В этот миг подскочившая Ловиза изо всех сил хватила Зверя в бок своим мечом. Легкое лезвие не могло причинить существу заметного вреда, напротив, оно сломалось от удара. Но благодаря тому, что Зверь отвлекся, Герса успела вскочить на ноги.
– Беги! – крикнула она.
Ловиза откатилась в сторону, и вовремя. Девушки, несколько справившись с испугом, взялись за луки со стрелами.
Герса не видела, кто именно стрелял, но было их не меньше трех. Потому что одна стрела шмякнулась на снег, а две другие воткнулись в шкуру Зверя. Теперь он рухнул на четыре лапы и закружился на месте, как будто стремясь растоптать тех, кто подвернется. Герса и Ловиза метнулись в разных направлениях, как будто стремясь увести Зверя от стрелявших – на самом деле это получилось непреднамеренно.
И Зверь побежал вперед, тяжко проваливаясь в снег, но передвигаясь при этом быстро.
Этого они уже вынести не могли – с визгом бросились прочь. Герса, увязая в сугробах, побрела за Зверем, обреченно понимая – не успеет.
Но кое-кто успел раньше. На поляну выметнулась встрепанная фигура с топором в руках. Табити неоткуда было взяться здесь, посреди леса, и все же это была она. Топор ударил Зверя в шею, едва не снеся голову. Но это же Зверь, такое невозможно в принципе. Она била и била, как рубщики мяса на прилавках, пробивая шкуру, ломая ребра. Кровь Зверя пропитывала мех, темными ручьями стекала в снег, выплескивалась на одежду, руки и лицо Табити.
Те, кто имел смелость обернуться, видели, что кровь эта – не красная, какой надлежит быть крови живого существа, а черная. Это было уже слишком, кто-то из девушек, упав на колени, рыдал, кого-то рвало.
Как бы ни увечилась плоть Зверя, это не останавливало его, а лезвие топора уже затупилось. При очередном броске Табити упала, почти исчезнув в сугробе, Зверь навис над ней. Но топор не был единственным оружием Табити. В тот самый миг, когда морда Зверя присунулась к ее лицу, клинок вылетел из-под снега и вонзился в брюхо.
Почти одновременно Герса нашла в себе силы броситься на Зверя сзади и рубануть по позвоночнику.
Но Зверь, казалось, не обратил внимания на оба удара. Он сосредоточенно обнюхивал лицо Табити. Потом повернулся и медленно, мотая неизвестно как державшейся на плечах головой, побрел прочь, в чащу.
Девушки и возчик, который набрался храбрости добраться до поляны, ошеломленно смотрели ему вслед.
* * *
– Нет, мелкий, мы его не убили.
Они только что установили елку в доме. А сейчас вышли на улицу, чтоб воткнуть в сугробы оставшиеся ветки. Там, в лесу, не было тяжелораненых, и Табити настояла, чтоб срубленное дерево довезли до города. Потом она как следует попарилась в бане Красного дома и снабдилась там чистой одеждой.
За это время, конечно, по городу разошлись разнообразные слухи. Разошлись бы в любом случае – многие видели, в каком виде Зимняя стража вернулась из леса, а тут еще случился возчик.
Таффи, конечно, слышал, что перед Полузимьем из леса выходит Зверь, и Зимняя стража должна его встретить, иначе он сделает много зла. Но Зверя не видели так давно, что далеко не все поверили, что он и впрямь появился. Большинство считали, что девушки столкнулись со старым медведем-шатуном. Но даже если тетка убила медведя – это круто! А она говорит, что не убила.
– Но почему?
– Зверя нельзя убить. Он бессмертный. Ну, может, не совсем… Но он – это лес, а лес – это он. Он живет в этих деревьях, потому их и нельзя рубить. Только раз в году – тогда он разрешает. А Зимняя стража его встречает и провожает. Но он должен признать в них своих, потому они должны пропитаться запахом хвои. Тогда он не нападет. – Вот почему он напал, думала она. Девушки пренебрегли этим обстоятельством, даже Герса забыла. Зверь их не признал. А Табити рубила дерево, от нее пахло свежей хвоей и смолой. Да и кровь Зверя – не та же ли смола? – Для того же и деревья в домах и на улицах. Для защиты, понимаешь?
– Почему же мне этого никто не говорил? – В голосе Таффи была явная обида.
– Такие вещи сыновьям обычно рассказывают отцы. А твой отец умер, а отчим сам не знает…
Ей не хотелось вдаваться в подробности. Она слишком устала сегодня.
– И что теперь будет?
Об этом ей тоже не хотелось думать – пока. Для жителей Злата отдавать дочерей в Зимнюю стражу было почетной обязанностью, но уже много поколений они не думали, что эта обязанность связана с настоящей опасностью. Теперь задумаются. Не важно, кто там бродит – медведь или нет, девушки могли погибнуть. И не исключено, что сегодняшнее торжество Зимней стражи приведет к ее исчезновению. Родители могут потребовать, чтоб дочерей им вернули. И кто знает, как поведут себя сами девушки. Они, кстати, оказались не так плохи, как предполагалось, все же чему-то помимо танцев-плясок Герса их обучила. Но даже если они захотят остаться, прислушаются ли к ним?
Ладно. Это заботы послепраздничных дней. А пока что праздник еще впереди.
– Что будет? Встретим Полузимье, потом сожжем елку. Знаешь, что надо делать?
– Ага. Надо выкликать клич на сожжение «Елка, гори!», и тогда придет стражница и подожжет. А если у себя дома во дворе, тогда родители.
– Вяло орешь, без чувства. А ну-ка повторим.
Табити отступила назад, оглядывая сугробы с торчащими еловыми ветками, и они с племянником грянули хором:
– Раз, два, три – елка, гори!
Вячеслав Бакулин
СКАЗАНЬЯ ВРУТ
Сказанья врут! Врут, слышите, вы?! И история тоже врет. Врет, потому что ее пишут те, кто ничего не видел. А если даже и видел – переврал увиденное ради своей выгоды, или из страха, или просто потому, что так устроен человек – врать для него привычнее, чем рассказывать правду. А почему? Да потому, что правда никогда не бывает такой, как хочется. Правда совсем некрасивая, часто – жестокая, еще чаще – глупая и почти всегда – небезопасная. Да и кому она интересна, эта правда?!
Вот, например, говорят, что великий род Меровингов, из которых мы издавна избирали себе королей, пресекся на Хильдерике. Да, на том самом Хильдерике, которого низложили и до конца дней заточили в монастырь по приказу римского первосвященника Стефана. А я вам скажу – род Меровингов к тому времени уже давно был бессилен. У короля был лишь один его титул да жалкая видимость власти. Конечно, он сидел на троне и принимал послов чужеземных правителей. Ах да, он им еще и ответы давал! Но скажите-ка мне, кто сочинял эти ответы? Король? Черта с два! Майордомы! Мертвой хваткой волкодава они держали и власть в стране, и богатства, они совершали пышные выезды в сопровождении всадников, чьи доспехи стоили много больше хорошего стада, а король ездил во дворец на повозке, запряженной парой волов! Вот она, правда. Правит всегда сильный, и плевать всем, как его зовут. Уж мне-то вы поверьте, я на своем веку повидал немало сильных людей. Сильных, смелых, гордых, богатых, красивых. Большинство из них уже умерли, и вот вам еще одна правда – труп благородного маркграфа воняет точно так же, как труп последнего нищего, что бы там ни пели вам святые отцы. Я это знаю.
Мой отец запомнил Пипина Короткого еще майордомом, потом пил на его коронации и кричал вместе со всеми «Да здравствует король!», под его командованием дрался против Вайфария Аквитанского. И что? Король победил только для того, чтобы в том же году умереть от водянки. Вот она – правда.
Я сам встал под копье, когда мне не исполнилось и шестнадцати. Да, наша армия тогда была, может, самой сильной в мире, это так, но почему забывают, что в войнах обязаны были участвовать все мужчины, исключая стариков, калек, рабов и монахов, а уклонение от воинской службы каралось смертью? Вот это – правда, и именно ей как раз не хватило места в хрониках, легендах и жизнеописаниях. Почему? Ой, не смешите! Кому это интересно? Наш государь Карл велик и по имени, и по делам своим, а в хронике его правления вы вряд ли найдете больше трех лет мира. Сражения, осады, отступления и атаки, кровь, грязь, гниющие горы трупов, где вчерашний мужик и вчерашний господин смешали свою кровь и свои кишки в вечном посмертном братстве. Мы, солдаты, замерзали, тонули, горели, убивали и умирали во славу короля. Мы и не надеялись, что войдем в историю. Историю пишут о королях и для королей, и воистину, государь наш Карл велик, а имя его переживет века. Это так, разве я спорю? Но только не говорите мне о правде!
Да, мы воевали. С саксами, лангобардами, маврами… Я участвовал в войне против Дезидерия, вместе с королем переходил через Альпы, я стоял зимой под стенами осажденной Вероны, я был среди тех, кто принимал капитуляцию короля лангобардов и гнал не только из королевства, но и из Италии вообще его сына Адальгиза, я своими глазами видел триумфальный въезд короля в Павию, а два года спустя подавлял мятеж герцога Фриульского…
И я говорю вам: королю было плевать на первосвященника римского Адриана, как и Пипину Короткому в свое время было плевать на Стефана! Карл желал закончить дело отца, сокрушить могущественного противника, добавить к своему титулу «et Langobardorum», раз и навсегда прибрать к рукам драгоценных племянников. И в том, что они, как и Дезидерий, мирно окончили свои дни в каком-нибудь – ха-ха! – Богом забытом монастыре, правды не больше, чем во всем остальном, что накорябают впоследствии глупые толстые летописцы, которые ничего не видели, но знали все лучше видевших. И пусть их. Я-то знаю, какая она – правда.
