Наверное, Ухрин мог бы возразить черту. Наверное. Однако никакого желания ни окликать Рюрика, ни пробовать его разговорить у монаха не было. Какая разница, кто прав, а кто виноват? Какой смысл вести бессмысленные споры о смысле жизни и суетности бытия, если завтра все это может для них закончиться? Навсегда? Нет, Ухрин не собирался читать Рюрику моралей. Он просто наблюдал, как на лице черта сменяются различные выражения — от человечно-теплого до надменно-жесткого. Видимо, черту действительно было нелегко. Очень. И груз сомнений, мыслей и тревог действительно был тяжек. Однако ни помощи, ни поддержки, ни (тем более) сочувствия Рюрик не просил. И никогда не принял бы. И плевать он хотел на то, что гордыня — это смертный грех! Черт вздернет голову, надменно улыбнется и даже не поведет бровью, принимая очередной удар. Ухрин знал это. И именно поэтому молчал. Молчал до тех пор, пока полоска горизонта не посветлела, заставив Рюрика решительно подняться.
— Пора.
— Я надеюсь, ты помнишь, что обещал Варваре быть осторожным… — уронил Ухрин.
— Конечно помню. И даже постараюсь. Если смогу.
* * *
Первым на горизонте показался Кеша. Ну конечно же Кеша, кто же еще? Не обращая внимания на слегка дымящийся собственный хвост, он эффектно приземлился возле пещеры Мррн, и из клубов поднявшейся пыли раздался торжествующий трубный рев.
— Победа!!!
На вернувшегося героя со всех сторон тут же обрушился шквал слез, объятий и бесконечных вопросов. Когда ажиотаж несколько стих, Варька скомандовала готовиться к отлету в родные пенаты, и ее тут же дружно поддержали, поскольку все отсиживавшиеся в безопасности дамы безумно хотели встретиться с победителями как можно скорее. И лично убедиться в том, что их мужчины действительно целы и невредимы.
Вообще-то Варька собиралась отпраздновать победу немедленно. Ну, в смысле, в тот же самый день. Однако, оказавшись в крепких объятиях Рюрика, выкинула все эти благочестивые глупости из головы. Не надо ей сегодня никаких гостей в ее замке! Впрочем, судя по настрою окружающих, они тоже не стремились ехать в гости к кому бы то ни было. У всех собравшихся женщин были совершенно иные желания. Причем, как ни странно, идентичные друг другу — взять в охапку своего любимого мужчину, отмыть от грязи Темных болот и, оказавшись наедине, досконально убедиться в том, что он не оставил на поле боя ничего ценного. Варька все эти желания прекрасно понимала. И разделяла. А потому попыталась наскоро с окружающими попрощаться. Однако подобный фердебобль ей так и не прокатил. Пыльные, уставшие и даже соскучившиеся друг по другу друзья никак не хотели покидать ее замок без традиционной сказки на дорожку. Варька вздохнула и сдалась.
Вершаевская сага Сказка N8.
"В тридевятом царстве, в тридесятом государстве, в Козлопыркинском уезде стояла деревня Вершаевка. И жили в этой самой деревне дед Никифор с бабкой Фросей, дед Прокопий с бабкой Марусей, дед Федор да дед Селиван. И случилась однажды в их мирной деревеньке следующая история:
Встал как-то поутру старый дед Никифор, тряхнул древними косточками и говорит:
— А ну, ексель-моксель, испеки-ка мне бабка колобок. Надоела мне твоя манная каша, толстеть хочу, питаться только мучным буду.
Потянулась бабка Фрося, огрела пару раз деда скалкой, заткнула ему рот своим красным беретом, но колобок испекла. Без дрожжей. "Не фиг, — говорит, — а то опять песни под окном всю ночь орать будешь. Пойдем-ка лучше со мной на базар, штаны тебе новые купим".
Ушли они, а колобок на столе оставили. Лежит он тепленький, довольный, остывает потихоньку. Не успел остыть, как раздался вдруг страшный грохот и с черного входа в комнату ворвался дед Селиван, сверкая из-под челки зелеными глазами. Вообще-то он хотел настучать по лбу деду Никифору, который в одиночку выхлебал весь заныканный от бабок самогон, но, увидев колобок, передумал. Когда еще выпадет такой удобный случай позавтракать на халяву! Однако колобок тоже не дурак был. Отодвинулся он в угол стола и прорычал:
— Ну ты, чего расшумелся? Чего облизываешься на меня?
— Колобок, ты дятел! Я не просто облизываюсь, я тебя съем.
— Это ты дятел, Селиван! Не ешь меня, тебе колобки противопоказаны. Облысеешь, импотентом станешь, и ни одна бабка на тебя больше не глянет.
Испугался Селиван, опечалился, послал колобок куда подальше и опять пошел искать деда Никифора. Теперь дать ему в бубен Селиван хотел в два раза больше.
Только колобок успокоился и разрумянился, дверь опять открылась и в комнату влетела бабка Маруся, которая начала ползать под лавками, кроватями и смотреть за шваброй деда Никифора, поскольку тоже хотела сказать ему, кто такие враги народа. Не нашла деда. Подняла голову — лежит колобок. Обрадовалась, хотела съесть, да не стала. На диете сидела. Обломилась бабка Маруся и пошла искать деда Никифора в другом месте. И вот беда, только вышла, с черного входа появился ее муж, дед Прокопий, который на поиски собственной жены потратил уже целый день. Посмотрел он на колобок и даже плюнул с досады. Нашел дед Никифор, что на стол поставить! Нет, чтобы кусок сала… Походил-побродил он по горнице, как цветок в проруби, а жены не нашел. Надулся Прокопий и ушел, наступив на хвост любимой Фросиной кошке Тусе, чтоб та не орала.
Но на этом злоключения колобка не кончились. В дом деда Никифора, перепутав его с очередным монастырем, ввалился дед Федор, бывший в этот момент в изрядном подпитии. Зашел он в комнату, глядь — колобок лежит. И развернулась на столе хлебная трагедия. Напрасно вопил колобок, призывая на помощь, ничего у него не вышло. Съел его дед Федор. Полностью. Без дрожжей. Съел и протрезвел сразу. А как протрезвел — взял ноги в руки и убрался подобру-поздорову из дома деда Никифора.
В это время вернулись наконец с базара усталые дед Никифор и бабка Фрося. Сел дед Никифор обедать, захотел попробовать бабкину стряпню, глядь — а колобка нет уже. Закручинился дед Никифор, сел и зарыдал. Пришлось бабке Фросе в утешение купить ему новые струны на гитару и пообещать испечь еще один колобок. Обрадовался дед Никифор, запрыгал солнечным зайчиком, и побежал к соседям, звать их на чай с колобком."
На сей раз Варька даже не стала дожидаться, пока смешки стихнут и с друзьями можно будет вежливо попрощаться. Она в наглую подцепила под руку Рюрика и исчезла вместе с ним за воротами своего замка. Парочку поприветствовали вытянувшиеся в струнку слуги, а один из гоблинов даже верноподданнически доложил, что ванна для геройского черта уже готова
— Составишь мне компанию? — тут же оживился Рюрик.
— А то как же… — улыбнулась Варька, открывая перед чертом заветную дверь.
— Ничего себе… — присвистнул Рюрик, оценив габариты и состояние старого, проржавевшего местами корыта.
— И нечего так смотреть на эту ванну. — подтолкнула черта Варвара. — Другой все равно нет. Так что давай раздевайся и залезай.
— А ты что, и спинку мне потрешь?
— А ты хочешь, чтоб я всю эту процедуру какой-нибудь служанке доверила? Щас! Облезешь… — Рюрик погрузился в теплую, ароматизированную воду и от удовольствия застонал.
— Дьявол, сидя по уши в грязи Темных болот, я мечтал именно об этом!
— Е-мое, синяков-то сколько! — охнула Варька, проверяя черта на целостность.
— Так я из боя, наверное, а не с бала.
— Ладно уж, герой. — Варька полила на Рюрика из кувшина и стала мыть его шикарные волосы, заодно массируя голову. Потом смыла шампунь, зачерпнула ароматического масла и начала делать черту массаж шеи и плеч.
— Классно-то как! — замычал от удовольствия Рюрик. — Давно надо было себе какую-нибудь гейшу завести.
— А кувшином по маковке? — тут же внесла встречное предложение Варька.
— Ха! Ревнуешь?
— Ща я усажу в эту ванну Мернира и начну ему массаж делать. Посмотрим, как ты к этому отнесешься. — чёрт пожал плечами, быстро развернулся, ухватил Варьку и втащил ее к себе в ванную, подняв тучу брызг. — Рюрик! — рассмеялась Варька. Черт убрал с ее лица непослушные волосы, впечатался в нее поцелуем, а потом подвел итог:
— Хрен Мерниру, а не ты!
в которой Рюрик задумывается о смысле жизни, Варька окончательно выходит замуж, а Охрим исправляет собственные ошибки.
Раннее утро с трудом пробивалось через тяжелые бархатные шторы Варькиной спальни и рассыпалось по комнате мелкими солнечными зайчиками. В замке царила тишина. Спали все, включая слуг, которые знали, что их хозяйка никогда рано не встает, и пользовались положением. Однако Рюрику было не до сна. Несмотря на то, что за тяжелым днем, проведенным в сражении, последовала весьма содержательная ночь, спать ему не хотелось. Рюрика одолевали думы. О настоящем, о будущем, и главное о том, что ему в этом самом будущем светило.
