- Или только труба, я всё-таки попытаю счастья, – добавил Трев.
Гленда, в немом ужасе наблюдавшая за этой сценой, решила вмешаться:
- Я тоже тебя поцелую, если хочешь. – Она не могла не заметить, что это щедрое предложение ничуть не повысило их шансы.
- Но что насчёт остальных? – спросил водитель.
Все четверо заглянули в конёбус и поняли, что за ними наблюдают не менее дюжины изумлённых пассажиров.
- Езжай за поцелуй! – сказала женщина, прижимавшая к себе большую корзину.
- И за деньги! – добавил один из мужчин.
- Мне плевать, станут они целоваться или бить его по башке трубой, - заявила старушка с заднего сиденья, - главное, чтобы нас не забыли высадить, где надо.
- А кому-нибудь из нас поцелуйчик светит? – спросил один из парочки хихикающих подростков.
- А как же! – угрожающе заявила Гленда, и парни молча уселись на свои места.
Джульетта приблизилась, взяла лицо водителя в ладони, и… раздался смачный звук, напоминающий звук теннисного мяча, всасываемого сквозь натянутые струны теннисной ракетки. По внутренним часам Трева и Гленды всё это длилось долго, слишком долго. Наконец, Джульетта сделала шаг назад. Водитель был оглушен, его глаза разъехались в разные стороны, он глупо улыбался.
- Ух, это было покруче обрезка трубы! – наконец, сказал он.
- Может, лучше я поведу? – предложил Трев.
Водитель улыбнулся ему.
- Нет уж спасибо, я сам буду править. И не переоценивай себя, паренёк. Опасного человека я чую за версту, а ты даже близко не похож. Скорее уж меня звезданёт трубой по башке моя старушка-мамочка, чем ты. Лучше выбрось-ка эту штуку, а то кто-нибудь так рубанёт тебя вдребезги пополам, век не забудешь.
Потом подмигнул Джульетте:
- Знаешь, я тут подумал, что лошадям порой невредно бы и пробежаться. Посадка закончена, мы отправляемся в Сто Лат.
Обычно конёбусы перемещаются без спешки, поэтому водитель считал "бЕгом" то, что любой другой человек назвал бы "прогулкой", однако в конце концов от лошадей удалось добиться такой скорости, на которой им хотя бы не успевало наскучить очередное дерево, мимо которого проезжал экипаж.
Как верно заметил водитель, конёбусы предназначены для людей, у которых мало свободных денег и много свободного времени. Очевидно, что подобная концепция не подразумевает излишней роскоши. По сути, экипаж был обычным длинным фургоном, оснащённым слегка приподнятыми к0злами для водителя спереди и рядами скамей позади. Сверху и по бокам фургон был укрыт парусиной, частично защищавшей пассажиров от непогоды, но, к счастью, пропускавшей внутрь достаточно свежего воздуха, чтобы ослабить запах обивки сидений, испытавшей на себе всё многообразие естественных нужд и неестественных причуд человечества.
Гленде показалось, что большинство пассажиров едут этим конёбусом далеко не впервые. Старушка тихо занялась своим вязанием. Юнцы, в полном соответствии с их возрастом, продолжали втихомолку хихикать, а гном просто пялился в окно, кажется, потеряв всякий интерес к происходящему вокруг. Попутчики в основном помалкивали, за исключением мужчины на заднем сиденье, который устроил продолжительный диалог сам с собой.
Через десять минут скачков по колдобинам, Гленда не выдержала:
- Мы едем слишком медленно! – закричала она. – Я могла бы бежать быстрее!
- Не думаю, что он успел далеко уйти, - утешил её Трев.
Солнце садилось, и через капустные поля протянулись длинные тени. Внезапно в отдалении показалась человеческая фигура. Человек явно с кем-то боролся.
Трев спрыгнул с повозки.
- Ак! Ак!
- Это те проклятые птицы! - выкрикнула Гленда, бросившись вслед за ним. – Дай-ка мне свою свинцовую трубу.
Орехх скрючился в дорожной пыли. Он старался прикрыть руками лицо, а Сёстры Вечного Движения прыгали вокруг и били крыльями. На пассажиров конёбуса они не обратили никакого внимания, пока на месте действия не появилась свинцовая труба, сопровождаемая Глендой. Впрочем, данное обстоятельство тоже не произвело на тварей особого впечатления. Они действительно сильно походили на птиц. Гленде никак не удавалось нанести настоящий удар, они просто отлетали в сторону и тут же возвращались снова.
- Ак! Ак!
- Не смейте обижать его! – закричала Гленда. – Он не сделал ничего плохого!
Орехх поднял руку и схватил её за запястье. Вроде он не приложил особой силы, но Гленда не могла даже шевельнуться. Словно её рука вдруг завязла в камне.
- Они здесь не для того, чтобы вредить мне, - сказал он. - Они здесь для вашей защиты.
- От кого?
- От меня. По крайней мере, так считается.
- Это просто глупо. Я не нуждаюсь в защите от тебя.
- Они думают иначе, - казал Орехх. – Но не это самое худшее.
Твари принялись кружить поблизости, а тем временем все прочие пассажиры, следуя анк-морпоркской инстинктивной тяге к импровизированным уличным представлениям, высыпали из телеги и образовали группу заинтересованных зрителей. Это явно раздражало Сестёр.
- А что тогда самое худшее? – спросила Гленда, отмахиваясь трубой от ближайшей Сестры, которая проворно отскочила назад.
- Возможно, они правы.
- Ладно, ты орк, - сказал Трев. – Орки жрали людей. Ты съел кого-нибудь в последнее время?
- Нет, мистер Трев.
- Ну вот.
- Нельзя арестовать человека за то, чего он не совершал, - глубокомысленно кивая, заявил один из пассажиров конёбуса. – Это, типа, основной закон.
- Что такое "орк"? – спросила стоявшая рядом с ним леди.
- О, в давние времена в Убервальде или ещё где-то орки имели привычку рвать людей на куски и жрать.
- Типичные иностранцы, - заметила женщина.
- Но все эти орки давно умерли, - продолжил мужчина.
- Вот и прекрасно, - сказала женщина. – Кто-нибудь хочет чаю? У меня с собой фляжка.
- Все умерли, кроме меня. Опасаюсь, я и есть орк, - признался Орехх. Он посмотрел на Гленду. – Извини. Ты была очень добра, но имя "орк", похоже, будет преследовать меня повсюду. Это создаст проблемы. Я не хочу, чтобы ты пострадала.
- Ак! Ак!
Женщина откупорила фляжку.
- Но ведь ты не собираешься жрать кого-нибудь, правда, дорогой? Если ты действительно голоден, у меня и макароны есть. – Она посмотрела на ближайшую Сестру и добавила: - А ты хочешь макарон, милая? Я знаю, что человек не виноват в том, кем уродился, но как тебя угораздило стать похожей на курицу?
- Ак! Ак!
- Опасность! Опасность!
- Фигзнает, - сказал ещё один пассажир. – Не похоже, что этот парень создаст проблемы.
- Пожалуйста, пожалуйста, - пробормотал Орехх. Рядом с ним лежал небольшой ящик. Орехх открыл его и принялся поспешно доставать какие-то предметы.
Это были свечи. В спешке сбивая их дрожащими руками и поднимая снова, он наконец умудрился расставить свечи на булыжниках дороги. Потом достал из кармана коробок и с трудом, путаясь в собственных пальцах, зажёг-таки спичку. По его лицу потекли слёзы. Свечи начали разгораться…
Разгораться, и менять цвет.
Синие, жёлтые, зелёные огни. Свечи гасли, секунду дымили, а потом вспыхивали снова, уже другим цветом, под восторженные охи и ахи зрителей.
- Видите? Видите? – бормотал Орехх. - Они вам нравятся? Нравятся?
- Ух ты, я думаю, ты можешь заработать на этом кучу денежек! – сказал один из пассажиров.
- Они прекрасны, - заявила престарелая леди. – Вы, молодёжь, нынче такое вытворяете!
Орехх повернулся к ближайшей Сестре и почти выплюнул:
- Видишь? Я не бесполезен, я обрёл ценность.
- У моего шурина в городе магазинчик приколов, - сказал недавний эксперт по оркам. – Хочешь, напишу тебе его адрес? Хотя мне кажется, эти штуки будут очень в кассу на детских праздниках или типа того.
Гленда наблюдала за событиями, разинув рот. Кажется, Орехха приняла в свои милосердные объятья некая разновидность демократии, которую практикуют дружелюбные и здравомыслящие, хотя, возможно, и не очень умные люди; люди, чьё образование построено не на книгах, а на постоянном общении с другими людьми.
Очень трогательное зрелище, но Гленду в нём кое-что беспокоило. Заныли старые шрамы на сердце. Это же ведро с крабами, как оно есть. Сентиментальные и всепрощающие объятья, но сделай хоть что-то не так, - одно неверное слово, одна неверная связь, одна неверная мысль, - и они тут же превратятся в удушающий захват. Орехх был прав: жизнь орка постоянно под угрозой.
- Эй вы, кто дал вам право так обращаться с этим бедняжечкой? – спросила старая леди, грозя пальцем ближайшей Сестре. – Если хотите жить рядом с нами, ведите себя, как полагается, ясно вам? Это значит: не смейте клевать людей. В Анк-Морпорке так себя вести не дозволяется.
При этих словах улыбнулась даже Гленда. По сравнению с тем, что мог предложить сам Анк-Морпорк, клевки сошли бы за лёгкий массаж.
- Ветинари напустил в город всяких… - заявил другой пассажир. – Я не имею ничего против гномов…
