жить, а…
— Ладно, Юля, — сказала я, — Давай завтра вместе выйдем в дозор.
Юля раздобыла для меня помело, и следующей ночью мы с нею зависли на фоне облаков над кладбищем.
Я медленно летела на небольшой высоте и пристально вглядывалась в ряды надгробий. И вдруг у фамильного склепа дворян Горбатовых (восемнадцатый век!) я заметила какое-то шевеление и блеск потайных фонарей.
Я же археолог! Я не могу допустить, чтобы какие-то вандалы оскверняли могилы предков!!! Провернув черенок метлы, я спикировала вниз, прямо на вандалов. Когда они меня заметили, было поздно. Одного я взяла в заложники и, приставив черенок к его горлу, потребовала:
— Всем стоять! Руки вверх!
Они побросали лопаты и задрали лапки кверху. Я призывно свистнула. На свист прилетела Юля и хищно завопила:
— Попались, голубчики!
И кто же оказался "голубчиками", как вы думаете? Гноттибы! Их на кладбище окопалась целая шайка. С покойников они снимали драгоценности и золото, а потом прятали в своем измерении. Мерзавцы!
Судебный процесс в отношении гноттибов тянулся долго и нудно. Но все-таки закончился и он. Преступникам дали по десять лет строгого режима. Отбывать этот срок они должны были в местной исправительной колонии. А как же, у нас возле Щедрого и исправительная колония есть!
В конце концов мы с Юлей так сработались, что она предложила мне место ее советника. Я не стала ломаться и согласилась. Но с условием — к работе приступлю после того, как побываю в Тибете.
— Счастливая ты, Лизка! — Теперь Юля и все вокруг звали меня живым именем. — Едешь в такие места!
— Ничего, я возьму с собой твою фотографию и покажу ей вершину Кайласа. Это все равно что ты там побываешь.
— Отлично. А теперь выпьем-ка вермутика для поправки здоровья!
И мы выпили вермутика. И здоровье у нас было хоть куда!
Кстати, возможно, вас заинтересует судьба Алариха и Эстрельи. Так вот, они поссорились смертельно. Эстрелья уехала в Испанию, а Аларих остался в Щедром. И очень быстро нашел себе новую подружку. Говорят, он просто ее инициировал.
Но это не суть важно. Важно другое: я еду в Тибет и, может быть, обрету там свою истину и свое счастье.
И свою настоящую жизнь.
Знаете, когда по телевизору показывают трюки каскадеров, иногда внизу пробегает надпись: "Не пытайтесь это повторить. Опасно для жизни". Но если бы люди думали только об опасности, жизнь остановилась бы.
Поэтому я попытаюсь.
Повторить то, что называется жизнью.
Тула, 2010
Что значит "не бузи" (англ.)?