Марианна Алферова - Гробницы Немертеи

— Что?..

— Разделение цивилизации…

— Это я слышал. Что за наглость! Теория разделения цивилизации — моя! А он объявил цивилизацию Немертеи примитивной. И после этого…

— Да, именно он так и заявляет: разделение примитивной цивилизации на две примитивные составляющие.

На несколько минут Атлантида потерял дар речи. Может быть, он не совсем верно понял своего друга сукки Кая-1, учитывая отсутствие губ у данного разумного вида. Впрочем, отсутствие губ — не самое страшное.

— Знаешь что, Кай, — проговорил наконец Атлантида, когда они уже вышли из космопорта. — Давай-ка зайдем с тобой в ближайший бар… Ты знаешь на Ройке хороший бар?

— Сколько угодно. Вот, к примеру, мы с братом основали ресторан «Зеленый желудок» и стали поставлять туда экзотические полуфабрикаты с Немертеи. Но галактическое общество «Гринпис», тут же закрыло наше учреждение. Терпеть не могу эту шайку защитников природы. Мерзкие твари. Хуже консультантов!

— Нет, что-нибудь менее экстравагантное.

— Ты предпочитаешь жареную саранчу?

— Именно.

— Тогда мы идем в таверну «Эльф». «Эльф» — самое лучшее, что может предложить Ройк, разумеется, после «Зеленого желудка».

— А там есть текила?

— Есть текила, правда, я ее не пью. А еще есть прекрасный видеофон, по которому мы увидим выступление профессора Брусковского.

— Нет, видеофон просьба отключить, — простонал Атлантида.

Бар, в самом деле, оказался очень приличным — голограммы девственных тропических лесов планеты Тропик-7, стереоизображения райских колибри, порхающих с ветки на ветку, на столиках, спинках стульев, на стойке бара повсюду разноцветные бабочки величиной с ладонь лениво шевелили крыльями и время от времени поднимались в воздух. Официантки, опять же уроженки Тропика-7 — восхитительные красотки метрового росточка, разносили подносы с выпивкой. В качестве одежды на каждой было несколько ажурных листиков. Нигде не ел Платон с таким удовольствием, как на Ройке. Здесь все было вкусным — булочки и фрукты, а особенно — жареная саранча. Недаром вокруг так много толстяков. Планета, где лучше всего устраивать пиры. Он вспомнил ночь с Катей (то есть Андро). И пиры в постели — тоже.

Атлантида и Кай заказали по «Маргарите».

— Знаешь, Немертея все-таки странная планета, я бы не хотел там жить, — заметил Платон.

— Я бы не прочь там отдохнуть — «зеленый желудок» очень даже вкусен, — ухмыльнулся сукки.

— Говорят, на Мегатроне подают жареных сукки, — заметил Атлантида мстительно.

— Вот поэтому Мегатрон и исключен из Лиги Миров, — нисколько не обидевшись, парировал сукки Кай-1. — Кстати, о текиле… Тут такое дело. Я ведь на Ройке давно — уже сорок два года колупаюсь. И еще в первый год заказал двадцать пять ящиков консервированной кукурузы. И до сих пор не получил. Теперь с пересадочной базы мне в качестве компенсации прислали три ящика текилы. Пожалуй, я бы мог их продать тебе по сходной цене; ведь мы текилу, как я уже говорил, не пьем — она противоречит нашему метаболизму.

— Не стоит! — покачал головой Атлантида. — Мне же обратно лететь — на пересадочной базе вновь украдут.

— Ты меня удивляешь. На Ройке ты пробудешь две недели. Неужели за две недели не одолеть три ящика текилы?

Атлантида нашёл его слова логичными. Сидящий за соседним столиком человек поднялся и подошел к ним. Внешность у незнакомца была замечательная: возраст — около сорока пяти биологических лет, и никакой коррекции, вьющиеся волосы, торчащие в разные стороны, очки… (настоящие очки со стеклами! — их теперь можно видеть только в музее), мешковатая черная футболка и светло-серые брюки, изрядно вытянутые на коленях.

— Простите, — обратился странный незнакомец к Атлантиде, — вы профессор Рассольников?

— А очки настоящие? — спросил Платон.

— Нет, конечно. Теперь никто не умеет подбирать очки. Это старинная оправа с обычными стеклами. Я ношу ее, чтобы почувствовать, как ощущал себя в этом приборе человек прошлого… Мы недавно ставили Чехова. А драматург Чехов, простите, носил очки…

Платон усмехнулся и покачал головой.

— Так вы профессор Рассольников? — повторил свой вопрос незнакомец.

— Кажется, я становлюсь известной личностью, — шепнул Платон своему приятелю сукки и спросил громко:

— Верно, меня показывали в интернет-новостях?

— Было маленькое объявление в сообщениях «Культура-Ройк», — уточнил обладатель неухоженной шевелюры, — и было изображение. Я должен представиться: Роберт Хогарт, руководитель театра-студии на Ройке.

— Артист! — воскликнул Атлантида без тени насмешки.

Он в первый раз в жизни видел живого артиста.

— Присаживайтесь, что же вы стоите! Красотка, — ухватил он за талию проплывающую мимо официантку (хотел ухватить за попку, но больно мал был рост красавицы). — Еще одну «Маргариту» артисту.

— Видите ли, профессор, — торопливо заговорил Хогарт, опасаясь, что до сути разговора они могут и не добраться. — Я осмелился обратиться к вам за консультацией. Мы ставим спектакль и решили сделать декорации и костюмы с должной исторической достоверностью. И только вы нам можете помочь. Не подумайте, что я прошу о такой важной услуге даром. Студия непременно заплатит за консультации. Передвижной Университет Ройка — наш спонсор. Мы можем заплатить тысячу кредитов… Возможно, сумма вам покажется маленькой, но…

— Спектакль? Честно говоря, я никогда не видел настоящего представления с живыми артистами.

— Конечно. Уже давно театральное искусство стало достоянием узкого круга лиц. Теперь ему тайно обучаются только работники высших школ спецслужб и еще — политики. Теперь это их прерогатива. Без артистических навыков никто нынче не может занять высокую должность. Вообще говоря, это не афишируется, но… Нынешний президент Лиги Миров непременно бы получил в прежние времена «Оскара» за лучшую роль. Вы слышали про «Оскар». — Атлантида на всякий случай кивнул. — Так вот, я решил вернуть театральное искусство массам.

— Так что же все-таки за работа? — прервал его велеречивые изыски Платон. — Что за пьесу вы ставите? Какие консультации нужны?

— О!.. — Хогарт закатил глаза к небу. — Я думаю, вы знаете, что только на Ройке есть театр-студия. И вот мы ставим Шекспира. Самого Шекспира! Правда, вещь не особенно известная, но мне она показалась интересной. «Троил и Крессида».

Атлантида аж подпрыгнул на стуле.

— Это моя любимая пьеса, — проговорил он, разглядывая взъерошенную шевелюру Хогарта. — Особенно — образ Крессиды. И когда можно приступать к консультациям?

— Если бы вы соблаговолили… сейчас…

— Именно сейчас я и соблаго… го… валю… — выдавил с трудом Платон.

«И где он только набрался таких слов?» — подивился археолог.

— По-моему, мы собирались… — попытался не особенно уверенно протестовать сукки.

— Да, да, перекусим жареной саранчой и тут же отправимся в театр господина Хогарта.

Театр располагался в небольшом полукруглом здании с маленькими оконцами. Коричневые ровные стены разделены пилястрами. Двери были тоже — под старину. И над входом даже днем горела белая вечная лампа с надписью «служебный вход». Режиссер и его гости прошли по узенькой лестнице мимо дремлющей пожилой дамы. Дама почему-то дремала за огромным, неизвестно для чего предназначенным столом. Светилась намертво прикрепленная к столу лампа под зеленым колпаком. — Вы же знаете, профессор, «Троил и Крессида» — это времена Гомера, осада Трои. Ахейцы, троянцы и великолепный староанглийский…

— Староанглийский… — повторил Атлантида.

Все здесь дышало стариной — той стариной, которую напрасно пытаются оживить археологи. Нигде ни единой антигравитационной подставки, повсюду стационарные светильники, драпировки из толстой бордовой ткани, пластиковый паркет под дуб. Из узенького коридорчика они вступили в другой — полукруглый. На стенах располагались голограммы каких-то молодых людей и девушек. Третья с краю была голограмма Андро. На голограмме инспектор МГАО выглядела куда моложе. Волосы и глаза у нее были черные, как у милашки Кати.

— Привет! — сказал Платон, обращаясь к голограмме.

— Привет, — ответила она голосом Андро. Так вот где ее научили плакать в таком совершенстве! Сразу видно — школа.

Атлантида сделал еще несколько шагов, обогнул часть выступающей боковой стены. Голограмма Бродсайта уставилась на него прозрачными голубыми глазами. Платон не стал приветствовать изображение Тимура и двинулся дальше по коридору. Следующими — он уже почти ожидал этого — оказались портреты Кресс и Ноэля. Король и королева Немертеи были такими же, как сейчас, — не юными, но молодыми. Вот только волосы у Ноэля были черные с серебром, а в прядях Крессиды мелькали лишь отдельные золотые нити.