— Много ж у них времени пошло на всё это, — в который рас заметил Похмел, — вот до чего доходит себя человек, посчитав себя независимее других.
Их подвели к колодцу, вокруг которого располагалось пустое пространство, не считая нескольких женщин выжыдающе-недовольно столпившихся возле колодца.
Моль прошагал вперед и оказался в нескольких шагах от женщин. Которые, заметив мальчишку, с криками бросились бежать.
— Очень неудобно, — сказал Похмел. — В смысле, когда от тебя бегут женщини, но не из-за внешности — хотя тут лучше всего промолчать — но из-за твоей великости. Главная пробмема в том, чтобы быть Великим Петёй — это твоя недавняя смерть. В смысле Великий Петя давно умер и для них ты привидение или посыльный от самого, — сообщил он Молю.
— Услар, передай, что я хочу увидить мое золото, — твердо ответил Моль.
Услар замахал конечностями.
— Во-во, — бубнел он. — Он передает, что скоро ты обезательно получишь свое золото.
Моль обреченно вздохнул. Казалось, каждое окошко превратилось в глаз и сейчас десятки их наблюдают за гостямы темними глазницами. Та чернота, что царла в них была напряженной, наполненой страхом и тривогами за семью, любымых, субстанцией.
Одной из проблем жизни в среди Кочевников — не считая бедности и всех витикающи из нее последствих, — была крайне скучная жызнь. Мало того, что вы живете в антисантарных условиях, каждый день едите только норму какой-то бурды называемой «мясным супом» так вас еще заставляют ходить на поверхность за грибами, рыться в развалинах и пахать на свою армию, вырабатывая разного рода снаряжение, амуницию. Если хотите развеселить кочевника не надо выдумывать велосипед, подарите туалетную бумагу. К тому времени, когда Моля, Услара и что-то бормочущего Похмела ввели в подвалы — скорее тунели с боковими емкостями — на «улицах» народ расшумелся. Разного рода звуки, издаваемые толпой, проникали и эхом отдавалысь от стен.
— Вот это уже ближе к делу, — заметил Услар, — Они очень рады нас видеть.
— Ну да, конечно, — мрачно отозвался Моль.-- Понишь, что я говорил о привселюдном пире...
— Конечно, конечно, но посмотри как они любезны.
— Еще бы нам боком не вилезла эта любезность.
Моль искоса взглянул на Услара. Тот уже несколько часов не выказывал никаких эмоций, отвечая автоматически. Очевидно старый яруз чувствовал себя неуютно среди мрачных подземелий. Это и немудрено, ведь темнота — один из тех немногих фобий,которые переживают ящероподобные и это именно поэтому вы никогда не встретите их вночи.
— Слишком мрачно, — прохрипел он. — Я знаю, ты никогда не жаловался на зрение, но мы, чистокровные ярузы почти ничего не видим во тьме.
— Интересный поворот, — сказал Моль.
— Абсолютно согласен, — откликнулся капюшон.
— Какбы не дошло до...
— Но я не позволю даже пальцем притронуться к тебе.
Моль не привык к тому, чтобы кто-то о нем заботился и выказывал любовь. Обычно это заканчивалось крайне не смешно для него. Услар, конечно, и раньше любил его по отцовске, но любовь эта проявлялась во множестве подзатыльниках. А сейчас его будто переключили, поставив на режим «Мой сын самый лучший в мире».
Молю это не нравилось. Не только люди не должны так резко изменяться. Это неестественно.
Их припроводили к широкому развлетвлению тунелей, где группа из шести человек повели гостей-пленников по освещенным очень редкими фонарями. Мрачный свет отбрасывал тени, заставляя мальчишеское воображение играть с хозяином.
Наконец они пришли на своего рода сцену со зрительным залом состоящим из заполненой толпой мрачных, плохо одетых существ, лишь издалека напоминающих людей. Насколько Моль мог судить, обычно на представителях последних меньше грязи; волосы не такые жырные а болезненно выглядящие нарывы вообще отсутствуют как клас. В большинстве.
Однако важнее было то, что не каждый день тебя встречают с фартуками и столовими приборами в руках.
— Пир!—воскликнул Похмел
Моль зглотнул. У него появилось острое чувство, что тут собрались не вегетерианцы. Разумеется, все это выглядело довольно дико, нецевилизовано и вообще, негегиенично, но что-то подсказывало молю: ваше мнение — тоесть мнение потенциального ужина — последнее, что их интересует.
— Естественно, — слабо отозвался он, — А чего ты ожидал?
А потом произошло странное. Из задних рядов толпы прокричали что-то предостерегающее и недавно радующиеся люди с сосредоточеними выражениями на лицах разошлись кто куда. Пленников оставили сторожить всего двум молодым пацанам, впрочем выглядящим не менее грозно, чем их отцы. Главным образом из-за взглядов, которимы провожают на забой грозного кабана.
Затем их рядочком повели назад, по туннелям.
— Мне надоело всё время хидить взад-вперед, — пожаловался Похмел
— Боюсь, очень скоро тебе это не понадобится, — признался Моль мрачно. — Без ног, еще и по частям, в супе особо не побегаешь. Может, они хотят поганять нас перед едой? Я где-то слышал, если свинья подвигается... вобщем мясо получится вкусней. Хотя это не обьясняет, почему столько народа разошлись в самый разгар праздника.
Пленников ввели в широкую залу со множеством клеток. Пустых. Наверное люди — или другие, сестные по мнению кочевников, существа — ненадолго тут задержывались. Есть-то хочется. Внутри каждой клетки былы рассыпаны кости, в основном человеческие, видимо для создания соответствующего эфекта. Ну или просто это стиль, всеобщая фишка. В любом случае вид костей заставлял болет желудок. В центре горела всего одна, маленькая лампа, не способная осветить всего помещения, но лишь придающая тьме еще более глубокости. Весь этот интерьер выглядел удручающе. Из глубин мозга показались страшные картины стонущих, истекающих кровью людей, закрытых в таких же «комнатах».
Дальше их побросали в одну, большую клетку и оставили одних.
Моль отметил, что растеленная на полу солома придавала хоть како-то мягкости в этот жесткий мир. Твердя про себя, что скоро всё решится и их выпустят (ну и ничего, если в казан). Ему хотелось, очень хотелось, верить, что всё произошедшее за последних несколько часов — сон, но всё свидетельствовало об обратном. Мальчику вдруг захотелось в родную коморку, где так по-родному воняло машинним маслом, где он провел большую часть своей невеселой жызны. Да, подобная судьба многих заставила бы подумать «А зачем, собственно, мне жыть?», но только не человека, выросшего среди мутантов и не знающего другого образа жизни.
А в самом куте, откуда отталкивающе несло отхожим местом, жались друг к другу двое.
На самом деле в этом было мало хорошего, потому что одна фигура часто стонала, будто собиралась рожать. Кстати, волосы у неё не былы забраны в косу а расправленя по плечам.
Если бы вам случилось оказаться с этой женщиной в одной комнате, вы бы предпочли позвать на помощь врача.
А может, и нет. Наилучшим вариантом было поместить уйти далеко-далеко и не думать о судьбе беременной женщини в темнице дикарей. Наверняка она вас не устроит.
«Это всего лишь беременная женщина, — напомнил себе Моль. — На самом деле ничего необычного. Каждый откуда-то да появляется в этот мир. И этот процес не обходится без активного участия двух влюбленных (или не очень) молодых (или не очень) людей».
— Что это с вами, черт возьми? — изумился Похмел.
— Она рожает, - прозвучало из мрака.
— Да ну?
— Нет, правда. Воды уже это самое... э-э... ушли что-ли. О Бог, как я боюсь за нее, как боюсь! Как скажите принимать роды сдесь? Тут никаких соответствующих условий, ни врача...
Вдруг мрачная фигура Услара сдивинулась в сторону нервно таряторяющего мужчины. Четырехпалая долонь по-дружиске похлопала тощее плечо.
— Врач есть, если что, — уверенно произнес он.
— Где же он, а?, — мужчина забегал взглядом по новоприбывшем. Возвратился л Услару. Его лоб обильно усыпался испариной.
— С другой стороны, — немедленно вставил Похмел, — выбора у тебя нет а ярузы достигли определенных высот в этом деле. Конечно, яйца и маленькие человечки отличаются, но в целом…
— Пожалуйста, сделайте что-нибудь! — взмолился мужчина. — Мы так давно ждали нашего первого сына, пожалуйста!
— Гм, вряд ли это получится, ты уж извини, — торопливо проговорил Моль, пятясь к решетке. — Пойми, Услар отлично принимает роды, но твоя жена человек, да? Так вот, радница не то чтобы существенная, но ... да чего ты смотришь так?! — воскликнул мальчишка, сдаваясь перед вселенской сили умоляющего взгляда. — Ладно. Услар, займись.
Услар приблизился ко бледной женщине и сказал голнсом, не терпящим возражений:
— Моль, мне нужна твоя помощь!
Оказалось, что дело предстоит совсем худо. Болезненно бледное лицо еще сильнее ухудшало обстановку. Пока отец мальчишки что-то искал в складках балахона, второй, видимо отец, всё время бегал, спрашивая как идут дела. После каждого такого вопроса следовал минутный обморок и уже после шестого падения Моль уловил рим.
