— Нет.
— Да она еще ко всему курит сигареты.
— Ну и что? — спросил Карпентер, помолчав.
— Продолжаю. Джордж Хэнмер убегает в Англию девятнадцатого века, где он член парламента, друг Гладстона, Каннинга и Дизраэли. Последний везет его в своем “роллс-ройсе”. Вы знаете, что такое “роллс-ройс?”
— Нет.
— Это марка автомобиля.
— Да?
— Вам все еще непонятно?
— Нет.
Скрим в возбуждении заметался по комнате.
— Карпентер, это открытие куда грандиознее телепортации или путешествия во времени. Это может спасти человечество.
— Что же может быть грандиознее путешествия во времени, Скрим?
— Так вот, Карпентер, слушайте. Эйзенхауэр баллотировался в президенты не ранее середины двадцатого века. Натан Райли не мог одновременно быть другом Джима Брэди Алмаза и в то же время ставить на Эйзенхауэра… Брэди умер за четверть века до того, как Айк стал президентом. Марчиано побил Ла Старца через пятьдесят лет после того, как Генри Форд основал свою автомобильную компанию. Путешествие во времени Натана Райли полно подобных анахронизмов.
Карпентер ошеломленно хлопал глазами.
— Лела Мэчен не могла взять Бен Гура в любовники. Бен Гур никогда не бывал в Риме. Его вообще не было. Это персонаж романа и кинофильма. Она не могла курить. Тогда не было табака. Понятно? Опять анахронизмы. Дизраэли не мог усадить Джорджа Хэнмера в свой “роллс-ройс”, потому что автомобилей при жизни Дизраэли не было.
— Черт знает, что вы говорите! — воскликнул Карпентер. — Выходит, все они врали?
— Нет. Не забывайте, что они не нуждаются во сне. Им не нужна пища. Они не лгут. Они возвращаются вспять во времени по-настоящему. И там едят и спят.
— Но вы же только что сказали, что их истории несостоятельны. Что они полны анахронизмов.
— Потому что они отправляются в Придуманное ими время. Натан Райли имеет свое собственное представление о том, как выглядела Америка начала двадцатого века. Эта картина ошибочна и полна анахронизмов, потому что он не ученый. Но для него она реальна. Он может жить там. Точно так же и с остальными.
Карпентер выпучил глаза.
— Эту концепцию почти невозможно осознать. Эти люди открыли, как превращать мечту в реальность. Они знают, как проникнуть в мир воплотившейся мечты. Они могут жить там. Господи, вот она, ваша Американская Мечта, Карпентер. Это чудо, бессмертие, почти божественный акт творения… Этим непременно нужно овладеть. Это необходимо изучить. Об этом надо сказать всему миру.
— И вы можете это сделать, Скрим?
— Нет, не могу. Я историк. Я не творческая натура. И мне это не под силу. Вам нужен поэт… От воплощения мечты на бумаге или холсте, должно быть, не так уж трудно шагнуть к воплощению в действительность.
— Поэт?! Вы это серьезно?
— Конечно, серьезно. А вы знаете, что такое поэт? Вы пять лет вдалбливали нам, что эта война ведется ради спасения поэтов.
— Перестаньте паясничать, Скрим. Я…
— Пошлите в палату-Т поэта. Он изучит, как они это делают. Только поэту это под силу. Поэт уже наполовину живет в мечте. А уж от него научатся и ваши психологи и анатомы. Они смогут научить нас. Поэт — необходимое звено между больными и вашими специалистами.
— Мне кажется, вы правы, Скрим.
— Тогда не теряйте времени, Карпентер. Пациенты из палаты-Т все реже возвращаются в этот мир. Мы должны овладеть секретом, пока они не исчезли навсегда. Пошлите в палату-Т поэта.
Карпентер щелкнул переключателем.
— Найдите мне поэта.
И он все сидел и ждал, ждал, ждал… А Америка лихорадочно перебирала свои двести миллионов закаленных и отточенных инструментов, эти орудия для защиты Американской Мечты о красоте, поэзии и Истинных Ценностях в Жизни. Сидел и ждал, пока среди них найдут поэта. Ждал, не понимая, почему так затянулось ожидание, не понимая, почему Брэдли Скрим покатывается от хохота над этим последним, воистину роковым исчезновением.
Карсон открыл глаза и увидел над собой тускло мерцающую голубизну.
Было жарко. Он лежал на песке. Ему в спину впивался торчавший из песка острый камень. Карсон повернулся на бок, потом сел, упираясь руками в песок.
“Я сошел с ума, — подумал он. — Или умер. Или еще что-нибудь…”
Песок был голубым. Ярко-голубым. А голубого песка нет ни на Земле, ни на одной из планет.
Голубой песок.
Голубой песок под голубым куполом — ни небом, ни потолком, а какой-то замкнутой поверхностью. Карсон почему-то знал, что она замкнута и конечна, хотя и не мог этого видеть.
Он набрал горсть песка, который заструился между его пальцами. Струйки защекотали его голую ногу.
Голую? Он был абсолютно обнажен, и его тело уже покрылось обильным потом от расслабляющего жара и тоже стало голубым там, где к нему прилип песок.
Но в остальных местах оно было белым. “Значит, этот песок на самом деле голубой, — подумал он. — Если бы он только казался голубым в голубом свете, то и я был бы голубой. Но я белый, — значит, песок голубой. Голубой песок. Голубого песка не бывает. И такого места не бывает, как это”.
Пот стекал ему в глаза. Было жарко, как в аду. Только ад должен быть докрасна раскаленным, а не голубым.
Но если это не ад, то что это? Из всех планет такой горячий только Меркурий, но это не Меркурий. И потом, Меркурий остался примерно в четырех миллиардах миль позади от…
И тут он вспомнил, где он был только что. В маленьком одноместном космолете, несшем патрульную службу за орбитой Плутона, в миллионе миль от фланга земной армады, построившейся в боевой порядок, чтобы встретить Пришельцев.
Он вспомнил тот внезапный, резкий, тревожный звонок, когда следящие системы зарегистрировали приближение врага…
Никто не знал, кто такие Пришельцы, как они выглядят, из какой далекой галактики они пришли, — знали только, что она где-то в направлении Плеяд.
Первые разрозненные налеты на дальние колонии и опорные пункты Земли. Отдельные стычки между земными патрулями и небольшими группами космических кораблей Пришельцев; стычки, в которых земляне иногда побеждали, иногда терпели поражение, но до сих пор ни разу не смогли захватить космолет противника. Не осталось в живых и ни одного жителя подвергавшихся налетам колоний, — рассказать хоть что-нибудь о Пришельцах было некому.
Сначала угроза казалась не очень серьезной — налеты были немногочисленными и приносили не так уж много ущерба. Их космолеты как будто слегка уступали земным в вооружении, хотя чуть-чуть превосходили их в скорости и маневренности. Как раз настолько, что Пришельцы, если только они не были окружены, могли выбирать — вступить им в бой или скрыться.
И все-таки Земля готовилась к решительному сражению. Был построен небывало могучий космический флот. Ждать пришлось долго. Но теперь генеральное сражение приближалось.
Разведчики обнаружили огромный флот Пришельцев в двадцати миллиардах миль от Земли. Эти разведчики так и не вернулись, но их сообщения были получены. И вот земная армада, все десять тысяч космолетов и полмиллиона космонавтов, расположилась в ожидании за орбитой Плутона, готовая сражаться насмерть.
Битва предстояла на равных — об этом можно было судить по рапортам передовых патрулей, которые пожертвовали жизнью, но перед тем, как погибнуть, передали данные о численности и силе флота противника.
При равенстве сил судьбу Солнечной системы могла решить ничтожнейшая случайность. И решение было бы окончательным — в случае поражения Земля и все ее колонии оказались бы в полной власти Пришельцев…
О да, теперь Боб Карсон все вспомнил.
Правда, это не имело отношения к голубому песку и мерцающей голубизне над головой. Но он помнил, как прозвучал этот резкий звонок тревоги, как он бросился к панели управления, как в лихорадочной спешке пристегнулся к креслу, как перед ним на экране росла светлая точка.
Как у него пересохло горло. Как он с ужасом понял — началось! Для него, по крайней мере: основные силы сражающихся были еще вне пределов досягаемости друг для друга
Меньше чем через три секунды он или останется победителем, или превратится в горстку пепла. Три секунды — столько длится бой в космосе. За это время можно не спеша сосчитать до трех, а после этого ты или победишь, или будешь мертв. Одного попадания вполне достаточно для маленького, одноместного, легко вооруженного и слабо бронированного патрульного космолета.
Машинально шепча пересохшими губами “Раз”, он лихорадочно крутил ручки на пульте, чтобы растущая точка оставалась в перекрестии линий на экране Правая нога его замерла над педалью спуска. Единственный смертоносный залп — или он попадет, или нет Для второго выстрела времени уже не останется.
