— А вам казалось, что больше? — спросил Тупс, вынимая блокнот.
— Немного, — признался Ваймс. — Так, у кого-нибудь есть пара подштанников…
Я вижу твой дом отсюда…
— Это был Карцер. И ему нравилось заставлять вас дергаться, используя ваше же воображение.
А Ваймс спросил: куда ему идти?
— Капитан, я хочу, чтобы вы и каждый свободный человек, каждый чертов человек, сейчас же были у моего дома, ясно? — произнес он. — Просто сделай это. Немедленно. — Он повернулся к Чудакулли. — Аркканцлер, вы можете доставить меня туда быстрее?
— Страже необходима магическая помощь? — переспросил пораженный аркканцлер.
— Прошу, — кивнул Ваймс.
— Разумеется, но вы понимаете, что на вас нет…
Ваймс сдался. Людям вечно нужны объяснения. Он побежал, не обращая внимания на свои желейные ноги, выскочил из восьмиграника и бросился через лужайки, пока не добрался до Размерного моста Университета, где пронесся мимо Шнобби и Колона, которых растормошили бегущие за ним стражники.
На другой стороне моста был раскинут сад, известный как Услада Волшебника. Ваймс мчался по нему, ветви хлестали по его голым ногам, а потом он выбрался на старую тропинку, и грязь брызгала на кровь. Потом вправо и влево, мимо пораженных этим зрелищем прохожих, а потом под его ногами оказались кошачьеглавые булыжники Лепешечной улицы, и он нашел в себе силы ускориться еще чуть-чуть. Он не останавливался, пока не добрался до посыпанной гравием дорожки, и практически рухнул на дверь, повиснув на звонке.
Послышались торопливые шаги, и дверь распахнулась.
— Если ты не Вилликинс, — прорычал Ваймс, фокусируя взгляд, — то будут большие неприятности!
— Ваша светлость! Что с вами произошло? — воскликнул дворецкий, втягивая его в холл.
— Ничего! Просто тихо и спокойно принеси мне чистую униформу, и не говори Сибилле…
Он все понял по тому, как изменилось лицо дворецкого.
— Что с Сибиллой?
Вилликинс отпрянул. Даже медведь бы отпрянул.
— Не поднимайтесь туда, сэр! Миссис Контент говорит, что делает все возможное, но, может, нам… стоит послать за врачами, сэр.
— Для родов?
Вилликинс опустил взгляд. После двадцати лет бесстрастной работы дворецким его трясло. Никто не заслуживает противостояния Сэму Ваймсу в подобное время.
— Простите, сэр…
— Нет! — рявкнул Ваймс. — Не надо врачей. Я знаю врача! А он знает все о… обо всем этом! Он лучший!
Он выбежал вон как раз вовремя, чтобы увидеть, как на лужайку приземляется помело, управляемое самим аркканцлером.
— Я подумал, мне лучше все же быть здесь, — сказал Чудакулли. — Я могу чем-нибудь…
Ваймс уселся на древко прежде, чем волшебник успел слезть.
— Отвезите меня на Мерцающую улицу. Вы можете это? — произнес он. — Это… важно!
— Держитесь, ваша светлость! — бросил Чудакулли, и желудок Ваймса рухнул в пятки, когда помело поднялось по вертикали. Про себя он сделал маленькую заметку повысить Багги Свирса и купить ему того сарыча, которого он так давно хотел. Тому, кто готов ежедневно проделывать подобное на благо города, невозможно платить сверх меры.
— Посмотрите в моем левом кармане, — сказал Чудакулли, когда они уже летели. — Полагаю, там есть кое-что, что принадлежит вам.
Нервно, побаиваясь того, что может оказаться в кармане волшебника, Ваймс вытащил букетик бумажных цветов, веревку с флагами всех стран… и серебряный портсигар.
— Упал на голову казначея, — произнес аркканцлер, огибая чайку. — Надеюсь, он не пострадал.
— Все… в порядке, — ответил Ваймс. — Благодарю. Э… я положу его обратно, хорошо? Сейчас у меня как-то нет карманов.
«Он вернулся, — подумал Ваймс. — Мы дома.»
— И инкрустированные доспехи приземлились на здание Факультета Высокоэнергетической Магии, — продолжал Чудакулли, — и я рад сообщить, что они…
— Очень сильно погнулись? — спросил Ваймс. Чудакулли колебался. Он догадывался о мнении Ваймса о позолоте.
— Совершенно, ваша светлость. Абсолютно погнуты из-за, полагаю, квантового чего-то там, — сказал он.
Ваймс дрожал. Он все еще был голым. Даже ненавистная официальная униформа пригодилась бы здесь. Но, так или иначе, теперь это уже не имело значения. Позолота, и перья, и значки, и холод… были гораздо более важные вещи, и всегда будут.
Он спрыгнул с помела прежде, чем оно остановилось, споткнулся о порог и рухнул на дверь доктора Лоуни, дубася в нее кулаками.
Через некоторое время она приоткрылась, и знакомый голос, лишь слегка изменившийся с возрастом, спросил:
— Да?
Ваймс распахнул дверь.
— Посмотрите на меня, доктор Лоуни, — сказал он.
Лоуни уставился на него.
— Киль? — спросил он. В одной его руке был самый большой в мире шприц.
— Невозможно. Они похоронили Джона Киля. Вы же знаете, — произнес Ваймс. Он увидел огромный инструмент в руке человека. — Что, черт возьми, вы собирались с этим делать?
— Вообще-то, полить жиром индейку. Послушайте, кто вы такой, потому что вы выглядите точно как…
— Берите все свои акушерские принадлежности и идите со мной, — сказал Ваймс. — Все те забавные штуковины, которые по вашим словам так хорошо действуют. Берите все. Сейчас же. И я сделаю вас самым богатым врачом из когда-либо живших, — произнес Ваймс, человек, на котором не было ничего кроме крови и грязи.
Лоуни слабо махнул в сторону кухни.
— Мне только надо вытащить индейку…
— Забейте на индейку!
— Я уже…
— Пошли!
Помело с тремя мужчинами летело с трудом, но это все же было быстрее, чем идти пешком, а Ваймс и так знал, что ни на что большее он не способен. Он уже растратил все силы, когда добрался до дома в первый раз. Теперь же даже стоять прямо было тестом на выносливость. Либо на помеле, либо ползком.
Оно медленно спустилось с неба и неровно приземлилось на лужайку.
— Дама наверху, большая спальня налево, — говорил Ваймс, слегка подталкивая доктора. — Там акушерка, совершенно без понятия. Все деньги, которые пожелаете. Идите.
Лоуни поспешил прочь. Ваймс с помощью Чудакулли последовал за ним гораздо более натянутой походкой, но, когда они добрались до двери, доктор медленно вышел спиной вперед. А потом стало ясно, что причиной тому был огромный арбалет Детрита, упершийся в его нос.
Когда Ваймс заговорил, его голос звучал приглушенно, потому как сам он лежал на земле.
— Убери арбалет, сержант, — приказал он.
— Он вбежал, мистер Ваймс, — пророкотал Детрит.
— Это потому, что он доктор, сержант. Пусти его наверх. Это приказ, благодарю.
— Так точно, мистер Ваймс, — произнес Детрит, неохотно отступая в сторону и убирая арбалет. При этом тот выстрелил.
Когда гул затих, Ваймс поднялся с земли и осмотрелся кругом. Ему вообще-то не особо нравился кустарник. Так даже лучше. Не осталось ничего, кроме нескольких стволов, на которых с одной стороны не было коры. Кое-где горели маленькие огоньки.
— Э… простите, мистер Ваймс, — сказал тролль.
— Что я говорил тебе о Господине Предохранителе? — слабо спросил Ваймс.
— Если Господин Предохранитель Снят, то Господин Арбалет Тебе Не Друг, — продекламировал Детрит, отдавая честь. — Простите, сэр, но мы все счас напряжены.
— Уж я-то точно, — произнес Чудакулли, поднимаясь с земли и выбирая из бороды веточки. — Теперь я не смогу нормально ходить до конца дня. Сержант, давай-ка поднимем доктора, приведем его в чувство и проводим наверх.
Все, что было дальше, казалось Ваймсу сном наяву. Он точно призрак ходил по своему дому, полному стражников. Никто не хотел быть в другом месте.
Он побрился, очень медленно, концентрируясь на каждом движении. Он едва воспринимал голоса, которые слышал сквозь розовые облака в своей голове.
— … он сказал, что их нужно прокипятить, все эти ужасные вещицы! Зачем спрашивается, чтобы помягче стали?
— … сегодня на дежурстве тролли и гномы, перекрыты все окна и двери и я хочу сказать, на самом деле перекрыты…
— … стоит прямо передо мной и говорит, черт, прокипятите их двадцать минут! Как будто бы это капуста…
— … а теперь он просит немного бренди…
— … миссис Контент вылетела оттуда, и он сказал больше не впускать ее…
— … Игорь пришел и предложил помощь, а Лоуни только взглянул на него и сказал, только если его прокипятят двадцать минут…
— … лечитель сифилиса, уж если говорить начистоту…
— … старина Камнелиц его золотом осыплет, если все выйдет хорошо…
— … да, а если нет?
Ваймс оделся в свою уличную униформу, двигаясь медленно и направляя каждую конечность на свое место. Он расчесал волосы. Он спустился в зал. Он сел в неудобное кресло и положил шлем на колени, а вокруг носились призраки живых и мертвых.
Обычно — всегда — какая-то частичка Ваймса следила за всеми остальными частицами, потому что в душе он был полицейским. Теперь ее не было. Она была здесь, со всем остальным, смотрела в никуда и ждала.
