выливалось в конфликт: либо внутриличностный, либо конфликт с тем, от кого исходил запрет, — и в итоге это приводило к трагедии. Но наше правительство хочет видеть своих граждан счастливыми!»
Сразу видно, стажёр писал. Ишь, как подлизывается. А слог такой, будто с учебника по обществознанию за пятый класс содрал.
«В наше просвещённое время нет и не может быть никаких запретов. Есть только действия категории ПР, на которые необходимо получить разрешение. Сегодня речь пойдёт о человеке, который такое разрешение получил и осуществил свою мечту!
Алексей Иванович Лихих ещё 26 лет назад начал подозревать, что жена изменяет ему с соседом по площадке. “Примерно тогда же, — говорит счастливец, — я начал собирать аргументацию. Если посчитать, в сумме я провёл в очередях больше года, но это не остановило меня. Я хотел справедливости! И вот, наконец, получил разрешение на жестокое убийство любовника жены колюще-режущим предметом. Письмо пришло в мой 54-й день рождения, и это был лучший подарок в моей жизни!”»
До чего, наверное, у него была скучная жизнь и никудышные друзья, если ничего более приятного не подарили за полвека.
«Сосед Алексея Ивановича был оповещён о дате его предстоящей кончины ровно за месяц, согласно законодательству. За несколько дней до приведения разрешения в исполнение нам удалось взять у него короткое интервью. “Я и не подозревал, что Лёха знал и молчал всё это время. Меня давно уже мучит совесть, так что когда поступило извещение, даже как-то легко на душе стало. Сейчас я улаживаю дела, возвращаю долги и всё такое. Я считаю, Лёха в своём праве, и я готов отвечать за свои поступки”.
20 июля в присутствии двоих контролёров Разрешительного бюро Алексей Иванович отказался от права отступить и жестоко зарезал своего соседа кухонным ножом. Он нанёс 26 ранений по числу лет измены и обмана».
Здесь была вставлена красочная фотография Алексея Ивановича: ликующее, забрызганное кровью лицо, в руке поблёскивает тот самый колюще-режущий предмет, больше напоминающий не нож, а внушительный тесак.
«Мы спросили Алексея Ивановича, что он чувствует, вытирая кровь обидчика о его же брюки. Вот что ответил наш герой: “Я давно не был так счастлив! Я добился, чтобы общество признало мою правоту, и осуществил задуманное без колебаний. Призываю всех, кто ещё сомневается: не гоните лошадей, а подавайте аргументацию. Месть особенно сладка, когда твой план одобряют высшие инстанции. Это как индульгенция, понимаете? — Алексей Иванович попирает своей могучей стопой голову поверженного оскорбителя. — Я чист и абсолютно счастлив!”»
Гомон за спиной наконец унялся. Похоже, с ними уже можно общаться.
— Я ещё понимаю, когда кто-то хочет прикончить ближнего. Но чтобы записываться в жертвы?
— Им просто не дали разрешения на самоубийство, — подала голос решительная девушка с тёмными кругами под глазами.
— А что, везде такие очереди?
— Когда как, — вклинился студентик с цыплячьей шеей. — Вон, видите, толпа беременных во дворе. Эти за абортом. Но в то окошко меньше полугода не ждут: государство заботится о рождаемости. У меня сестра так стояла. Многое переосмыслила, всю школьную классику перечитала. Через два года, когда Сёму в садик сдала, защитила диплом по серебряному веку. Говорит, пока ждёшь, можно как получить образование, так и лишиться рассудка, пятьдесят на пятьдесят.
Прямо под окнами женщины на разных сроках обсуждали пелёнки-распашонки. Похоже, большинство приходило сюда исключительно ради компании, хотя была парочка таких, которые стояли из тупого упорства. Две будущие мамашки прогуливались по кусочку голой земли, вытоптанному до непробиваемой твёрдости. На остальных газонах торчали знаки «ПР».
Вдруг из корпуса напротив выбежал замухрышечный мужичок, победно расхохотался и принялся бешено скакать по ярко-зелёной траве, размахивая бумажкой. Беременные улыбались и сдержанно хлопали. Как радуется! Может, я не в ту очередь встал?
Рядом пристроилась решительная девушка, уложила острые локти на облупленный подоконник.
— Дорогого стоит, когда мужчина умеет добиться своего. Даже если это всего лишь право топтаться по газонам.
Наверное, надо спросить, зачем она здесь. Почему бы не сделать человеку приятное?
— А вы кого собираетесь убить?
— Бывшего, — просто бросила она. — Если честно, убивать его я не буду. Так и скажу разрешителям, даже отступительную заранее подпишу. На таких условиях они быстро одобряют. Пусть этот свинюк побегает месяцок с подпаленной задницей, осознает, какое он ничтожество, прощения попросит. А что? Волки сыты, овцы целы, госпошлина уплачена. Всем хорошо. И урод этот, может быть, поймёт что-нибудь и не будет больше так себя с девушками вести.
Я улыбнулся. Дерзкая!
— А я тоже убивать не буду. Даже разрешение необязательно. Достаточно, чтобы на работе слух прошёл, что я встал в очередь. Этот недопырок все штаны уделает и пасть свою поганую на меня больше не раззявит. Да и родные зауважают.
Девушка подняла на меня свои серо-голубые, обведённые кругами усталости глаза.
— Это правильно. Совсем по-другому на мужчину смотрят, когда он в очереди отстоял. У меня пара знакомых есть: они знали, что от армии никак не отмазаться, но аргументацию подали. Потом отслужили, вернулись, получили ответ от разрешителей и на стену повесили, как почётную грамоту.
Очередь за моей спиной зашевелилась. Из-за обитой дешёвым кожзамом двери появился парниша с огромной стопкой бланков и просветлённым лицом.
— Ну что? Ну что? — насели на него ожидающие.
— Сказали ещё несколько справок и свидетельств собрать, потом печати проставить, потом в корпус В, и ждать рассмотрения.
— Молодец! Так держать!
Прокуренные мужики похлопали парнишу по спине так, что часть бланков разлетелась. Тот улыбался, как помесь народного целителя и звезды среднего пошиба.
— Следующий! — приглушённо донеслось из-за заветной двери.
Толстая тётка поднялась и пошла в наступление, её муж в буром костюме напрягся и стал натужно хохмить. Я взглянул на часы. Такими темпами можно штаны насквозь протереть. Тщедушный мужичок за окном всё ещё гарцевал по газону, и мне тоже захотелось на воздух.
— Может, кофе попьём? — спросил я у решительной не-убийцы.
Она блеснула неотразимой улыбкой и согласилась.
Недобрые известия
Мирон Аркадьевич сидел в солидном удобном кресле и, пряча раздражение, листал газету. Он, к слову сказать, газет не жаловал, однако так уж издавна повелось в их роду. И отец, и дед, и прадед выписывали по несколько изданий, даже при том, что бумага была дорога, и в копеечку влетала им такая прихоть. Отец, бывало, говаривал: «Газета, сынок, не для того только надобна, чтобы новости узнать. Она для того ещё, чтобы и ты, и окружающие помнили, что ты человек знатный, образованный и состоятельный». В конце года он собственноручно делал подшивку и отправлял её храниться на чердак. Никто потом
