— Я понимаю, о чем ты говоришь, — кивнул Ваймс.
— Но что я могу сделать в одиночку? Арестовать принца? Я его страж, так же как ты — страж Витинари.
— Нет. Я — офицер на службе закона.
— Тем самым я хочу сказать лишь одно: даже королям нужен стражник.
Ваймс задумчиво окинул взглядом озаренную лунным светом пустыню.
Где-то там, далеко, анк-морпоркская армия, какая бы она ни была. А где-то ждет клатчская армия. И тысячи мужчин, которые вполне могли бы поладить, встреться они в неофициальной обстановке, бросаются друг на друга и принимаются убивать, и после первой атаки они имеют более чем достаточно оснований убивать снова и снова…
Он вдруг вспомнил, как в детстве слушал рассказы стариков о войне. На его памяти войн было не слишком много. Города-государства равнины Сто свои главные силы направляли на подрыв экономического состояния соседей, а сложные вопросы решались в индивидуальном порядке, через Гильдию Убийц. Все сводилось к сварам и перебранкам, и, как ни досаждало это иной раз, все ж это было лучше, чем вонзающийся в вашу печенку клинок.
Среди прочего, вроде живописных описаний луж крови и летающих в воздухе конечностей, ему запали в память слова одного старика: «А если твоя нога в чем-то застрянет, лучше не вглядываться, в чем именно она застряла, — если хочешь, конечно, чтобы твой ужин остался при тебе». Старик так и не объяснил, что имел в виду. Но никакое объяснение не могло быть хуже тех, что изобрела фантазия Ваймса. А еще ему запомнилось, что на трех стариков, коротавших дни на скамейке на солнышке, приходилось пять рук, пять глаз, четыре с половиной ноги и два с тремя четвертями лица. А также семнадцать ушей (Сумасшедший Винстон, бывало, выносил свою коллекцию, чтобы продемонстрировать ее славному, выказывающему должную степень напуганности мальчугану).
— Он ЖАЖДЕТ развязать войну… — пробормотал Ваймс просто ради того, чтобы что-то сказать, чтобы открыть рот и выпустить напряжение.
Его голова была неспособна вместить столь безумную идею. Этот человек, про которого все говорили, что он честный, благородный и справедливый, хочет развязать войну…
— О, безусловно, — отозвался Ахмед. — Ничто не объединяет людей так, как хорошая война.
«И вот как иметь дело с человеком, который мыслит подобным образом? — спросил себя Ваймс. — Будь он обыкновенным убийцей, о, тогда все было бы просто. Имеется несколько вариантов, как с такими общаться. Вот преступники, а вот стражники, одни странным образом уравновешивают других, обеспечивая баланс в обществе. Но когда перед тобой человек, который, посидев на досуге и поразмыслив, взял — и РЕШИЛ начать войну, то чем, во имя всех Семи Преисподних, можно уравновесить его безумие? Для этого понадобится стражник величиной с целую страну.
А солдат винить не за что. Их никто не спрашивал, хотят они воевать или нет…»
Об обломок колонны что-то стукнуло. Опустив руку, Ваймс вытащил из кармана блеснувший в лунном свете церемониальный жезл.
Скажем, вот эта штуковина — ну кому она нужна? Пустой символ, означающий, что ему, Ваймсу, позволяется преследовать всяких незначительных преступников, совершивших незначительные преступления. А преступлениям большим, огромным, которых ты даже не видишь, потому что увидеть их можно только с большого расстояния, — таким преступлениям ему нечего противопоставить. Остается только в них ЖИТЬ. Так что… держись-ка лучше своих мелких краж, Сэм Ваймс, — целее будешь.
— ВПЕРЕД ДЕТИ МОИ! СЕЙЧАС МЫ ИМ НАВАЛЯЕМ ПО САМУЮ ГЕОГРАФИЮ!
Из-за поваленных колонн вдруг начали выпрыгивать люди.
С металлическим шелестом Ахмед молниеносно выхватил из ножен меч.
Ваймс увидел, как прямо на него надвигается алебарда — анк-морпоркская алебарда! — и впитанная с молоком матери уличная реакция взяла верх. Он не стал тратить время на то, чтобы посмеяться над дураком, который вздумал использовать это неуклюжее оружие против пешего солдата. Увернувшись от лезвия, он ухватился за древко алебарды и дернул ее с такой силой, что противник полетел прямо навстречу поднимающемуся сапогу Ваймса.
Отшвырнув поверженного врага и отскочив в сторону, Ваймс схватился за свой меч, который тут же застрял в складках непривычных пустынных одеяний. Ваймс увернулся от удара сбоку и даже умудрился врезать в ответ локтем по чему-то железному и очень угловатому.
Вскинув голову, он взглянул в лицо человеку с воздетым мечом…
…Послышался звук, как будто рассекли шелк…
…И человек пьяно попятился, а его голова, на вид крайне удивленная, покатилась прочь.
Ваймс сорвал с головы платок.
— Я из Анк-Морпорка, придурки!
Прямо перед ним возникла гигантская фигура. В каждой руке могучий воин сжимал по мечу.
— Я СЕЙ ЖЕ ЧАС ВЫРВУ ТВОЙ ПОГАНЫЙ ЯЗЫК ИЗ ТВОЕЙ МЕРЗКОЙ… О, это вы, сэр Сэмюель?
— Что? Вилликинс?
— Я, сэр! — Дворецкий выпрямился по стойке «смирно».
— Вилликинс?
— Прошу прощения, сэр — ЗАВЯЗЫВАЙТЕ Я СКАЗАЛ БОГОВ В ДУШУ ИХНЮЮ МАТЬ — я не имел ни малейшего понятия, что вы здесь, сэр.
— Эта сволочь отбивается, сержант!
Ахмед стоял спиной к колонне. У его ног уже лежал человек. Трое других пытались приблизиться к вали, одновременно стараясь не угодить в круг из сверкающей стали, созданный его мечом.
— Ахмед! Они на нашей стороне! — заорал Ваймс.
— Да? Тогда прошу прощения.
Ахмед опустил меч и вынул изо рта мундштук с сигарой. Кивнув одному из атаковавших, он поприветствовал того словами:
— Утро доброе, друг.
— Э-э, так ты тоже наш?
— Нет, я не ваш, я…
— Он со мной, — отрезал Ваймс. — Что ты здесь делаешь, Вилликинс? СЕРЖАНТ Вилликинс, как я посмотрю.
— Мы были в дозоре, сэр, и вдруг нас атаковали несколько клатчских господ. После нелицеприятного обмена мне…
— …Видели бы вы его, сэр. Одному из этих сволочей он откусил нос! — захлебываясь, сообщил солдат.
— Я никоим образом не должен был уронить доброе имя Анк-Морпорка, сэр. Одним словом, после…
— …А один мужик как пырнет его прямо в…
— Пожалуйста, рядовой Бурке, я как раз информирую сэра Сэмюеля о ходе событий, — сказал Вилликинс.
— Сержанту полагается медаль, сэр!
— Те немногие из нас, кто уцелел, двинулись обратно, сэр. Но, чтобы скрыться от других клатчских патрулей, мы решили залечь до рассвета и спрятаться в этом вот сооружении, а потом вдруг увидели вас, сэр, и вашего спутника.
Ахмед слушал, разинув рот.
— А какова была численность твоего противника, сержант? — поинтересовался он.
— Девятнадцать человек, сэр.
— На удивление точный подсчет, принимая во внимание, что сейчас ночь.
— Я пересчитывал их одного за другим, сэр.
— Ты хочешь сказать, вы их всех уложили?
— Да, сэр, — спокойно ответил Вилликинс. — Однако мы и сами потеряли пятерых, сэр. Не считая рядовых Гоббли и Уэбба, скончавшихся в результате нынешнего крайне досадного недоразумения. С вашего разрешения, сэр, мы их унесем.
— Бедняги, — произнес Ваймс, понимая, что этого недостаточно, но, с другой стороны, что еще можно было сказать или сделать?
— Превратности войны, сэр. Рядовому Гоббли, он же Имбирь, только-только исполнилось девятнадцать, и до недавнего времени он жил на Чашелейной улице, где занимался изготовлением шнурков. — Ухватив покойника за руки, Вилликинс потащил его за собой. — Он ухаживал за юной дамой по имени Грейс, чью фотографию со свойственным ему дружелюбием он и продемонстрировал мне вчера вечером. Насколько я понял, она служанка в доме леди Вентурии. Если вы будете столь любезны и передадите мне его голову, сэр, я немедленно приступлю к своим обязанностям — ЛЕНИВЫЙ БОЛВАН ЧЕГО ТЫ ТУТ РАССЕЛСЯ А НУ ПОДНИМАЙ СВОЙ ЗАД И ЗА ЛОПАТУ И ШЛЕМ СЫМИ ВЫКАЖИ ХОТЬ НЕМНОГО УВАЖЕНИЯ ПОКОЙНОМУ РЕЗВЕЕ РОЙ РЕЗВЕЕ!
Мимо уха Ваймса проплыло облачко сигарного дыма.
— Я догадываюсь о твоих мыслях, сэр Сэмюель, — произнес Ахмед. — Но это и есть война. Проснись и вдохни запах крови полной грудью.
— Но… в одну минуту человек жи…
— Твой друг понимает, как все тут работает. А ты — нет.
— Он обычный дворецкий!
— И что с того? Убей, или убьют тебя — это справедливо для всех, даже для дворецких. Ты просто не создан для войны, сэр Сэмюель.
Ваймс сунул ему под нос жезл.
— Да, я не прирожденный убийца! Ты вот это видел? Видел, что здесь написано? Моя обязанность — следить за соблюдением мира и спокойствия! Если ради достижения этой цели я стану убивать людей, значит, я прочел не ту инструкцию!
Беззвучно появился Вилликинс, взвалил на плечи еще один труп.
— Я удостоился чести близко познакомиться с этим молодым человеком, — произнес он, унося тело за камень. — Мы звали его Пауком, сэр, — продолжал Вилликинс, наклоняясь и снова распрямляясь. — Он играл на губной гармошке, иной раз подолгу, и часто вспоминал о доме. Вы будете чай, сэр? Рядовой Смит как раз его заваривает. Э-э… — Дворецкий вежливо кашлянул.
