— Тебе помочь, милый?
Жёлудь отвлёкся от созерцания невиданных игрушек. Он обернулся. Фигура Бобо потрясла его. Стройное тело с жёлтой матовой кожей не имело ни капли лишнего жира. Крупные, идеально круглые груди. Литой рельеф брюшного пресса. Из лобковой шерсти торчала красная елда.
— Комбинированный способ! — сипло предложил Бобо.
* * *
В уютненьком кабинете Пандорина на ковре стоял старший опер. Немолод. Тёрт. Стрижен под машинку. Волосы с проседью, глаза с прищуром. На лбу недосрезанное клеймо «В», «вор», значит. Поверх, крест-накрест две косые полосы посвежее в виде буквы «Х», похерено, мол. Но и до того, как взыскание было снято, хорошо послужил под прикрытием клейма, выпасая жуликов и воров. Одет старший опер в кожаную тужурку, рубаху с вензелями неведомых графьёв, купленную в секонд-хенде, портки чиста рабочие, чтобы не отсвечивать в пролетарских кварталах. А клейма можно шапкой прикрыть. По сю пору мог старший опер вывести в кабаке на откровенность заезжего фраера, коими полнится Великий Муром. Удивительные признания первому встречному про себя и своих знакомых делают простаки за рюмкой водки. С фраеров жира было снято немало. Дольше Пандорина работает в уголовном розыске старший опер.
— Чего снискался нашей милости? — вроде в шутку поздоровался начальник сыска.
— Доброжелатели поганку замутили, — опер переминался с ноги на ногу. — Есть информация, вас китайцы своим кандидатом на выборы будут выдвигать. Кто-то прогнал телегу. Сегодня об этом весь рынок говорил.
— Суки, — Пандорин хрустнул пальцами. — Сам в это веришь?
— Гнильё, — опер отвёл глаза. — Под вас копают, доброходы.
Он вытащил свёрнутую в трубочку газету «Из рук в руки», раскрытую на предпоследней полосе, где помещались всякие заметки, бережно разгладил, осторожно положил на стол.
— Видели подстрекательство про опасность?
После такой подачи невозможно было не взять в руки мерзопакостную газету невольников, черни и работорговцев.
«Не отвертелся», — подумал Пандорин и отыскал заметку.
ЖОЛТАЯ ОПАСТНОСЬ
«Чо-почом?» — спрашивают пацаны на районе и не находят внятных ответов, ибо их нет.
Цены на продукты в китайских лавках растут до неподъёмных, дорожает и водка. В результате, крайними остаются дети. Они голодают. И немудрено. Кто же набъёт до верху корзину для пожрать, когда дома нету ни капли спиртных напитков? Вот и не укупишь всего. Смотрят на вас детишки большими печальными глазами, потому что китайские торгаши ВНЕЗАПНО сделались прижимистыми.
«Чо вдруг?» — поинтересуются пацаны и найдут отгадку в событиях последних дней. Надысь китайский террорист кинул большую бомбу в карету генерал-губернатора. Мощным взрывом экипаж был разорван на мелкие клочья, а сам бомбист скрылся бегством, чтобы привести в действие другую адскую машыну в Слесарном переулке, доме 5 в. Тока по щасливой случайности никто не погиб, а барак придётся сносить и строить заново, его разворотило до полной непригодности к проживанию. Семьи русских рабочих остались без крова, зато китайцы не пострадали. Но и опосля узкоглазый бомбист не унялся. Он устроил бойню в роще на Болотной стороне, стрелял и давил мирных отдыхающих колёсьями напропалую. И всё это один ходя, а в Великом Муроме их мириады!
Китайцы заполонили всё. Они убирают наш мусор, строят нам железную дорогу, торгуют в наших магазинах, состоят в купеческой Гильдии. Они выдвигают маньчжурского кандидата на досрочных выборах ввиду трагической гибели действующего главы государства.
Они проталкивают своего!
Для этого китайцам нужны деньги. Наши деньги. И они получат их с нас.
Мы сами добровольно заплатим китайцам за то, чтобы посадить на шею китайского генерал-губернатора. Впервые с 2267 года Великой Русью будет править косоглазый.
И это ещё не предел иноземному произволу.
«Чо как?» — интересуются пацаны. Хороший вопрос, потому что наш ответ будет неоднозначный.
Командир Отвагин
Подчинённый пристально следил за действиями своего начальства.
— Вот это, а теперь и слухи, — дополнил старший опер, заметив, что шеф дочитал.
«Причудоградская грязеколдобина!» — мысленно произнёс Пандорин и нецензурно выругался в уме.
— На кого думаешь? Москвичи? — половил на голый крючок начальник сыска.
— Нет у меня версий, — признался старший опер. — Но если под вас копают, значит, это кому-нибудь нужно. Кто-то заинтересован, устранив главу государства, отстранить от дел начальника столичного сыска.
— Дождёмся, скажут, что я в «Единую Россию» вступил, — язвительно бросил Пандорин, чувствуя, как жжётся партбилет. — Норот доверчив, зараза.
— Что будем делать с разжигателями? — мотнул подбородком на газету старший опер.
— Будем гасить.
Глава двадцать третья,
в которой богатырские руки пролетариата вздымают молот народной борьбы, а Ктулху в натуре wgah'nagl fhtagn!
От дымящихся свалок, с далёкой окраины, от лагерей московских беженцев, из трущоб, посадов и предместий потянулись к центру Великого Мурома квёлые, ледащие тени. В пролетарских кварталах к ним присоединялись местные молочники, многочисленные мастеровые, матёрые механики, могучие машинисты, монументальные молотобойцы, малолетние мокрушники, мрачные мародёры, мелкотравчатые мозгляки, малохольные мазурики и мразотные манагеры.
Каждый взял с собой, что нашлось дома или было припасено заранее. С пропитанных факелов капало масло, но огня пока не зажигали. Там и сям хлопали двери, скрипели калитки, отворялись дворовые ворота. Шаркали подошвы, топали каблуки, клацали подковки. Чем ближе к китайскому кварталу, чем плотнее сгущался шум. Редкие фонари подсвечивали угловатые лица, изрытые оспинами щёки, блестящие не по-хорошему глаза, оскалы сточившихся о грубую пищу зубов. В толпе не разговаривали. Шли на суровое дело. Ведомая уже не столько лидерами, главарями и распорядителями, сколько коллективным разумом, народная масса втягивала в себя случайных попутчиков. Никто не спрашивал, куда они идут. Никто не вынырнул из толпы в пустой подъезд, не взбрыкнул, не выкинул коленца. Оказавшиеся на их пути городовые шарахались в проулки, засунув свистки поглубже, ибо сделалось поздно бежать и кричать. Пробуждённая хтоническая сила была столь велика, что камни мостовой зашевелились.
В доме на улице Эксплуатационной, по соседству с китайским кварталом, от дрожи земли тряслась лампа, подвешенная на матице. Пробудился младенец и, почуяв неладное, захныкал. Но он не получил вожделенного успокоения и питательную бутылочку. Дура-баба качала колыбель, напевая:
— Баю-баюшки баю… Спи, зараза, а то придёт Чирикова и унесёт тебя в Химкинский лес.
От такой перспективы ребёнок истошно заблажил.
Мотвил сбросил одеяло, резко сел на койке, взвизгнули пружины. Повращал слепой башкой, словно радиолокационная станция антенной. Движения шамана были величавы, но в их быстроте проявилась скрываемая сила. Закончив сканирование, Мотвил обратил лицо к стене и замер. Это было тем более странно, что там находилось не окно и не угол, а промежуток между ними, куда шаман уставился по диагонали.
— Ты чего? — напряглись случившиеся поблизости дружинники.
Мотвил не ответил.
Пригласили из канцелярии командира Щавеля.
Когда боярин в сопровождении Литвина и Карпа подошёл к койке, шаман обратил к стене ладонь, до предела вытянув руку и неестественно вывернув её в суставе. Такого поведения за ним доселе не замечали. Учитывая заслуги и статус верховного жреца Ордена Ленина, поза выглядела пугающе.
Щавель некоторое время стоял перед ним, изучая. Зрелище было не для слабонервных. Массивное угловатое лицо Мотвила, покрытое прихотливой татуировкой и шрамами, сплетёнными в затейливый узор, блестело от пота. Растянутые петли продырявленных мочек качались возле плеч. Напряжённое тело дрожало. От него несло жаром как от печи.
— Примешься колдовать, плетей получишь, — равнодушно предупредил Щавель.
Мотвил с заметным усилием повернул голову, но ничего не сказал.
— Встань, раб, — бросил тихвинский боярин. — Перед тобой хозяин.
Мотвила будто окатили ледяной водой. Мистический экстаз сошёл. Жреца попустило. Опираясь о грядушку, поднялся.
Когда невольник был приведён во вменяемое состояние, боярин повелел:
— Рассказывай, с чего тебя корячит.
Спокойный тон командира, его умение контролировать обстановку и держать себя в руках взбодрили ратников. Они оживились, стянулись к койке, образовав полукруг со Щавелем в центре.
— Докладывай, — не полностью очухавшийся раб нуждался в подстёгивании.
Мотвил исторг из приоткрытого рта жар. Голос был хриплый, словно шаман продавливал силовую затычку, сплетённую из энергии чар. Скорее всего, так оно и было.
