Вот только чем дальше, тем яснее становилось — долго на такой работе мне не протянуть. Тут только первая комната, а руки уже отваливаются! Но когда я заглянула во вторую комнату, то отвалилась уже моя челюсть.
— Ну что таращишься? — поднял тонкую бровь искристо-рыжий боно. — Давай, отвязывай.
Он кивнул мне, особо не соображающей, на свои запястья, именно за них он и был привязан к спинке кровати. Из одежды на нем были женский чулок и трещащее по швам бюстье с оторванной бретелькой. А еще крошечная черная шляпка с пером на пышных волосах. На щеке помада, на груди морская татуировка.
— Чтобы я еще раз повелся на уговоры этой прохвостки, — шнур поддавался плохо, мужчина ругался на меня сквозь зубы, а я смотрела куда угодно, только не вперед. — Изюминки ей не хватало. Праздника. И теперь я без денег, зато в женских шмотках!
Я справилась за пять минут, и тогда мужчина раскинул руки и потянулся. Голый как был.
— Никогда не мешай ром с курипским порошком, — наставительно сообщил мне он, вставая на ноги, покачиваясь и покачивая всяким. Не то чтобы я совсем не видела всякого, но… не вот так прямо же! Не надо в мою сторону этой штукой указывать!
— Ага, — промямлила я, старательно отводя взгляд. Мне так-то работать надо, вон, постель перестелить. Нет, не валиться на нее с желанием отдохнуть, потому что сиеста и все дела. А убрать и пойти дальше!
Тут дверь едва ли не с петель сорвалась, и в комнату вошли еще три колоритных персонажа. Морды подозрительные, морские.
— Эй, Киддо, там капитан уже глаза протер, требует тебя.
— В таком виде я ему подойду? — хохотнул упомянутый Киддо, раскинув руки в сторону, демонстрируя этот самый вид, и даже обернулся вокруг своей оси. Моряки заржали, мол, что, кажется, от бюстье у Киддо грудь выросла, и собрались уходить, забрав нудиста, а еще остатки выпивки и мое самообладание — мимоходом ущипнув меня за ягодицу.
— Ой! — подпрыгнула я и возмутилась, но тихо, потому что рожи разбойные и все такое. Жутковато. — Не трогайте!
— Почему нет? Меня ты можешь потрогать, — хохотнул неназванный бородач и даже показал, где именно бы ему очень хотелось.
— Хэй, напугал бонну, это же не Ветка, промеж глаз не влепит, — отстранил своего товарища Киддо и подмигнул мне. — Новенькая, да? Здесь все по-простому, мы давно уже в этой дыре останавливаемся, как на берег сходим: можешь пройти мимо, можешь присоединиться. Лучше, конечно, второе, ты очень даже ничего…
— Вот именно что ничего! — пискнула я и зачем-то тряхнула свой кулон-переводчик, болтающийся на шее.
— А! — по-своему понял Киддо, но, как оказалось, этим даже помог. — Ты мигрантка, что ли? Тогда лучше бы тебе другое место найти, не в порту. Тут всякое бывает. И мы в том числе. А вам работу выбирать… — он переглянулся с товарищами. — Ну, не всякую можно, факт. Незаконно.
— Да мне хоть какую, не хочу к дракону на ужин, — скорчила я лицо жалобное, руки заломила. Кто-то было открыл рот, мол, так а если не блюдом, а гостьей, но его заткнули. Все же с драконом не шутят. Это только я все смогла спустить на тормозах — и условия, и угрозу своей жизни.
— А вот целуй меня, недотрога, — внезапно подставил свою щеку в румянах Киддо. — Беги налево до конца пирсов, пройдешь набережную, свернешь вдоль берега к зеленому причалу. Там на отшибе харчевня есть с комнатами, хозяин пожилой, вдовец, даже чересчур порядочный. Работа — подай, принеси, почисть, помоги на кухне, в комнатах пошурши. У него как раз работница ушла — скоро рожать.
— А откуда знаешь? — заволновалась я.
— Так от меня и рожает же! — заржал Киддо. Правда, выглядел он при этом серьезнее некуда, как будто и правда хотел помочь, так что я неуклюже клюнула его в щеку, бросила тряпку и побежала.
Глава пятая
Повезло так повезло!
Во-первых, к мигрантам здесь относились не в пример лучше, чем в моем мире. Вот что-то у них можно и перенять! Во-вторых, Киддо дал отличный вариант. Ну, всяко лучше портового… веселого дома.
Правда, было проще сказать, чем сделать, или понятие о расстоянии у меня и матроса различалось. Потому что я уже теряла сознание где-то в районе пирсов, а бежать нужно было еще ого-го! А уже вечер…
Красота же. Солнце падало как огненный шар за реку и дальше — за лес и горы, небо горело всеми цветами радуги, полупрозрачные высокие облака напоминали сахарную вату. Да, мамочки, как хочется есть, но если я сейчас пересмотрю приоритеты и сделаю выбор в пользу еды, то едой стану я… В кошмарном сне не приснится!
До харчевни с болтающейся на ветерке вывеской я не добежала — доползла. Сердце вываливалось, в боку кололо, перед глазами стояли круги, и если бы меня сейчас положили на блюдо, я, наверное, даже бы не сопротивлялась. Но инстинкт самосохранения у человека силен, я рухнула на дверь всем своим весом и заколотила в нее кулаками.
Мне долго не открывали. Ночь опускалась на Еронию и мне на плечи, последняя, черт, кажется, ночь в моей жизни, и, может, хватит уже бороться за жизнь, может, забыть все, принять все как есть и насладиться последними сутками? Но дверь открылась, и я радостно затараторила:
— Добрейший боно, почтеннейший боно! Киддо отправил меня сюда, он очень извиняется, что ваша работница, добрейший боно, вынуждена вас покинуть, причем по его вине, но я — я уверяю, что вот так как она я не уйду!
Нет, его не пронимала моя речь. Может, пустить слезу? Упасть ему в ноги? Чего он так таращится на меня?
— Почтеннейший боно, я работящая! Мне хватит всего триста пятьдесят… триста двадцать… — я с трудом переступила через свой же принцип «не работать даром». — Триста гелдов! Ну и можно комнатку, если есть…
Боно огладил бороду и ничего не сказал.
— Добрейший боно, сжальтесь! Меня же съедят, дракон съест, — выдала я последний аргумент и утерла слезинку. Самую настоящую. Боно почесал правое ухо и что-то сказал. Непонятное.
— А? — переспросила я, и боно повторил уже медленнее и четче, а мог бы вызвериться, конечно, но тут до меня дошло, что я…
Я больше их не понимаю! Действие моего кулона закончилось! И как мне быть?
Я растерянно подергала кулон. Боно нахмурился. Я постаралась удержаться на ногах. Все? Это все уже? Сутки кончились? Почему так рано? Все, я еда? Меня прямо сейчас схватят и понесут нанизывать на вертел? Боно протянул руку, положил мне ее на плечо, втянул меня в дом и захлопнул дверь.
Мной овладели апатия и покорность. Это в мультике цыганка освобождает беднягу-звонаря и тычет кинжалом судье в морду. В жизни лучше не пробовать — ну, если эта жизнь тебе хоть сколько-то дорога. Боно был крупнее, бегать в таком виде — шлепки и юбка-беспредельщица — все равно не выйдет, да и куда мне, когда я после бега сюда и так на одну ногу босиком. Неслась, теряя тапки, в самом прямом смысле этого слова. О-хо-хо…
Здесь грязновато. Чем-то пахнет. Ну хорошо — жареным воняет. Но тихо! То ли нет никого, то ли Киддо мне не соврал и в самом деле тут хозяин порядочный… И пока, ну вот эти пять минут, на меня никто не покусился. Может, и дальше так пойдет? Или от меня и этого чудесного боно ничего уже не зависит?
Боно распахнул передо мной дверь, почесал бороду, взлохматил космы. Роста он был громадного, бородища пушистая, но вроде бы опрятная. Возраста и правда почтенного, плечи — во, ручища — во, как только в дверь проходил. Впрочем, кроме как хозяина, я еще оглядывала фронт работ, старалась храбриться и убеждала себя, что я смогу.
Лилечка, а что тебе теперь делать? У тебя уже никакого выбора и в помине нет! Лучше уж уборка, чем все остальное… Лучше уж ты приберешься, чем тебя приберут аккуратненько, ручки сложат, ножки свяжут и в рот пучок травы пихнут, а внутрь — яблоки.
Боно что-то сказал, я глупо заулыбалась. Он повторил, уже более сердито. Я всхлипнула. Боно выразительно потыкал пальцем в пол — мол, жди здесь — и ушел.
Хорошо. Ну, это кухня, как я понимаю. И запашок характерный, и посуды полно. И все это не мыто… ну, год точно. Или не точно?.. Я вздохнула, натянула юбку пониже. Ага, а свое барахло я оставила в притоне, ну ничего, потом зайду, если выживу. Не о шмотках мне сейчас надо думать. Хотя бы о том, как выкручиваться с местным языком. Между прочим, вот кто мне мешал за эти два месяца хоть несколько фраз выучить?