Было тепло. Колокольчики Шамбалы исчезли, утихли, растаяли. Непоседливое информационно-параллельное пространство переместилось в другие места. Вполне возможно, что оно сейчас парит где-нибудь в неуютном и холодном районе Тихого океана, вполне возможно, что Шамбала «разгуливает» где-то между Москвой и Санкт-Петербургом, но вероятнее всего, она сейчас дремлет на своем излюбленном месте между первым и вторым дном Азовского моря.
— Все зеркала изобрел Дьявол, он не желает, чтобы человек оставался один на один с собой. — Невозмутимый индус, проводник Поля Нгутанбы, решил усладить обратный путь философской беседой.
— Вы правы, — блеснул Поль своим европейским образованием, ввернув в беседу фразу Кокто. — Зеркалам, прежде чем отразить что-нибудь, следовало бы минуточку подумать.
Поль уже ничего не знал и по-прежнему подвергал сомнению свое элохимство, но ему неожиданно пришла в голову мысль, что человечество не заслуживает такого стабилизирующего мир фактора, как МОАГУ, и поэтому «Карфаген должен быть разрушен», и еще он подумал, что нужно помириться с далай-ламой.
Таганрог пребывал в состоянии потрясения из-за двух обстоятельств. Первое было привычным и касалось всех горожан — на город обрушился ветер, визитная карточка начавшейся осени. Впрочем, южный ветер довольно-таки беспорядочный парень и свои визитные карточки обрушивает на головы горожан, не считаясь с временами года: то под видом осени заявляется весной, то под видом весны разгуливает по улицам почти всю зиму. Второе потрясение настигло город на уровне административного руководства. Прокурора Миронова забрали в Генпрокуратуру и назначили куратором по Южному округу, столицей которого был Ростов-на-Дону.
— Я доволен, — высказался по этому поводу мэр города. — Он хоть и со странностями, но наш кровный земляк.
— Порядка больше будет, — сделал неожиданное заявление гендиректор металлургического завода Сергей Видаш. — А то всякие там «Сильверы», «Альфы» и прочие фирмы московские хотят на наш завод наехать и оттяпать кусок на столичные нужды. — Еще неожиданнее для всех Видаш скрутил кукиш и, показав его кому-то неизвестно-невидимому в небе за окном, добавил: — Вот вам, а не завод.
— Не прокурор, а козел какой-то этот Миронов, — буркнул еле слышным голосом Самсонов.
— Что вы там бормочете себе под нос, Семен Иосифович? — поинтересовался мэр Рокотов.
— Наркотики, — бодро сказал Самсонов, — полкилограмма мои ребята изъяли у курьера на Старом вокзале. Это для нашего города что атомная бомба для Хиросимы. Конопля прет изо всех дыр, и самая большая дыра со стороны Кавказа, ну и, конечно, возле всей отравы торчат их носы, а вы не можете денег хотя бы на ремонт автопарка выделить, я уже не говорю о новых патрульных машинах.
— Завал, Иосифович, — сразу же потерял интерес к разговору мэр. — Школы до конца не отремонтированы, зима на носу. Строительство, ремонт жилого сектора, опять-таки ремонт дороги, посевная, третье кольцо автодороги вокруг города строить надо, северный завоз… — Тут мэр пришел в себя и, взглянув на Самсонова, строго закончил: — Нету, одним словом, денег, Иосифович, вот смотри. — Он достал из кармана бумажник и показал Самсонову: — Ни копейки.
— Да ладно, для милиции найду средства, — успокоил присутствующих Видаш. — Еще чего не хватало, город наркотикам сдавать. Вот им! — И он снова показал невидимому оппоненту кукиш в окно.
— А что у нас в городе муровец в компании с вашими Басенком и Савоевым по улицам шастает? — спросил главный редактор газеты «Таганрогская правда». — Вам есть что сказать для прессы?
— Они нефть ищут, — охотно поделился своими «секретами» полковник. — А то ни у вас, ни у них машины заправлять нечем.
Дело даже не в том, что Италия глубоко и впервые в жизни задумался о смысловом значении существования на земле, это можно было бы списать на регулярные в последнее время травмы головы. И даже не в том, что он все чаще и чаще стал думать о Боге. Бог популярен среди граждан тюремной ориентации. Редко какой киллер отправится на свою нервную работу без имени Бога, и уж перед тем, как всадить пулю в несчастную жертву, он непременно перекрестится в мыслях, разве только фиксируя контрольным выстрелом завершение работы, киллер забудет на мгновение о его существовании, ибо законы профессионализма требуют особой сосредоточенности в эти секунды. Нет, у Геннадия Кныша по кличке Италия все было по-другому. Он как-то вдруг и сразу решил покаяться, но не перед Богом, а перед оперативником из Орджоникидзевского района.
— Что вам от меня надо? — устало спросил он у Степы Басенка и присутствующего здесь же, в кабинете для допросов СИЗО, Саши Старикова.
— Вообще-то все, что мы не знаем о твоей преступной деятельности и что тебе удалось скрыть от следствий в прошлые судимости. Но ладно, — снисходительно махнул рукой Степа Басенок, — черт с ним. Ты вот нашему гостю из Москвы, — Степа каким-то торжественным жестом указал на Сашу Старикова, — расскажи о Хонде, Клунсе и похищенном из его квартиры антиквариате, а после поможешь мне разобраться в некоторых вопросах, связанных с криминальным миром нашего города.
— Вербуете, да? — угрюмо проговорил Италия.
— Вербуем, — охотно согласился Степа Басенок. — Работа такая, людей от людей защищать.
— Я все расскажу — Италия неожиданно почувствовал даже какой-то душевный подъем. — И в дальнейшем буду рассказывать, и…
— И мы сделаем так, что твоим адвокатам, хотя и с трудностями, удастся доказать твою невиновность и добиться освобождения, — хмыкнул Степа. — Хотя у нас на тебя доказательств воз и маленькая тележка.
— Я выйду на свободу, и меня застрелят возле ворот СИЗО, да?
— Может, и застрелят, — не стал отрицать такой возможности Степа, — а может, и не застрелят, может, у тебя инфаркт будет или ты под машину попадешь… Тут ты, Италия, сам решай, от нас никакая информация не уйдет на сторону. — Степа на мгновение задумался и уточнил: — Во всяком случае, мы будем стараться, чтобы не ушла, а ты уж сам плавай в этих водах, в конце концов ты акула, а не малек.
— Ладно, — буркнул Италия. — Что надо?
— В первую очередь — Клунс, — начал Саша Стариков.
— Кто его повесил, я не знаю, и никто из наших не знает. На его хату навел Хонда. Я с ним в оренбургской зоне года три сидел, а Калифорния с ним пару раз на этапе встречался. Когда взяли хату, Хонда сказал, что ему доли не надо, а лишь какой-то свиток, «Некрономник». Я, кстати, сразу заподозрил, что дело нечистое — рукопись надо, а доли не надо. Сую Комбату рукопись и говорю — посмотри. Тот вытащил ее из футляра металлического и стал смотреть. Вижу, мандраж его давит, запихнул все обратно и говорит: ты вор, а я старик, послушай меня, отдай это Хонде, с узкоглазым лучше не ссориться, ну и… — Италия замолчал, отвернувшись, стал смотреть на стену. Оперативники не торопили его, понимали, набивает себе цену. Наконец, после длительной паузы, разочарованный Италия сказал: — Я свиток не отдал, конечно, забрал себе, это Комбат не справится, а я уж как-нибудь бы разобрался. Вырвал листы, штук восемь, из арабской книги XVI века, какой-то Хабибул-чучмек писал, уже два года толкнуть их не могу, и сунул в футлярчик этот. Крышку закрутил, парнишка один рукастый ее запаял и пайку кислотой под цвет футляра в идеале подогнал, кстати, футляр не золотой, но я такого металла не знаю. Отдал я его Хонде, и он свалил с концами, но Клунса он не убивал, зачем ему это нужно? Он бы его тогда сразу убил и забрал этот футляр, с нами хаты не бомбил бы.
— И где этот свиток? — Сашу Старикова вдруг охватило сильное волнение. Так было с ним всегда, когда он чувствовал, что идет по правильному следу.
— Свиток? — самодовольно переспросил Италия, поняв, что его акции растут в глазах оперативников. — Свиток-то… — Он откинулся немного назад, и в это время забитую железом массивную дверь, открывающуюся внутрь, кто-то резко толкнул, и она со всего маху ударила Италию по затылку. Тот сразу же, как мешок с песком, свалился с табуретки на пол.
— Кравчук! — В кабинет заглянул молодой, усатый, с явной печатью деревенского мировоззрения на лице прапорщик-контролер СИЗО. — Кравчука тут не было? — испуганно спросил он у мрачно смотревших на него сыщиков.
— Кравчука, говоришь? — Саша пощупал пульс у Италии и, не обнаружив его, заорал: — Молнией врача сюда! Если его через секунду не будет, то и тебе, и Кравчуку мало не покажется!
Самые лучшие специалисты-балыковеды села Петрушина изготовили сто пятьдесят килограммов разнообразнейшего филейного балыка из осетра, белуги, сазана и нежнейшей сомятины. Два недавно выловленных осетра плавали в фонтане бывшего пионерлагеря «Дружба», который по окончании сезона отдыха служил садком для местных рыбаков, там же резвилась стая из тридцати стерлядей и невесть как попавший в эту высокородную компанию заполошный черномазый бычок весьма крупных размеров. А в другом фонтане, другого, соседствующего с «Дружбой», пионерлагеря «Солнечный», по дну меланхолично променадничали отборнейшие, устрашающих размеров раки. А в селе Покровском, чаще всего называемом несведущими людьми Неклиновкой, потомственный мастер гнал знаменитый на всю страну самогон неклиновский перцовый. Ростовская область без этого самогона — как Марья без Ивана, Волга без Руси, молоко без коровы, счастье без несчастья. Если бы правительство России обратило свои взоры на технологию изготовления и качество неклиновского перцового и запустило его в промышленное производство под контролем местных умельцев, где бы было шотландское виски, золотая текила, куда бы скрылась столичная водка завода «Кристалл»? Не буду говорить, где бы они оказались. Да! Одновременно с рыбаками Петрушина, мастерами Покровского бастурмоведы Мокрого Чалтыря, что рядом с южной столицей региона, Ростовом-на-Дону, потеряли покой и сон, дабы триста килограммов заказанной бастурмы были того же армянского качества, какого у грузин бывает вино, определяемое ими оценкой «для себя». Поверьте, это совсем другое, чем «для продажи». И четыре двухсотлитровые бочки вина «для себя» уже транспортировались в сторону Таганрога. И это были не просто вина, это было киндзмараули — одна бочка, саперави — одна бочка, «Алазанская долина» — одна бочка и, наконец, хванчкара — одна бочка. Наряду с этим в сторону Таганрога, через Москву из Франции, двигались четыреста ящиков бордо урожая 1951, 1953, 1957-го и, для особо капризных, 1949 года. Что, конечно, чистейшей воды пижонство при наличии вина «для себя» из Грузии. Куры, утки, гуси, индюшки, юные и задорные поросята уже были собраны в одном месте и ждали своего смертного часа. Да! Тысячи бутылок разноцветного шипучего донского вина охлаждались в подвале и ждали своего решительного, целебного, утреннего наступления на похмельные головы. Да что же это такое?! Да! Глория Ренатовна Выщух и Самвел Тер-Огонесян готовились к свадьбе.
