— Это вряд ли. Но репутация его будет испорчена на всю жизнь.
— Н-да. Прямо похороны заживо, — вздохнул генсек. — Ну а что с их научниками делать? — спросил он.
— Убивать никого не хочется. Профессор Боровски, в конце концов, ни в чем не виноват. Когда ему срежут финансирование, мы сделаем ему предложение, от которого он не сможет отказаться. В Союз его не повезем, он не захочет. Дадим ему денег на лабораторию в какой-нибудь европейской стране… только чтобы не в НАТО… В Швейцарии. Пусть там сидит и работает на нас. Но действовать надо быстро.
23 сентября 1971 года. Вашингтон, ночь.
— Они нас похоронят, — заключил М.
М. был начальником Центра «Омега» УВР ЦРУ. Имя его Никсон, разумеется, знал, но старался не держать в памяти, благо оно было неприметным и серым, какой-то Джон Смит или что-то вроде того.
— Но почему? — спросил Президент.
— Как бы это объяснить наглядно… — согласно внутреннему уставу ЦРУ М. был несменяем и Никсона не опасался, а потому позволял себе говорить то, что думает. — Их хозяйственная система завязана на экономию ресурсов. Чем она больше, тем лучше обстоят дела с хозяйством. Если у них упадет потребление еды, тем более на порядки, то они получат такой резерв прочности, что вылезут из всех своих экономических проблем. В том числе и тех, которые мы им создавали столько лет… Нет, этого допустить нельзя.
— И что же вы предлагаете? — Никсон почесал правую бровь.
— Есть две проблемы: профессор Боровский и генсек Брежнев. Начнем с последнего. Брежнева нужно нейтрализовать.
— Убить Генерального секретаря ЦК КПСС? — президент был до такой степени изумлен, что показал собеседнику средний палец. — Вы превратились в идиота? Знаете, что за этим последует? Атомный апокалипсис! Я никогда не дам согласия на такую авантюру, слышите?
— Я не сказал «убить». Я сказал — нейтрализовать. В политическом смысле. Мы устроим маленькую провокацию, после чего он перестанет доверять ученым как таковым. Причем — в особенности медикам. Будет лечится у гадалок и колдуний… Он никогда не возобновит те исследования.
— Тонко, — согласился Никсон. — А почему?
— Придется положить половину нашей агентуры, — вздохнул М. — Но у нас есть возможность вызвать у Брежнева опасное нарушение здоровья. Ну, например, микроинсульт. А потом подкинуть ему мысль, что это результат употребления средства для аппетита. Он очень испугается.
— А паралич его не разобьет? — поинтересовался Никсон.
— Это вряд ли. Но здоровым человеком он уже никогда не будет.
— Н-да. Прямо похороны заживо, — вздохнул президент. — Ну а что с их учеными делать? — спросил он.
— Убивать никого не нужно. Профессор Боровский, в конце концов, ни в чем не виноват. Когда его лабораторию закроют, мы сделаем ему предложение, от которого он не сможет отказаться. В Америку его не повезем, он побоится. Дадим ему денег на лабораторию в какой-нибудь европейской стране… только чтобы не в НАТО… В Швейцарии. Пусть там работает на нас. Но действовать надо быстро.
1979 год. Монтрё, день.
— Ваша реконструкция событий, дорогой коллега, не лишена определенного интереса, — профессор Йозеф Боровски вдохнул аромат кофе, но пить не стал. — Однако насколько мне известно, советский руководитель по-прежнему находится у власти…
— Ну да, в каком-то смысле, — профессор Иосиф Боровский придвинул к себе огромную глиняную кружку с глинтвейном. — Но у него большие проблемы с головой. Насколько мне известно, в семьдесят пятом он перенес инфаркт и инсульт сразу. Думаю, это последствия того покушения. У него нарушена дикция, проблемы с речью… Говорят, начал верить гадалкам и этим, как их… экстрасенсам. Его лечит какая-то грузинка. Джуна… не помню, что там дальше…швили. Ну а кто там сейчас заправляет делами… даже и думать не хочется.
— У нас тоже было… До чего же грязная история с этим Уотергейтом, — вздохнул Боровски. — Конечно, он был прав, что ушел. Нация больше не могла ему доверять… — Вы не испытываете ностальгии? — профессор Боровски все-таки сделал крохотный глоток.
— Как сказать, — задумался профессор Боровский. — Учить на старости лет немецкий — это было трудно. Дойче швахе — швере шпрахе. Хорошо, что мой дедушка научил меня хотя бы ругаться на идиш…
— Да, ужасный язык, — согласился профессор Боровски. — Хорошо, что моя мама не забыла мамэлошн.
— Хотя сейчас мне, наверное, придется учить английский…
— Новая работа? — заинтересовался Боровски. — Мне тоже предлагали работу в одной фирме. «Пфайзер». Знаете такую?
— Ну, это монстр, — вздохнул Боровский. — Признаться, они мне тоже кое-что предлагали. Не связанное с пищевыми добавками.
— Проект «Виагра»? — Йозеф наградил Иосифа долгим понимающим взглядом.
— Он самый, — Иосиф Боровский отхлебнул глинтвейна. — Но это работа надолго. Лет на двадцать. Зато потом…
— Потом, — довольно улыбнулся Йозеф, — мы всех похороним.
© М. Харитонов, 2005.
СЕРГЕЙ ВОЛЬНОВ
Гастрономическая обсерватория
Музыке Небесных Сфер п о с в я щ а е т с я
Есть такая теория: пространство и время
бесконечны, значит, случиться может все, то
есть любое событие неизбежно, даже невоз-
можное. Что же, такое объяснение не хуже
других… Многие истории начинаются в барах,
так давайте и мы начнем. Не потому, что я там
был или не был, зато… мы сможем познако-
миться с одним уникальным… персонажем.
Закадровый комментарий в начале кинофильма «Трасса Шестьдесят»
«…статистика предоставляет для осмысления ряд интересных пропорций, касающихся всех сфер жизнедеятельности человека. В рамках доклада я не буду приводить его полностью. В этом нет особой нужды, ибо предметом моих умозаключений является лишь одно из соотношений…
Номинально возглавляет данный перечень факт, давным-давно набивший оскомину, превратившийся в штамп: одну третью часть времени люди посвящают сну. Яви — оставшиеся трети. Большая, но тем не менее всего лишь половина. В принципе, есть над чем поразмыслить, определяя, что же именно является собственно жизнью. Однако, на мой взгляд, гораздо более интригующей и подозрительной, наводящей на размышления, следует признать долю, которая приходится на так называемый «прием пищи».
Под этим подразумеваются часы и минуты, которые люди проводят непосредственно за столом, плюс время, необходимое для приготовления блюд. Человек неизбежно садится за стол дома, садится в местах общественного питания, в досуговых и питейных заведениях, в больницах и тюрьмах, казармах и санаториях, человек импровизирует, создавая подобие стола в походных условиях… Кто-то ни разу не становился к плите, а кто-то — не отходит от нее по полдня, например, повара и многие домохозяйки. Кто-то изо дня в день перекусывает на бегу, для кого-то неспешный процесс питания — сродни священнодействию, а есть и такие, что единственным стоящим занятием полагают этакие гурманские оргии…
Так вот, статистически усредненное время, включающее в себя и будничные завтраки-обеды-ужины, и неспешные праздничные застолья, и посиделки с друзьями в барах, и деловые трапезы, и ночные набеги на холодильники — равняется примерно двум с половиной часам в сутки. Одной десятой части! Десяти процентам единственного реального богатства, имеющегося в распоряжении у каждого индивидуума — времени человеческой жизни.
Впору воскликнуть: чему же отдает человек указанную «десятину» своего единственного неоспоримого сокровища?! Кому посвящает?..
Согласен, звучит поистине двусмысленно. Особенно — в контексте перечисления церковными канонами совокупности самых неблаговидных пристрастий, за которые после смерти обещано наиболее суровое воздаяние. Эти соблазны издревле поименованы как смертные грехи, и чревоугодие — ни много ни мало! — относится к их числу. Но, опять-таки, резонный вопрос: а что же, собственно, считать чревоугодием? Если упомянутую «десятину» — тогда адресат изменяется кардинально, направление вектора корректируется на противоположное. Прием пищи — это роковая неотвратимость. Недаром во многих языках «живот» и «жизнь» — или синонимы, или далеко не чуждые по смыслу слова… Относить же к греху ублажения желудка то время, что превышает десятую часть жизни, — тем более странно. Следовательно, принципиальное значение имеет именно эта величина соотношения, вызывающая неизбежную ассоциацию с десятиной церковной…
Хочется спросить: для КОГО выдерживается эта пропорция — ни больше ни меньше?! Вопросы. Вопросы. Вопросы… Пища для мучительных размышлений, прошу извинения за невольный каламбур, коллеги.
