Впрочем, всё это ещё только будет, сейчас же невероятно раздосадованный царь Соломон вновь осторожно выглядывал в коридор, усеянный трупами экзотических гостей. Разумеется, в кровавой схватке победили иудеи, которые уже успели отыскать во дворце сонного, но опытного ювелира Моисея Нахимовича. Закусив кончик языка, ювелир аккуратно распиливал алмазной пилочкой на равные части драгоценный камень, ловко вынутый из золотой оправы.
– С этим народом мне ни один враг не страшен! – радостно воскликнул Соломон, однако завоевывать чужие страны так никогда и не решился.
* * *
Несмотря на все вышеизложенные события народная молва таки приписала любимому царю любовную связь с царицей Савской. Длинные языки с пеной у рта утверждали, что связь сия была пылкой, но мимолётной. Более того, будто бы красавица понесла от Соломона сына, от которого затем пошла знаменитая династия носатых абиссинских негусов.
Сын родился с более светлой кожей нежели у матери, и когда вырос, то сделался знаменитым аравийским героем, хитрым и жадным как иудей и безрассудно храбрым как аравиец. Говаривали, что он даже ухитрился похитить из храма Соломона в Иерусалиме ковчег завета, заменив его искусной подделкой.
Сам же настоящий ковчег по сей день якобы хранится в сокровищнице храма в Аксуме – старой столице Абиссинии. Во время праздника москал, в честь окончания поры дождей, выставляется он для всенародного обозрения.
Такие вот дела.
Глава 25
Бегство царя Соломона
«Бойся козла спереди, коня – сзади, а дурака – со всех сторон».
Древняя иудейская мудрость
Шли годы, пролетали месяцы, истончались запасы золота в оказавшейся далеко не бездонной царской казне, просачивались сквозь узкое горлышко песочных часов – крохотные песчинки дни. Менялось все, в том числе и почувствовавший приближение неизбежной старости царь Соломон. Да, он ещё не старик, но пять десятков лет та самая «золотая середина», когда время задуматься, оглянуться на прожитую жизнь, может даже грустно вздохнуть, а может и улыбнуться, вспоминая весёлые денёчки беззаботной молодости.
Но что мог вспомнить Соломон? Разумеется, только хорошее. Все его мечты, в конце концов, осуществились и даже те, которые он не мог себе никогда представить. Везунчик? Любимец богов? Баловень судьбы? Несомненно. Но печаль-то всё равно росла обратно пропорционально приобретаемым знаниям.
Однако порок немного иного свойства нежели привычная лень неожиданно одолел Соломона. А всё дело было в том, что царь попросту не имел возможности направить свою, по-прежнему, бьющую бурным ключом энергию в какое-нибудь созидательное русло. Творчество мало интересовало Соломона, хотя он под настроение иногда и пописывал фривольные стишки. Война? Да, тут могло кое-что получиться интересное, но воевать с соседними государствами царю было лень, да и незачем. Причина, так сказать, решительно отсутствовала. Что там у соседей брать? Землю? Своей хватает. Богатства? Но кто мог сравниться по богатству с государством иудейским? Хотя и было всё это богатство вложено, так сказать, в недвижимость. С другой стороны, если очень сильно захотеть, причину для начала войны найти всегда можно, но опять же лень.
Итак, одолел пятидесятилетнего Соломона грех чрезмерного распутства. Но вы там только не подумайте, что царь взял и превратился к пятидесяти годам в изощрённого сексуального маньяка, это вам не древний Рим. Всё было в рамках приличия, согласно тогдашним обычаям. Иными словами Соломон завёл колоссальный гарем.
И кого только в этом гареме не было: египтянки, моавитянки, аммонитянки, идумеянки, сидонянки, хеттеянки, лесбиянки. Хотя с последними небольшая непонятка вышла, но царь твёрдо настаивал и дворцовые евнухи раздобыли парочку мужеподобных девиц, которые держались от прочих жён Соломона в сторонке и часто тех колотили, когда гарем оставался без должного присмотра. Женщин скопилось такое количество, что будь даже царю восемнадцать, всей жизни бы не хватило, чтобы насладиться каждой хотя бы один раз.
Жёны были не только разных рас, но и соответственно разных религий, ибо собирали их по всевозможным закоулкам белого света. Такое количество женщин часто смущало стареющего греховодника и тогда он пытался лечиться от отбирающей все силы напасти у всевозможных знаменитых лекарей.
Некоторые процедуры казались странными, а некоторые и вовсе были неприятными и тогда очередной эскулап с позором изгонялся из дворца.
Так, к примеру, «терапия двух холмов», иногда помогала, хотя и не надолго. Соломон торжественно спускался в живописную долину на окраине Иерусалима и в течение нескольких часов созерцал два зелёных холма, утопающих в молочной кисее клубящегося тумана. Царь приходил в долину тайно, ускользая из дворца и надевая самые обычные не выделяющиеся в толпе одежды. Здесь Соломон по настоящему раскрепощался, чувствуя себя свободным от всех царских забот. Затем после нескольких часов своеобразной медитации владыка Израиля шел в люди и, приветливо улыбаясь, спрашивал первого попавшегося на пути человека, что ему напоминают эти прекрасные живописные зелёные холмы. Незнакомец понятное дело отвечал, что они напоминают ему женские груди, а Соломон, в ответ, сокрушённо качая головой говорил:
– Ты заблуждаешься, мой добрый друг, ибо это всего лишь банальные холмы, самые обыкновенные зелёные холмы…
И проклятый сатириаз на время отпускал.
Так в одну из тайных вылазок за пределы дворца Соломон решил пойти ещё дальше и узнать, как живёт его любимый народ, так сказать, изнутри. Твёрдо решив осуществить задуманное, царь неспешным шагом спустился в кипящей бурной жизнью город тут же лишившись в плотной толпе висящего на поясе кожаного кошелька. Увидев пропажу, Соломон только усмехнулся, ибо заранее предвидя подобный конфуз, напихал в кожаный мешочек вместо золотых шекелей собранные на дороге мелкие камешки.
– Меня на мякине не проведёшь… – с удовольствием приговаривал царь, любуясь цветущим великолепием своей столицы.
Да, за годы его правления Иерусалим превратился в настоящий культурный центр всего белого света. Всевозможные деятели высокого искусства старались попасть в этот город, ибо только здесь они могли в полной мере реализовать все свои амбициозные планы. Царь щедро поощрял молодые таланты, запретив пускать в город одного единственного, хотя и знаменитого художника, по имени Даливадорос. Хотя последний так никогда и не пытался вторично посетить столицу Иудеи…
Зайдя в небольшую пекарню, где можно было подкрепиться свежеиспечённым хлебом, Соломон решил поговорить с первым, кто покажется ему внешне достаточно доброжелательным. И такой собеседник, как ни странно, очень быстро нашёлся – высокий статный прилично одетый ровесник за обе щеки уплетающий присыпанные сахарной пудрой свеженькие багели. Купив парочку горячих пирожков гоменташ, Соломон как бы невзначай уселся рядом и, улыбнувшись, приветливо поздоровался с гражданином.
– И тебе здоровья добрый человек и долгих счастливых лет… – учтиво ответил незнакомец, щедро предложив царю булочки.
– Нет-нет, спасибо… – засмеялся царь. – Я совсем не голоден…
– В гостях или проездом? – осторожно спросил незнакомец, представившись Мешуламом, сыном Бибы Левкевича.
– Скорее уж в гостях нежели проездом… – неопределённо ответил Соломон.
– Из далёких земель к нам пожаловали?
– Из Аравии!
– Но тогда… почему у вас иудейская внешность?
– В Аравии много иудеев… – важно кивнул Соломон, говоря чистую правду. – Половина населения страны это уж точно и все уже на руководящих постах. Правда, царица пока что не иудейка…
– Если не ошибаюсь, царица Савская?!!
– Да, именно! Но её муж точно из наших.
– Даже так?!! – Мешулам поражённо покачал головой. – Ну и как там в этой Аравии?
– Жара и скукотища!
– А как вам у нас?
– Ещё не определился…
