— Куча?
— Ага, куча хорькизмы.
Тряска прекратилась. К тому времени Пухлик был очень раздражен. Очень-очень раздражен.
Что-то зашелестело. Край мешковины отодвинулся, и на Пухлика уставился другой дракон.
Этот дракон также выглядел очень-очень раздраженным.
Пухлик отреагировал единственным известным ему способом.
Моркоу стоял на середине улицы, сложив на груди руки, а два новобранца за его спиной пытались следить за обеими приближающимися колоннами одновременно.
Колон считал Моркоу простоватым. Моркоу часто казался людям простоватым. Таким он и был.
Люди ошибаются лишь в одном: они считают, простоватый — это то же самое, что и глупый.
Глупым Моркоу не был. Он был прямым и честным, благожелательным и благородным во всех своих поступках. Но в Анк-Морпорке подобное поведение обычно считалось глупым, и коэффициент выживаемости у такого человека был бы не выше, чем у медузы в доменной печи, если бы не пара других факторов. Одним из них был хук правой, который научились уважать даже тролли. А вторым — неподдельная, почти сверхъестественная симпатичность Моркоу. Он прекрасно ладил даже с теми, кого арестовывал. И обладал исключительной памятью на имена.
Большую часть своей молодой жизни Моркоу провел в небольшой колонии гномов, где знать было особо некого. Потом он вдруг оказался в огромном городе — его талант словно бы ждал этого момента, чтобы расцвести. С тех пор он все расцветал и расцветал.
Капрал приветственно помахал рукой приближавшимся гномам.
— Доброе утро, господин Бедролом! Доброе утро, господин Рукисила!
После чего повернулся к старшему троллю. Глухо взорвалась очередная хлопушка.
— Доброе утро, господин Боксит!
Затем Моркоу приложил ладони к губам и закричал:
— Прошу всех остановиться и выслушать меня…
Задние ряды налетели на передние, создав небольшую неразбериху, но наконец, с трудом затормозив, колонны все же остановились. Впрочем, особого выбора не было — иначе пришлось бы шагать прямиком по Моркоу.
Если у капрала и были мелкие недостатки, то крайне немного. К примеру, Моркоу, сосредоточившись на чем-то одном, никогда не обращал внимания на прочие «несущественные» детали. Вот и сейчас разговор, ведшийся шепотом у него за спиной, ускользнул от слуха Моркоу.
— …Ха! Вы устроили на нас засаду! Твоя мать была тогда еще рудой…
— Итак, господа, — произнес он спокойно и благожелательно. — Уверен, причин для воинственного поведения нет…
— …А вы? Вы первые напали на нас из засады! Мой прапрадедушка был в долине Кум, он все мне рассказал!
— …Тем более в такой прекрасный погожий денек. Поэтому я должен просить, чтобы вы, как законопослушные граждане Анк-Морпорка…
— …Да неужели? А твоего отца я киркой, киркой…
— …Отмечали свои этнические праздники тихо и мирно. Последуйте примеру моих коллег, они забыли древние разногласия…
— …Я тебе башку разобью, зловредный гном!..
— …Ради дальнейшего процветания…
— …Только попробуй, я справлюсь с тобой одной левой…
— …Нашего славного города, герб которого…
— …А если я тебе и левую руку сломаю?…
— …Они с гордостью и ответственностью носят на своем значке.
— А-а-а-аргх!
— О-о-о-ой!
До Моркоу наконец дошло, что его никто не слушает, и он, проследовав за взглядами толпы, обернулся.
Младший констебль Дуббинс висел в воздухе вверх ногами, потому что младший констебль Детрит пытался постучать им, вернее его головой в шлеме, о мостовую. Впрочем, младший констебль Дуббинс использовал это неудобное положение с максимальной для себя выгодой, поскольку, обхватив ногу младшего констебля Детрита, вознамерился вогнать зубы в лодыжку своего коллеги.
Обе враждующие колонны зачарованно наблюдали за схваткой.
— Нужно срочно что-то делать! — решительно сказала Ангва, в очередной раз высунув голову из переулка, где укрывались стражники.
— Мда-а-а, — протянул сержант Колон, — вот она, ваша этника. Все так запутано…
— Один неверный шаг, и тебе крышка, — подхватил Шнобби. — Эти этнические ребята такие обидчивые.
— Обидчивые? Они же пытаются убить друг друга!
— Тут все дело в культурном наследии, — печально промолвил сержант Колон. — У каждого оно свое, мы же не можем навязывать им нашу культуру. Отсюда и до видизма недалеко…
Лицо стоявшего посреди улицы капрала Моркоу стало ярко-багровым.
— Так, сейчас он кому-нибудь из них врежет на глазах у всей этой шоблы, — сказал Шнобби. — Требуется выработать план. Лично я предлагаю, как только Моркоу замахнется, брать ноги в руки и драпать отсюда к черт…
Огромные вены проступили на могучей шее капрала Моркоу, он положил руки на ремень и во всю мощь своих легких проорал:
— Младший констебль Детрит! Отдать честь!
Они потратили на обучение долгие часы. На то, чтобы команда укоренилась в мозгу Детрита, ушло немало времени, зато, укоренившись, она уже никуда не могла оттуда деться.
Тролль отдал честь.
Рукой с гномом.
Он отдал честь, по-прежнему сжимая в своей огромной лапе младшего констебля Дуббинса, этакую маленькую рассерженную дубинку. Гном описал в воздухе большую дугу.
Звон, раздавшийся при ударе двух шлемов, эхом отразился от стен домов, и буквально через мгновение последовал глухой звук падения обоих тел на мостовую.
Моркоу потыкал бесчувственные тела носком сандалии.
Затем повернулся и, дрожа от ярости, зашагал в сторону гномов.
В переулке сержант Колон от страха принялся сосать край шлема.
— Оружие есть? Знаю, что есть! — рявкнул Моркоу на добрую сотню гномов. — Признавайтесь! Если гномы, у которых есть оружие, сию же минуту не бросят его на землю, весь ваш парад, я имею в виду действительно весь, окажется в камерах! И я не шучу.
Стоящие в первых рядах гномы невольно сделали шаг назад. На землю с беспорядочным звоном посыпались металлические предметы.
— Все оружие, — угрожающе произнес Моркоу. — И это касается тебя, ты, с черной бородой, тот, что прячется за спину господина Пращеврата! И тебя я тоже вижу, господин Рукисила.
— Он погибнет, да? — тихо прошептала Ангва.
— Самое смешное, — сказал Шнобби, — если бы нечто подобное попытались сотворить мы, от нас остался бы только фарш на мостовой. А у него, кажется, получается.
— Хорькизма… — покачал головой сержант Колон, которому пришлось прислониться к стене, так как ноги уже не держали.
— Ты хотел сказать «харизма»? — уточнила Ангва.
— Да. Она самая. Ага.
— Как это у него получается?
— Не знаю, — хмыкнул Шнобби. — Может, у него дар входить в доверие?
Моркоу повернулся к троллям, которые с широкими ухмылками наблюдали за тем замешательством, что воцарилось в гномьих рядах.
— Теперь, что касается вас… — сказал он. — Сегодня я буду патрулировать Каменоломный переулок, и, надеюсь, никакие беспорядки меня там не ждут. Я правильно надеюсь?
Послышались шарканье огромных ног и бормотание.
Моркоу приложил ладонь к уху.
— Не слышу!
Раздалось более громкое бормотание, своего рода токката для сотни недовольных голосов на тему «Да, капрал Моркоу».
— Вот и договорились. А теперь проваливайте. И больше никаких глупостей, ведите себя хорошо.
Моркоу стряхнул пыль с ладоней и широко улыбнулся. Тролли выглядели озадаченными. Теоретически Моркоу должен был превратиться в тонкую пленку жира, размазанную по мостовой. Но почему-то этого не случилось…
— Он только что велел доброй сотне троллей «вести себя хорошо», — пробормотала Ангва. — Некоторые из них совсем недавно спустились с гор. С некоторых даже лишайник не осыпался.
Стражники отбыли незадолго до того, как в Псевдополис-Ярд вернулся капитан Ваймс. Он тяжело поднялся по лестнице в свой кабинет, плюхнулся на липкий кожаный стул и тупо уставился в стену.
Он хотел уйти из Стражи. Ну конечно хотел.
Это нельзя было назвать образом жизни. Такой жизни не бывает.
Неудобные часы работы. Абсолютное непонимание того, что есть закон в этом прагматичном городе. О личной жизни и говорить не приходится. Питаешься чем попало и когда можешь. Он даже ел сосиски, которыми торговал Себя-Режу-Без-Ножа Достабль. А погода? Либо противный дождь, либо испепеляющая жара. И никаких тебе друзей — разве что напарники по Страже, единственные люди, живущие в твоем мире.
Осталось несколько дней. Всего несколько дней, и он, как выразился сержант Колон, будет кататься как сыр в масле. Целые дни ничегонеделания, только набиваешь брюхо и разъезжаешь на огромным коне, отдавая приказы слугам.
