— Кафий вообще-то мужского рода, — пробурчала я. Но спорить не стала.
4
Мы попробовали почти все виды кафия из двадцати четырех, предлагаемых машинкой. Любопытства ради я разобралась, как она работает; интересно было бы глянуть, как агрегат устроен изнутри, но элементаль неожиданно встала грудью на его защиту. «Мне еще возвернуть его надо! Подарок все-таки!» — сурово сказала она, и я отступилась. Выпрошу у Полин попозже, а она у принца новый закажет.
Я выслушала всю историю принца сначала; узнала про двух его «любимых братьев», тут же вспомнила, что с близнецов не стребованы три желания (три не три, а одно уже точно знаю!), и ознакомилась с душещипательной историей о том, как принц Саид пил кафий с ванилью.
— В женских журналах пишут, старшая хозяйка не даст соврать, — элементаль висела над полянкой, по-восточному свернув ложноножки и бдительно положив ложноручку на корпус машинки, — что все мужчины — ну прям как один! — просто без ума от запаха ванили.
— Точно-точно, — покивала я, пытаясь не уснуть на самом интересном месте. Восемнадцатая кружка кафия плескалась где-то в опасной близости к горлу, а первые три потихоньку собирались на выход. Где были остальные четырнадцать, оставалось только догадываться, но кафий в больших количествах оказывал на меня парадоксальное действие. Хотелось спать, и желательно без сновидений.
Сигурд, в отличие от меня, был бодр и печален. Он понимал, что после такого количества кафию ему уже не заснуть. А вот Эгмонт, как старый кафепийца, дремал с открытыми глазами. Чашку, правда, ко рту подносить не забывал.
— Это все оттого, — вещала флуктуация, — что в них дремлет память, как их матушки в детстве пекли печенья с ванилью. И, стало быть, неодолимо влечет мужчин к тем девушкам, от которых этой самой ванилью пахнет. А уж в кафии она или в духах — не суть важно. Вот меньшая хозяйка и решила проверить. А принцева матушка, видать, про ваниль и не слыхала… Берегла, наверное, для особого случая…
— Для свадьбы, например, — сонно кивнула я, посмотрев на красноречиво заклеенную кнопку. И тут меня осенило. Рядом были целых два лица мужской национальности, не охваченных социологическим опросом. — Эгмонт, а Эгмонт! Ты ваниль любишь?
— У-угм, — неразборчиво ответил маг, за что и поплатился. Мгновением позже элементаль ловко подменила его кружку кафия на стаканчик, сладко благоухающий ванилью.
Не знаю, пекла ли матушка Эгмонта хоть что-нибудь, но на запах ванили он среагировал как-то неправильно. Хотя, с другой стороны, может, это просто кафий в него уже не лез.
— Сигри, а Сигри… — начала было я, но оборотень меня опередил.
— Не пекла! — сказал он как отрезал.
— Ну и ладно, — обиделась я. — Спать давайте.
5
Сигурд обреченно вздохнул. Спать ему не хотелось и, если он хоть что-то понимал в жизни, не захочется еще много ночей подряд.
Но жертва была оправданна. Яльга тихонько сопела, крепко обняв свернутый в рулончик плащ оборотня, и на лице ее читалось выражение невероятного блаженства. Изредка она что-то бормотала, но разборчиво высказалась только один раз:
— А сахару класть не надо совсем!
После чего перевернулась на другой бок и засопела еще уютнее.
Эгмонт поднялся, поставил кружку на мох и устало побрел к краю поляны — ставить защитный круг.
где герои узнают, что кафию все-таки может быть слишком много, а азартные игры ни к чему хорошему не приводят
1
На пятый вечер Сигурд запросил пощады.
— Дайте хоть ночь поспать спокойно! — взмолился он, с ужасом глядя на слегка закопченную медную джезве. — Видеть этот кафий уже не могу! И куда он в вас только лезет?!
— Хорошо, поделим на двоих, — не стал спорить Эгмонт и засыпал в джезве вторую ложечку сахара.
Машинку для изготовления кафия мы видели один-единственный раз: элементаль, похоже, сообразила, что Полин может обнаружить пропажу. Да и потом, в пятом измерении было не так много места, и флуктуации стоило немалого труда таскать машинку туда-сюда.
Взамен она притащила медную джезве на три персоны, хитроумную жаровню, полную отборного кафского песка, и миниатюрную эльфийскую мельничку. По бокам мельнички вилась изящная вязь. «Дорогому Эгмонту от любящей…» — кое-как разобрала я, а дальше было совсем непонятно.
Рихтер оказался большим специалистом по варке кафия. Учитывая его предыдущие кулинарные шедевры, я заподозрила, что маг только кафием и питается, изредка перемежая его приснопамятной ухой. В первый же вечер мы выслушали длинную страстную лекцию о кафии в зернах, способах его помола и чудесных свойствах коричневой пенки, которая образуется во время варки. Я была бы не прочь сама сварить кафий — ну попробовать хотя бы, вдруг получится! — но оторвать Эгмонта от джезве было то же самое, что помешать гному во время валютных операций.
— После этого вашего кафию мрыс заснешь! — гневно высказался Сигурд и сплюнул на землю. — Всю ночь глаз сомкнуть не могу, а ежели и засыпаю, так такая гадость снится — лучше и вовсе не спать! А я тоже человек, мне тоже отдых надобен. И точка!
— Да ладно, нам больше достанется, — отмахнулся Эгмонт. — Яльга, ты с чем хочешь — с кардамоном, мускатным орехом или корицей?
— С ванилью, — сказала я и приятно улыбнулась.
Рука Эгмонта замерла над мешочком с пряностями.
Вечер был золотой — теплый и тихий. Я пристроилась поближе к Сигурду и доверчиво положила голову ему на плечо. Эту позу Полин отрабатывала на мне долгими зимними вечерами; надеюсь, у меня получилось ненамного хуже.
— А ваниль уже кончилась, — откуда-то сверху сообщил волкодлак.
— Ага, как же… — Я прикрыла глаза и подставила лицо солнечным лучам. — А то я не видела, как Эгмонт ее прошлой ночью в землю закопал и сверху камушек положил. Чтобы не вылезла, наверное…
— Остроумица… — пробормотал Рихтер.
Раздалось громкое шипение, сильно запахло кафием: маг налил в разогревшуюся джезве холодной воды.
— Спасибо вам, — сказала я, не открывая глаз. — Обоим.
— За что, Яльга? — тихо спросил Сигурд.
— Сами знаете…
— Яльга, мы… мы все понимаем, — быстро сказал волкодлак. — Это как болезнь. Главное — выздоровела. А так… мало ли что с кем может быть? Ты, Яльга, не думай, мы тебя все равно любим! Правда, Эгмонт?
— Любим, — согласился Рихтер, размешивая первую пенку. — Как же не любить? Если бы не ты, пришлось бы мне сейчас три кружки кафию пить, потому как некоторые дезертировали.
Я кривовато улыбнулась.
— Знаете… я всегда этого боялась. Правда. Я знаю, что полукровок не бывает, что все выбирают один раз и навсегда, при рождении… но… полуфэйри тоже вроде как не бывает, верно? А я все равно есть…
Эгмонт второй раз снял кафий с жаровни.
— Ты — человек, Яльга, — уверенно произнес он. — Ты сделала свой выбор. Этот перекресток остался позади.
Я кивнула. Говорить дальше мне очень не хотелось, но есть слова, которые должны быть сказаны. Что бы ни говорил Эгмонт, я оставалась наполовину фэйри, и с этим мне надо было жить и — самое страшное — умереть. Просто сейчас эту часть своей сущности я могла держать под контролем.
— На самом деле я фэйри меньше чем наполовину… скорее на одну четверть. Моя бабка была из народа Высоких Фэйри. Похоже, она сама не понимала, как такое могло случиться… в общем, она полюбила моего деда. Он был ром — молодой, красивый, удачливый. Но чего в нем было особенного, знала только она одна.
Кафий как-то подозрительно забурлил и сделал попытку сбежать. Эгмонт молча щелкнул пальцами, призывая его к порядку. На моей памяти это был первый раз, когда он применил магию в деле сотворения кафия.
— У них был только один ребенок — моя мать. И она родилась человеком. Потом табор кочевал у Даркуцкого кряжа… Ты правильно угадал тогда, Эгмонт. Мой отец — князь Янош Леснивецкий, воевода даркуцкий.
— Было бы что угадывать, — хмыкнул Эгмонт. — Яльга, ты кафий тоже с закрытыми глазами пить собираешься? Мне-то все равно, а вот Сигурду, думаю, не очень. Если что, ты рядом с ним сидишь.
Я открыла глаза и посмотрела Рихтеру в лицо. Странно, но он был абсолютно спокоен, будто обсуждать сущности полуфэйри для него так же привычно и обыденно, как варить по вечерам кафий. С другой стороны, все нормальные люди варят кафий по утрам.
— Видишь ли, — продолжал маг, — мне не единожды доводилось видеть князя Леснивецкого. Он был не первым, кто по достоинству оценил винные погреба мужа моей матери. Таких рыжих поискать…
— Он же не единственный рыжий на свете!
— Как тебе сказать… — Рихтер сделал вид, что задумался. — Словом, встретишься с папенькой — сама поймешь. Вас, Леснивецких, трудно с кем-то спутать. Особенно в умении найти приключения на свою… кхм… задницу. И еще кое-что, Яльга. Вы этого не проходили и, возможно, не будете проходить, но тебе, я думаю, пригодится. Человек не может быть на четверть фэйри. Их кровь такова, что количество ее не имеет никакого значения. Либо ее нет совсем, как в случае с твоей матерью, — либо твой вариант.
