— А, я вижу, вам понравилась моя шевелюра, сэр, — сказал Грош не без гордости, а его парик медленно колыхнулся у него на голове, — собственные волосы, знаете ли, не то что сливы какие-нибудь.
— Э… сливы? — переспросил Мокрист.
— О, извините, сэр. Это сленг, не надо было мне так говорить. Сливы — ну, как в «сливовом сиропе», сэр. Это Дурнелловский19 сленг такой20. «Сливовый сироп» значит «парик». «Немного людей его возраста сохранили свои собственные волосы», — вот о чем вы, наверное, думаете. А все потому, что я виду чистую жизнь, и снаружи чистую, и внутри.
Мокрист вдохнул зловонный воздух и снова посмотрел на тянущиеся вдаль курганы гуано.
— Ну и молодец, — пробормотал он, — Кстати, мистер Грош, у меня тут есть кабинет? Или что-нибудь в этом роде?
На какую-то секунду часть лица мистера Гроша, не скрытая клочковатой бородой, приобрела выражение, как на морде у кролика попавшего в свет фар.
— О да, сэр, теор'тически — быстро сказал старик, — но мы больше не ходим туда, сэр, о нет. Эт' все из-за пола. Очень опасно, сэр. Из-за пола-то. Провалиться может в любую минуту, сэр. Мы живем в бывшей раздевалке для персонала, сэр. Не желаете ли пройти за мной, сэр?
Мокрист подавил желание громко расхохотаться.
— Отлично, — сказал он и повернулся к голему, — э… мистер Помпа?
— Да, Мистер Губфиг?
— Вам дозволено оказывать мне помощь, или вы просто будете болтаться поблизости, до тех пор, пока не придет время шарахнуть меня по голове?
— Нет Нужды В Язвительных Комментариях, Сэр. Мне Разрешается Оказывать Вам Посильную Помощь.
— Так значит вы могли бы разгрести тут голубиное дерьмо и немного протереть окна, чтобы стало посветлее?
— Разумеется, Мистер Губфиг.
— Ты можешь?
— Големы Никогда Не Отлынифают От Работы, Мистер Губфиг. Пойду Искать Лопату.
Мистер Помпа направился к прилавку, чем, кажется, вызвал приступ паники у бородатого Младшего Почтальона.
— Нет! — пискнул он, ковыляя вслед за големом, — это очень неудачная идея, трогать все эти кучи помета!
— Что, и от этого полы провалятся? — весело спросил Мокрист.
Грош перевел взгляд с Мокриста на голема, потом обратно. Его рот беззвучно открывался и закрывался, пока мозг безуспешно искал слова. Затем он вздохнул.
— Все-таки лучше вам вначале сходить в раздевалку. Сюда, джентльмены.
Следуя за стариком, Мокрист почувствовал исходящий от него запах. Не то чтобы неприятный, нет, просто… странный. Он был смутно-химическим, в смеси с щиплющим глаза ароматом всех лекарств от горла, какие вам когда-либо доводилось глотать, и в добавок со слабой ноткой лежалой картошки.
Раздевалка помещалась несколькими ступенями ниже, в цоколе здания, где, предположительно, полы не могли провалиться, потому что проваливаться было уже некуда. Это была длинная и узкая комната. Один ее конец занимала гигантских размеров печь, которая, как позднее узнал Мокрист, некогда была частью целой отопительной системы, потому что Почтамт был в свое время весьма технически продвинутым зданием. А сейчас рядом с ней была установлена маленькая круглая печурка, у основания раскаленная докрасна. На ней стоял большой закопченный чайник.
По запаху безошибочно можно было определить наличие в помещении носков и дешевого угля, а также отсутствие вентиляции; несколько разбитых деревянных шкафчиков были выложены в рядок у стены, с дверец осыпалась краска, которой были написаны имена прежних владельцев. Свет проникал в помещение через закопченные окошки под самым потолком.
Для чего бы раньше ни предназначалась эта комната, теперь это было просто место, в котором живут два человека; два человека, которые живут вместе, но явно сохранили отчетливое чувство «твоего» и «моего». Все помещение было поделено на две половины, на каждой из которых у стены стояла узкая кровать. Разделительная линия была нарисована на полу, на стенах и даже на потолке. Моя половина, твоя половина. Эта линия как бы говорила: до тех пор, пока мы не забываем, где чье пространство, больше не будет… проблем.
На середине комнаты стоял стол и разделительная линия проходила прямо по нему. Две кружки и пара оловянных тарелок были аккуратно расставлены на каждой половине. В середине стола помещалась солонка. Разделительная линия огибала ее, кружком обозначив демилитаризованную зону.
На одной из половин узкой комнаты стоял большой неприбранный стол, заваленный баночками, бутылочками и старой бумагой; он выглядел как рабочее место химика, который импровизировал на ходу, или пока что-нибудь не взрывалось. На другой половине стоял карточный столик, его поверхность покрывали небольшие коробочки и рулончики черного фетра, расположенные с внушающей некоторое беспокойство супер-аккуратностью. Тут же стояло на подставке самое большое увеличительное стекло из тех что Мокристу доводилось когда-либо видеть.
Эта половина комнаты была чисто подметена. На другой царил кавардак, угрожавший переползти через Линию. Одно из двух: или некоторые бумажки на неаккуратной половине были странной формы, или же кто-то аккуратно и точно, предположительно с помощью бритвы, обрезал слишком много себе позволившие уголки.
В середине чистой половины стоял молодой человек. Совершенно очевидно, что он, как и Грош, ждал Мокриста, но у него плохо получалось стоять по стойке смирно, или, точнее, он только частично усвоил эту концепцию. Правая половина его тела явно стояла более смирно, чем левая, и в результате он согнулся, как банан. Со своей широкой нервной улыбкой и большими сверкающими глазами он просто излучал энтузиазм, несколько даже выходящий за пределы здравого рассудка. Определенно чувствовалось, что он может начать кусаться. На нем была синяя хлопковая футболка с надписью: «Спроси Меня О Булавках!»
— Э… — сказал Мокрист.
— Ученик Почтальона Стэнли, — пробормотал Грош, — сирота, сэр. Очень печальная история. Попал к нам из Дома Призрения Братьев Оффлера21 Жил на отдаленной ферме в диких местах, сэр, родители умерли от Мошкробов, был воспитан горохом.
— Вы имеете в виду, на горохе, мистер Грош?
— Нет, горохом, сэр. Очень необычный случай. Хороший мальчик, если его не злить, но имеет тенденцию поворачиваться вслед за солнцем, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Э… возможно, — сказал Мокрист и поспешно повернулся к Стэнли, — итак, знаешь кое-что о булавках, э?
Он надеялся, что его голос звучит любезно.
— Нетсэр! — ответил Стэнли.
Казалось, все его тело отдает честь.
— Но у тебя на футболке написано…
— Я знаю все о булавках, сэр, — сказал Стэнли, — все, что можно знать!
— Э, ну, это… начал Мокрист.
— Все факты о булавках, сэр, — продолжил Стэнли, — нет ничего, что я не знал бы о булавках. Спросите меня о булавках, сэр. Все что угодно. Давайте же, сэр!
— Ну… — Мокрист замялся, но годы практики пришли на помощь, — скажи мне, сколько булавок было сделано в городе за прошлый го…
— В прошлом году мастерские Анк-Морпорка (или «булавочные», как их называют) произвели двадцать семь миллионов восемьсот восемьдесят тысяч девятьсот семьдесят восемь булавок, — отчеканил Стэнли, глядя куда-то в собственную заполненную булавками вселенную, — включая стальные, бронзовые, с восковой головкой, с серебряной головкой (и целиком серебряные), большие, машинного и ручного изготовления, новые модели и копии, но не включая булавки для лацканов пиджака, которые вообще не должны считаться настоящими булавками с тех пор как их стали классифицировать в качестве «спортивных» или «гербовых», сэр…
— А… ага, кажется, я как-то видел журнал даже специальный, — в отчаянии сказал Мокрист, — он назывался… э… «Булавочный ежемесячник»?
— О, боже, — раздался позади Мокриста выдох Гроша.
Лицо Стэнли сморщилось в гримасу, больше похожую на кошачий зад с носом.
— Это для любителей, — прошипел он, — они не настоящие «булавочноголовые»22! Их не волнуют булавки! О, они-то, конечно, утверждают обратное, но в последних номерах они каждый месяц целую полосу отводят иголкам! Иголки? Кто угодно может собирать иголки! Это же просто булавки с дыркой! Да и вообще, есть же «Популярные Иголки». Но их это не беспокоит!
— Стэнли у нас редактор журнала «Абсолютные булавки», — прошептал за спиной Мокриста Грош.
— Этот журнал я кажется не видел… — начал Мокрист.
— Стэнли, пойди помоги ассистенту мистера Губвига найти лопату! — громким голосом скомандовал Грош, — а потом снова займись сортировкой своих булавок, пока не почувствуешь себя лучше. Мистер Губвиг не желает видеть один из твоих Маленьких Моментов.
Он бросил на Мокриста непроницаемый взгляд.
