Ознакомительная версия.
Опять же, возраст дает о себе знать, годы берут свое, и уже тяжело ползать по мокрым кустам, когда влажный утренний холод пробирает до костей…
(…а завтра мы будем прятаться, и настанет черед ведьм искать нас…)
Мадам Трейси открыла очередную бутылочку портера и хихикнула.
— О, мистер Ш… — сказала она. — Вы, может быть, думаете, что я пытаюсь подпоить вас.
Он закашлялся. Все нужно делать по форме.
Сержант Армии охотников за ведьмами Шедвелл опорожнил бокал портера и внезапно поставил вопрос ребром.
Мадам Трейси смущенно хихикнула.
— Право, какой вы милый глупышка, — сказала она и вспыхнула как маков цвет. — И сколько же, как вы думаете?
Он снова задал тот же вопрос.
— Двое, — сказала мадам Трейси.
— А, лады. Тогда я удаляюсь на полную пенсию, — сказал Шедвелл, сержант Армии ведьмоловов (в отставке).
В воскресенье днем.
Высоко в небе над Англией с ревом пролетал на запад авиалайнер «Боинг 747». В салоне первого класса мальчик, названный Магом, отложил комикс и посмотрел в окно.[181]
Последняя пара дней прошла очень странно. Он так до конца и не понял, зачем его отца вызвали на Ближний Восток. Он был абсолютно уверен, что его отец также не понимал этого. Вероятно, для налаживания каких-то культурных связей. Все дело кончилось тем, что какие-то странные парни с полотенцами на головах и ужасно плохими зубами показывали им древние развалины. Что касается развалин, то Маг видел и получше. А потом один из этих парней — тот, что постарше, — спросил, нет ли у него какого желания. И Маг сказал, что ему хочется домой.
Его слова их почему-то очень огорчили.
И вот, наконец, он летит обратно в Штаты. Возникли какие-то сложности то ли с билетами, то ли с полетами, то ли с выбором места назначения. Просто фантастика какая-то; он был абсолютно уверен, что его отец намеревался вернуться обратно в Англию. Магу нравилась Англия. Американцам в ней жилось прекрасно.
В данный момент самолет как раз пролетал непосредственно над спальней Жиртреста Джонсона в Нижним Тадфилде, который вяло листал иллюстрированный журнал, купленный лишь потому, что его обложку украшала вполне симпатичная фотография тропической рыбы.
Через несколько страниц скучающий палец Жиртреста добрался до разворота со статьей об американском футболе, в которой говорилось о том, что он стал ужасно популярен в Европе. Появление статьи было весьма странным: когда этот журнал печатали, она была посвящена особенностям фотографирования в пустыне.
Эта статья изменит всю его жизнь.
А Маг летел в Америку. Он тоже заслужил кое-что (в конце концов, никогда не следует забывать старых друзей, даже если во время знакомства с ними вам было всего несколько часов от роду), и та магическая сила, что управляла судьбой всего человечества в это самое время, подумала: «Итак, он летит в Америку. Что может быть лучше, чем вернуться в Америку!»
Ведь у них там продают тридцать девять сортов мороженого. А может быть, даже больше.
Воскресный день может подарить множество развлечений мальчику и его собаке. Адам запросто мог придумать четыреста или пятьсот увлекательных занятий. Захватывающие и волнующие приключения, космические полеты и завоевание новых планет, приручение львов, открытие затерянных миров Южной Америки, где полным-полно динозавров, с которыми нужно подружиться.
Он сидел в саду и с унылым, подавленным видом шуршал ногами по галечной дорожке.
Вчера, вернувшись с авиабазы, мистер Янг обнаружил Адама в кровати — он так мирно посапывал под одеялом, словно спал там уже давно. Даже всхрапнул разок для правдоподобия.
На следующее утро за завтраком стало, однако, понятно, что этого оказалось недостаточно. Мистеру Янгу не понравилось болтаться субботним вечером по окрестностям в погоне за какими-то химерами. И ежели по какой-то невообразимой случайности Адам не виноват во вчерашних вечерних пертурбациях — подробностей не знал никто, но все точно знали, что были какие-то беспорядки, — то он все равно, несомненно, натворил что-то неподобающее. Таков был неизменный исходный принцип мистера Янга, и он исправно помогал ему последние одиннадцать лет.
Удрученный Адам сидел в саду. Августовское солнце стояло высоко в безоблачно синем августовском небе, и над зеленой изгородью разносилось пение дрозда, но от этого настроение Адама портилось пуще прежнего.
Рядом с Адамом сидел и Барбос. Он изо всех сил старался развеселить Хозяина, даже выкопал кость, припрятанную четыре дня назад, и притащил ее к ногам Адама, но Адам лишь уныло посмотрел на нее, так что Барбос утащил ее прочь и закопал снова. Он сделал все, что мог.
— Адам?
Адам оглянулся. Три лица выглядывали из-за садового забора.
— Привет, — несчастным голосом сказал Адам.
— В Нортон приехал цирк, — сообщила Пеппер. — Уэнсли был там и видел их. Они еще только обустраиваются.
— Они привезли шатры, слонов, фокусников и практически диких зверей, настоящих хищников… ну и все в таком роде! — выпалил Уэнслидэйл.
— Мы подумали, может, сгоняем туда все вместе и посмотрим, как они там устраиваются, — сказал Брайан.
Перед мысленным взором Адама проплыли цирковые номера. Цирки становились скучными после открытия. В любое время можно было посмотреть более захватывающее представление по телевизору. Но процесс установки цирка… Конечно, они все могли бы отправиться туда, помогли бы натягивать шатры и мыть слонов, и циркачи так поразились бы умению Адама находить общий язык с животными, что на вечернем представлении сам Адам (в сопровождении Барбоса, Всемирно Известной Дрессированной Дворняжки) вывел бы слонов на цирковую арену и…
Все бесполезно.
Он грустно покачал головой.
— Мне велено сидеть дома, — сказал он. — Мои не пускают.
Последовала пауза.
— Адам, — слегка смущенно спросила Пеппер. — А что же вчера произошло?
Адам пожал плечами.
— Да ерунда всякая. Неважно, — бросил он. — Вечно одно и то же. Стараешься помочь, а все думают, что ты навредил.
Приятели помолчали, грустно поглядывая на их упавшего духом предводителя.
— И когда же они разрешат тебе гулять, как ты думаешь? — спросила Пеппер.
— Лет через сто. А может, через двести. Я уже состарюсь к тому времени, — проворчал Адам.
— Может, завтра? — спросил Уэнслидэйл.
Адам просиял.
— Ну, завтра все будет прекрасно, — заявил он. — К завтрашнему дню они обо всем забудут. — Он посмотрел на них исподлобья, словно нечесаный Наполеон с развязанными шнурками, изгнанный на Эльбу, огороженную розовыми кустами. — А вы идите, — с глухим смешком сказал он. — Не стоит за меня переживать. Все будет в порядке. Завтра увидимся.
Они колебались. Преданность — прекрасное качество, но не следует вынуждать лейтенантов выбирать между опальным генералом и цирком со слонами. Они убежали.
Солнце сияло. Дрозд пел. Барбос махнул хвостом своему хозяину и начал охотиться на бабочку в траве возле зеленой изгороди. То была внушительная, крепкая и неуязвимая изгородь из густой аккуратно подстриженной бирючины, и Адам отлично знал об этом. А за ней простирались поля, замечательные грязные канавы, недозрелые плоды и разгневанные, но медлительные владельцы фруктовых садов, а также цирки, запруженные речки, заборы и деревья, просто созданные для того, чтобы лазать по их веткам…
Но живая изгородь была непроходимой.
Адам глядел задумчиво.
— Барбос, — строго сказал Адам. — Отойди от изгороди, ведь если ты перелезешь через нее, то мне придется побежать за тобой, то есть выйти из сада, а мне велено сидеть здесь. Но мне пришлось бы… если бы ты убежал.
Пес возбужденно прыгал на одном и том же месте.
Адам осторожно оглянулся вокруг. Потом, еще более осторожно, заглянул сначала Наверх, а потом и Вниз. И, наконец, Внутрь.
И тогда…
Вот тогда-то в изгороди и появилась большая дыра… достаточно большая для любопытной собаки и для мальчика, что протискивается вслед за ней. Совершенно обычная дыра, ей уже лет сто.
Адам подмигнул Барбосу.
Пес нырнул в дыру. И с громкими, отчетливыми криками:
— Барбос, вернись! Ах ты негодник! Стой! Вернись сейчас же! — Адам протиснулся вслед за ним.
Что-то подходит к концу, подсказал ему внутренний голос. Не этот мир, конечно. Только нынешнее лето. Впереди будут другие годы, но такого уже не будет никогда. Больше никогда.
Значит, надо постараться прожить его как можно лучше.
Он остановился посреди поля. Кто-то что-то сжигал. Он увидел струйку белого дыма над трубой Жасминового коттеджа и остановился. Он прислушался.
Адам услышал то, что другие люди могли бы пропустить мимо ушей.
Он услышал смех.
То не был сатанинский смех; то был тихий и земной хохот человека, которому открылись знания, слишком обременительные и даже отчасти вредные для людей.
Ознакомительная версия.
