Годы брали свое. Стефан Искра чувствовал их хватку. Нет, шаг его по-прежнему был упруг и стремителен, лицо свежее, а взгляд пристальный и приметчивый. Он по-прежнему был убийствен своей физической силой, мог просчитывать ситуации на несколько шагов вперед, но сам-то понимал, что к нему подошла вплотную и дышит в затылок равнодушная и неизбежная сила по имени Усталость. Слишком много обязанностей появилось у Стефана Искры после исчезновения в арсенале УЖАСа солнечных убийц. Зона ответственности становилась напряженнее из-за того, что двое солнечных, как назло, наиболее молодых и глобально обученных, перешли в режим автономного существования, перестав подчиняться УЖАСу. При удачных стечениях обстоятельств они могли серьезно нарушить сложившийся в мире баланс сил. Все зависело от того, чью сторону они примут. Да, конечно, уникальные подразделения супертелохранителей и суперсолдат были во всех периферийных управлениях МОАГУ. Стефан Искра никоим образом не хотел принижать возможности американской «Осы» или английских «Веселых кельтов», но российские солнечные, в результате экспериментов Алексея Васильевича Чебрака с шизофренией, были сильнее, совершеннее, разрушительнее. Конечно, существовали еще «лунные бабочки», гвардия МОАГУ, Стефан Искра вспомнил о неприметном кураторе при УЖАСе, который вот уже как несколько дней куда-то, к великой радости Ивана Селиверстовича, исчез. Но «лунные бабочки» имели несколько другие полномочия, и МОАГУ не обладало над ними беспрекословной властью. Стефану Искре думалось, что они курировали и само МОАГУ. Впрочем, это не его дело, в любом случае, если станут уничтожать Малышку и Улыбчивого силами «лунных бабочек», это все равно будет большая битва. Спасибо техасскому мустангу, убившему Джентльмена, все меньше неприятностей, хотя и жаль. «Мне жаль, — неожиданно осознал этот фактор Стефан Искра, — мне искренне жаль, что я не могу соскочить с катушек, как мои братья, и погибнуть с ними». Впрочем, Стефан Искра даже на мгновение не допускал, что подобные мысли могут помешать ему исполнять волю Ивана Селиверстовича Марущака беспрекословно. О биочипе «Верность» в себе он не знал, как этого не знал никто из сотрудников УЖАСа, по одной причине: действие биочипа не разрешало помнить о нем своему носителю.
Стефан Искра заглянул в комнату с камином. Там за это время произошли некоторые изменения. Два врача, диагност-терапевт и психиатр, внимательно наблюдали за Алексеем Васильевичем Чебраком, сидящим в кресле. Он уже не смотрел пустыми глазами в погасший камин и не двигал, дебильно пуская слюну, челюстью, а мирно и крепко спал.
Октавиан Салазар Тредис, осуществляющий наблюдение за впавшим в странное оцепенение полутрупной каталепсии Алексеем Васильевичем Чебраком, после тщательного обследования его нового состояния бросил скептический взгляд на присутствующего здесь же, в загородном доме Чебрака, доктора-психиатра Гашиша и, вытащив из кармана любимый телефон, нажал синюю кнопку.
— Говорите, доктор Тредис, — раздался голос координатора УЖАСа. — Иван Селиверстович приказал соединять с ним в любое время.
— Тогда соедините, — попросил Салазар Тредис и бросил еще один скептический взгляд на равнодушно рассматривающего свои пальцы доктора Гашиша.
— Умер? — с надеждой в голосе спросил у Тредиса Иван Селиверстович Марущак.
— Напротив, — хмыкнул, покачав головой, терапевт, его забавляло местное отношение друг к другу руководителя и опекаемого им великого ученого, — ожил. Я не буду вдаваться в терминологические подробности…
— Ни в коем случае, — пробормотал Иван Селиверстович. — В двух словах и поподробнее.
Салазар Тредис слегка закашлялся, столкнувшись с оригинальной парадоксальностью Ивана Селиверстовича, но продолжил:
— Если ранее он был в психиатрической коме ступорообразной каталепсии беспрецедентного нейрологического параличевидного октанирования воли на уровне агонизирующей стабильности, то сейчас этот фактор по непонятным причинам отступил, и больной, при удовлетворительном состоянии организма, вошел в гораздо более щадящее и мягкое состояние сна с просматриваемыми элементами летаргии.
— Понятно, — мрачным голосом произнес Иван Селиверстович. — Интересно, а как бы выглядели терминологические подробности?
— В двух словах? — Тредис был тот еще фрукт.
— В двух, — подтвердил Иван Селиверстович, — с учетом принятой субординации. Я начальник.
— Если до этого пациент находился в состоянии непонятной судороги, то сейчас он в состоянии непонятного сна.
— Молодец, — похвалил знаменитого доктора Иван Селиверстович. — А что говорит доктор Гашиш?
— Доктор? — изумленно переспросил Тредис, но спохватился: — Гашиш молчит.
— Нет, — вмешался психиатр, — я говорю, вернее уточняю, что физическое состояние больного в обоих случаях было одинаково удовлетворительным.
— Что он там говорит?
— Нет, нет, — успокоил терапевт Ивана Селиверстовича. — Это он спит и во сне какую-то ахинею несет.
Промежуточный мир на некоторое время перехватил возвращающееся в свое тело по тотиново-трубчатой магистрали сознание Алексея Васильевича Чебрака. Возвращение хотя и было неприятным, тем не менее не ощущалось таким жутким и безысходным, как втягивание в мир бледных демиургов, людей полной луны. Один из них проникся симпатией к Алексею Васильевичу и отправил его на поверхность укутанным в защитную оболочку затвердевающей асии. Но сразу же за хорузлитно-лунитной оболочкой его остановили представители промежуточного государства.
Я должен уточнить: бледные демиурги призвали на суд в свое огненно-семияичное гнездо в центре земного шара не душу Алексея Васильевича, а сознание. Душу без смерти никто захватить не может, а смерть не находилась в подчинении у демиургов. Рогатые, полутелесные люди полной луны, полубоги, могли многое, но были не способны на субъективное убийство. В двух словах это означает, что коллективная воля демиургов могла разрушить (впрочем, как и остановить разрушение) Солнечную систему, но конкретное убийство одного статик-раба поверхности означало и самоубийство самого демиурга, ибо — да! — демиурги смертны. Как возникает смерть демиурга и что ей предшествует, не знаю даже я, ваш автор…
…Капсула асии, в которой стонало сознание Алексея Васильевича, пройдя по шершавости тотинового тоннеля через океанную необузданность огненного чрева центра Земли, вошла в многокилометровый слой хорузлитно-лунитной оболочки и сразу же за ней была остановлена людьми промежуточной страны.
— Здравствуй, магистр, — услышал Алексей Васильевич, упакованный своим сознанием в желеобразно подрагивающую капсулу асии. — Я же тебе говорил, что рано или поздно тебе придется признать мою правоту.
Голос был язвительным и даже в какой-то мере издевательским. Все напоминало сновидение, до максимума приближенное к реальности. В сознании Алексея Васильевича вспыхнула доселе неизвестная ему память. Он сразу же вспомнил все и беззвучно, ибо понял, что в этой ситуации звук необязателен, произнес:
— Конечно, кроме констатации своего тщеславия, мой родной брат, агрессивный мистик, не имеет ничего мне сообщить.
— Хи-хи… — Сквозь зеленоватую прозрачность асии Алексей Васильевич увидел маленькое, тонконогое и большеголовое существо с заостренными ушами, с кисточками волос на кончиках и с напоминающей перевернутый месяц усмешкой на морщинистом лице. — Я так рад, что тебя высекли демиурги, уродец. У меня даже появилась надежда на то, что ты поумнеешь. Хочешь, выпрошу для тебя новую оболочку у лазурных лам?
Не удержавшись, Алексей Васильевич похвастался:
— Я сумел перехватить душу умершего. Понимаешь? Сумел.
Урок, как оказалось, впрок не пошел. К Алексею Васильевичу уже начала возвращаться его обычная и наглая самоуверенность.
— Ого. — Лицо собеседника приблизилось вплотную к трепетной оболочке асии. — Браво, браво, то есть ты окончательно решил нагадить поверхностным людям? Ты задержал душу, вечную энергию, существа которой не в состоянии объяснить даже ЛПЛ, даже элохимы? И что дальше? Ты так и будешь держать ее в баллоне или в какой-нибудь бутылке, как джинна? В кармане на цепочке? В тумбочке? Мне стыдно, что ты мой брат, оказавшийся негодяем. Оправданием может быть лишь твоя беспросветная глупость. Ты впал в ересь научного открытия, не задумываясь о последствиях. Впрочем, хи-хи, думаю, бледные демиурги тебе все объяснили лучше меня.
— Как вы здесь оказались? — хмуро перебил его Алексей Васильевич.
— Я тебе сейчас все расскажу. — Тронув задрожавшую капсулу асии, карлик без усилий, словно воздушный шарик, понес ее перед собой. — И покажу тоже.
ПРОМЕЖУТОЧНЫЙ МИР
Многокилометровая хорузлитно-лунитная оболочка, защищающая огненный семияичный мир демиургов, лемурианцев, олисов и атлантов от душной, ежесекундно рожающей разнообразные формы жизни плоти Земли, до определенного уровня не была бесповоротно монолитной. Ее внешняя, в сторону Луны и Солнца, сторона по всему объемному периметру земного шара являлась вотчиной лазурных лам, а околоприлегающее пространство густо заселялось качественным и самостоятельным человечеством. Здесь, как бы отфильтрованные прошлыми эрами, цивилизациями, эпохами и мировоззрениями, жили уникальные представители рода человеческого, притянутые глубинным миром поближе к себе, обласканные демиургами, обладающие завораживающей гениальностью в обрамлении многочисленных и непонятных для людей поверхности талантов. Здесь уже много поколений проживает народ арийни, ушедший в промежуточный мир много тысячелетий назад, народ агрессивных мистиков, умеющий изменять земное притяжение по своей прихоти. Когда возник этот народ, а возник он в результате геноселекционных манипуляций демиургов и лемурианцев с жизнью, оказалось, что самый крупный представитель этого народа не превышает десяти сантиметров роста, и демиурги в спешке притянули их к защитному пространству хорузлитно-лунитной оболочки. Абсолютно дезориентированная память об этом народе осталась на поверхности земли в виде сказок и легенд о гномах, эльфах, домовых и т.д. и т.п. Надо сказать, что промежуточный мир населяли в основном люди, чье геноформирование и входящий в эти формы код созидались демиргуами, лемурианцами, в какой-то малой степени олисами и еще в виде исключения атлантами.
