— Ты когда-нибудь слышал про культурный шок? — прошипел он.
— А что это такое?
— Это то, что случается, когда люди проводят пятьсот лет, пытаясь заставить круг из камней работать как полагается, а потом появляется человек с маленькой книжечкой, в которой есть отдельная страница для каждого дня и словоохотливые вставочки типа: «Самое время сажать кормовые бобы» и «Кто рано встаёт, тому бог подаёт», но важнее всего помнить о культурном шоке, знаешь… — Ринсвинд остановился, чтобы перевести дыхание, и беззвучно пошевелил губами, пытаясь припомнить, куда зашла его фраза. — …Что? — закончил он.
— Что?
— Никогда не вызывай его у человека, который удерживает в воздухе тысячетонную каменную плиту.
— Оно ушло?
Траймон осторожно высунулся из-за зубчатого парапета Башни Искусства, громадного осыпающегося каменного шпиля, который возвышался над Незримым Университетом. Студенты и преподаватели магии, собравшиеся далеко внизу, утвердительно кивнули.
— Уверены?
Казначей сложил ладони рупором и крикнул:
— Оно вышибло дверь и спаслось бегством около часа назад.
— Неверно, — отозвался Траймон. — Оно убралось. Это мы спаслись. Что ж, тогда я спускаюсь. Оно кого-нибудь зацапало?
Казначей сглотнул. Он был обыкновенным, добрым, отзывчивым человеком, которому не следовало бы видеть то, чему он явился свидетелем за прошедший час. Разгуливающие по территории мелкие демоны, разноцветные огоньки и полуматериализованные фантазии не были новостью в Незримом Университете. Однако от неумолимого натиска Сундука казначею стало не по себе. Пытаться остановить этот ящик — всё равно что удерживать ледник.
— Оно… оно проглотило декана гуманитарного отделения, — прокричал он.
Траймон оживился.
— Нет худа без добра… — пробормотал он и начал спускаться по длинной спиральной лестнице.
Через какое-то время на его губах заиграла лёгкая, скупая улыбка. День определенно менялся к лучшему.
Траймону нужно было многое организовать. Организация… Самое любимое его занятие.
Плита неслась над высокогорными равнинами, взметая за собой клубы снега, и от сугробов её отделяло всего несколько футов. Белафон суетливо сновал взад-вперед, здесь нанося немного омеловой мази, там рисуя мелом руну. Ринсвинд сидел, сжавшись в комок от страха и изнеможения, а Двацветок беспокоился о своем Сундуке.
— Впереди! — крикнул друид, перекрывая рев встречного потока. — Смотрите, перед вами — великий компьютер небес!
Ринсвинд глянул сквозь растопыренные пальцы. На далеком горизонте появилась грандиозная конструкция из серых и чёрных плит, установленных концентрическими кругами и мистическими переулками, мрачных и угрожающих на фоне снега. Вряд ли люди передвинули нарождающиеся горы — это, наверное, полчища великанов были обращены в камень какими-то…
— Он похож на огромную кучу камней, — объявил Двацветок.
Белафон так и застыл с поднятой ногой.
— Что? — спросил он.
— И это очень мило, — поторопился добавить турист. Он поискал нужное слово и наконец решился: — Самобытно.
Друид словно окаменел.
— Мило? — переспросил он. — Торжество кремниевой глыбы, чудо современной каменотесной технологии — это мило?
— О да, — ответил Двацветок, для которого сарказм означал всего лишь слово из семи букв, начинающееся на «с».
— А что значит «самобытный»? — поинтересовался друид.
— Это значит «жутко впечатляющий», — торопливо объяснил Ринсвинд. — И, если ты не против, по-моему, нам грозит посадка…
Белафон, частично сменив гнев на милость, повернулся кругом, широко развел руки и выкрикнул ряд непереводимых выражений, закончившийся словом «мило!», которое он произнёс оскорблённым шёпотом.
Плита сбавила скорость, скользнула в облаке снега вбок и зависла над кругом. Внизу один из друидов нарисовал двумя пучками омелы сложный узор, и Белафон искусно, с едва слышным стуком, установил массивный блок на два гигантских столба.
Ринсвинд выпустил давно сдерживаемое дыхание в одном долгом выдохе, и оно заторопилось прочь, спеша где-нибудь спрятаться.
О бок плиты ударилась лестница, и над краем возникла голова пожилого друида. Он озадаченно посмотрел на двух пассажиров и поднял глаза на Белафона.
— Где тебя черти носили? Семь недель до свячельника, а он у нас снова полетел.
— Привет, Закрия, — отозвался Белафон. — Что случилось на этот раз?
— Всё совершенно разладилось. Сегодня он предсказал восход солнца на три минуты раньше. Если ты слышал про разгильдяев, парень, так это он и есть.
Белафон перебрался на лестницу и исчез из виду. Пассажиры посмотрели друг на друга, а потом уставились вниз, на обширное открытое пространство между камнями, образующими внутренний круг.
— И что нам делать? — спросил Двацветок.
— Можно поспать, — предложил Ринсвинд.
Двацветок пропустил его слова мимо ушей и полез вниз по лестнице.
Друиды внутри круга небольшими молоточками простукивали мегалиты и внимательно прислушивались. Несколько огромных камней лежали на боку, и каждый был окружен толпой друидов, которые осматривали плиты, переругиваясь друг с другом. До сидящего наверху Ринсвинда долетали таинственные фразы.
— Идиот, причём здесь программное обеспечение? Песнь Попранной Спирали была специально разработана для концентрических кругов…
— А я говорю, перезапусти его и попробуй простенькую лунную церемонию…
— Хорошо, хорошо, с камнями всё в порядке, тогда, значит, во вселенной что-то разладилось?
Сквозь туман, заполняющий измученный мозг, Ринсвинд припомнил ужасную звезду, которую они видели в небе. Прошлой ночью во вселенной действительно что-то разладилось.
Как он снова очутился на Диске?
У него появилось ощущение, что ответ находится где-то в его голове. И он начинал испытывать ещё более неприятное чувство, будто нечто неведомое наблюдает за открывающейся внизу сценой — наблюдает через его глаза.
Заклинание выползло из своего логова, разбитого на нехоженых дорогах Ринсвиндова сознания, и нахально сидело в лобных долях его мозга, разглядывая происходящее и поедая ментальный эквивалент воздушной кукурузы.
Он попытался запихнуть Заклинание обратно — и мир исчез…
Он очутился в темноте, в теплой, отдающей плесенью темноте, темноте склепа, бархатистой черноте саркофага.
Здесь стоял сильный запах старой кожи с кисловатым привкусом, присущим ветхой бумаге. Бумага шуршала.
Волшебник чувствовал, что эта темнота заполнена невообразимыми ужасами, а вся беда с невообразимыми ужасами состоит в том, что их слишком легко вообразить…
— Ринсвинд, — произнёс чей-то голос.
Ринсвинд никогда не слышал, как разговаривают ящерицы, но если бы ящерица говорила, то она изъяснялась бы как раз таким голосом.
— Гм, — сказал он. — Да?
Голос хихикнул — странный, довольно бумажный звук.
— Тебе следовало бы спросить: «Где я?», — упрекнул он.
— Думаешь, ответ придется мне по душе? — осведомился Ринсвинд, пристально вглядываясь в темноту.
Теперь, когда его глаза попривыкли, он начал что-то различать. Что-то неопределенное, всего-навсего узор, начертанный в воздухе. Что-то странно знакомое.
— Ну хорошо, — уступил он. — Где я?
— Ты спишь.
— А можно я проснусь?
— Нет, — ответил другой голос, такой же древний и сухой, как и первый, но слегка отличный от него.
— Мы должны сообщить тебе нечто крайне важное, — вступил третий голос, если уж на то пошло, ещё более безжизненный и высохший, чем оба предыдущих.
Ринсвинд тупо кивнул. Заклинание притаилось в глубине его мозга и осторожно заглядывало через мысленное плечо волшебника.
— Ты доставил нам уйму хлопот, юный Ринсвинд, — продолжал голос. — Падаешь за Край света, совершенно не думая о других. Нам, знаешь ли, пришлось серьезно исказить реальность.
— О боги!
— А теперь тебе предстоит выполнить одну очень важную задачу.
— О-о. Ладно.
— Много лет назад мы устроили так, что одно из нас спряталось у тебя в голове. Мы предвидели, что наступит время, когда тебе придется сыграть очень важную роль.
— Мне? Почему?
— Ты часто убегаешь, — сказал один из голосов. — Это прекрасно. Ты один из тех, кто выживает.
— Выживает? Да я дюжины раз был на волосок от гибели!
— Вот именно.
— О-о.
— Но не пытайся снова упасть с Диска. Мы действительно не можем это позволить.
— Кто это «мы»? — спросил Ринсвинд.
В темноте что-то зашуршало.
— В начале было слово, — сообщил сухой голос прямо у него за спиной.
— Сначала было Яйцо, — поправил другой голос. — Я отчетливо помню. Великое Вселенское Яйцо. Немного резиновое на ощупь.
