Ознакомительная версия.
Несмотря на относительную добротность построек и ухоженность огородиков, на единственной улице села грязища была несусветная. Похоже, ее использовали в качестве общественной помойки. Все было тут: навоз и куриный помет, кости, очистки, огрызки, старое тряпье… Ноги увязали в этой мусорной каше, как в болоте. Иван бросал завистливые взгляды на высоченные сапоги Кьетта и горестные — на свои раскисшие кроссовки. Прежде ему было только холодно и мокро, теперь еще и противно, поневоле одолевали мысли о грибке ногтей. Прозорливый нолькр его взгляд перехватил, хмыкнул:
— Думаешь, у меня не промокают? Это же парадные ровверские ботфорты, в них только на конный парад выезжать. Или там на бал, если голенище подвернуть…
— Зачем же ты их в сосисочную лавку напялил? — спросил Иван с глупым раздражением.
— Ну-у зачем! Потому что по дороге в мясную лавку живет одна… неважно. Короче, когда я прохожу мимо, она смотрит в окно и машет мне рукой. Вот мне и хотелось… — он не сразу подобрал нужное слово, — …выглядеть! — И не упустил повода упрекнуть: — Я же не знал, что ты мня уволочешь.
— Опять я виноват!
— А кто же еще?
Они шли по улице, выбирая, куда бы постучаться. Но одинаково грязно было везде, и от всех дверей тянуло чем-то кислым. «Вот угодили так угодили! Убожество какое! Это надо же так погано жить! Безобразный мир», — думал с возмущением Иван (просто как-то не случалось ему бывать по осени в селах собственного отечества, иначе он был бы менее категоричен в суждениях). Кьетт же смотрел на вещи иначе: «А что, неплохо живут! Войны нет!»
…Когда измученный дорожными невзгодами странник заходит в незнакомое село, чтобы разжиться едой и одежей, у него есть два варианта: либо там живут добрые люди, которые его накормят-напоят, оденут и приютят бесплатно, либо обитают жлобы, которые заставят его, за неимением денег, еду и обноски отрабатывать. К каждому из двух вариантов наши товарищи по несчастью морально подготовились и даже прикинуть успели, какие услуги можно предложить аборигенам, окажись они скупыми по натуре. Иван, к примеру, рассчитывал на работу физическую: ну там дров наколоть на зиму, сарай поправить, борону починить, вырыть колодец, в кузне молотом помахать (к слову, из этого перечня он в жизни своей мало что делал раньше, но почему-то уверен был, что справится со всем). Кьетт же, хоть и был с грубым ручным трудом знаком не понаслышке (война многому учит даже тех, кому по рождению совсем другое суждено), а может, именно потому, что был знаком и знакомство это приятным не считал, больше рассчитывал на свои магические способности. В программу подготовки боевого офицера входит курс целительства, очень краткий, сводящийся к оказанию первой помощи, но достаточный для того, чтобы излечить немудреную сельскую хворь — ну там чирей, лишай, понос. Еще можно подрядиться на розыск утерянных предметов, изготовление простеньких амулетов, выведение мелкой нежити. А самое удобное — будущее предсказывать, все равно проверить нельзя.
Но все планы их оказались напрасными, и события стали развиваться по сценарию неожиданному.
От рощи, через пашню, с прытью, удивительной для его почтенного возраста, несся дед, махал руками и орал что есть мочи:
— А-а-а! А-а-а! Вставайте, люди добрые! Демоны! Де-мо-ны-ы-ы!
И бежал из всех дверей народ с дрекольем, и все пути к отступлению были перекрыты мгновенно.
— Демоны-ы-ы!
«Живьем брать демонов!» — почему-то ожидал услышать Иван, но так и не услышал. К большому своему сожалению.
Беснующаяся толпа окружила их широким кольцом, ощетинилась пачками, кочергами и кольями, а кое у кого в руках и ножи поблескивали. Но подступиться близко, сжать кольцо пока не решались, топтались на месте.
— Спасибо, осень на дворе, косы в сараи попрятаны! — шепнул Кьетт Ивану, потом принял гордую позу и с потрясающим присутствием духа спросил: — Что за шум, любезные? Отчего непорядок? Какие демоны, где? — Подобный тон, спокойный, снисходительно-надменный, бывает лишь у тех, кто облечен большой властью. Селяне невольно притихли.
— Они, они и есть демоны! — донеслось из-за мужицких спин. Кольцо разомкнулось, пропуская внутрь тощего щипаного старикашку. — Я сам видел! Я все-о видел! Зеркальце мое заветное не обманешь! Из проклятых пустошей вышли они давеча, из самого их нутра! Да! И ведьму Милку вынули из петли, бегает покойница! На своих ногах бегает, как живая, только страшна! Ночью по наши душеньки явится! А все они — демоны! Бей их!
Толпа колыхнулась.
— Назад, смерды! — Не «смерды», конечно, другое слово. Но Иван понял его так.
В дремучие физиономии поселян ударила огненная волна. Только потому, что пленников она не затронула, Иван понял, что источником ее был Кьетт. И ловко выхватил у него из-за пояса нож: пусть творит свою магию, а грубую силу оставит ему.
Одна беда — как раз силой-то особой Иван похвастаться не мог.
В армии он свои полтора года отслужил. Служба была настоящая, к землеройным работам «от забора до обеда» отнюдь не сводилась, и определенные навыки рукопашного боя рядовой Степной приобрел. Но для отражения атаки вооруженной толпы их было явно недостаточно. Потому что не в ВДВ определила его когда-то судьба и не в морпехи, а в добрые старые мотострелки. Он, дурак, еще радовался тогда: повезло, хорошая специальность будет в руках, на гражданке пригодится. Откуда же ему было знать тогда, что в самое ближайшее время не в автомастерской подрабатывать предстоит, а по чужим мирам рыскать!
Все-таки он порезал кого-то — двоих или троих, и Кьетт спалил все деревянное оружие противника. Но численный перевес был на стороне аборигенов, а те, напуганные огнем, хоть и не рвались в бой рьяно, разбегаться и выпускать пленников тоже не собирались. Трудно сказать, чем кончилось бы это дело. Кьетт потом уверял, что, прими оно совсем уж плохой оборот, стал бы не колья-дубины, а людей жечь; но Иван ему тогда не поверил, решил, это слишком уж сложное колдовство.
К счастью, до крайностей не дошло. Из-за спин поселян послышался приближающийся конский топот и ржание, а потом и звучный человеческий голос:
— Что за шум, смерды? Отчего непорядок? Так-то вы господина встречаете?!
Кольцо мгновенно разомкнулось, открывая дорогу. Мужики повалились на колени, носом в землю. Великолепнейший кавалер лет тридцати, сложения самого богатырского, в нестерпимо зеленом костюме прогарцевал мимо них верхом на горячем вороном жеребце, легко постегивая плетью по задранным задам своих подданных, и остановился перед «демонами». Еще несколько всадников, одетых поскромнее, осталось снаружи.
— Кто такие будете, господа? — учтиво осведомился кавалер. По каким-то одному ему ведомым признакам (скорее всего, по раскисшим вдрызг ботфортам нолькра) он сразу принял пришельцев за ровню.
— Демоны энто! — проскулил откуда-то неугомонный старикашка. — Из проклятых пустошей вышли, ведьму из петли вынули — как есть демоны! На погибель нам посланы.
— Цыц! — рявкнул кавалер и звонко щелкнул плетью о голенище. — Молчать, когда не спрашивают! — и потребовал: — Объяснитесь, господа! Что привело вас в земли моего графства?
Кьетт принял вольную позу.
— Ах, граф… простите, не знаю вашего благородного имени…
— Артуас ле Мозвик ле Сампа, граф Сонавриз, — отрекомендовался тот, приподняв зеленый берет с алым пером. А вы…
— Позвольте представиться, Кьетт-Энге-Дин-Троннер-Альна-Афауэр — и Стренна-и Герцерг ан Свеффер фор Краввер-латта Феенауэрхальт-Греммер-Игис-Маарен-Регг и так далее, к вашим услугам! — Берета у Кьетта не было, пришлось ограничиться невразумительным приветственным жестом.
— Ого! — присвистнул зеленый кавалер, впечатленный длинным перечнем. — Благородно! А спутник ваш…
— Степной Иван Васильевич. — Впервые ему было неловко произнести собственное имя, слишком уж короткое для этих мест.
— Это он, он ведьму вынул! — снова подал голос дед. — Я своими глазами видал.
— Верно? — спросил граф, но гнева в голосе его не было, скорее любопытство.
И тут Кьетт горько вздохнул.
— Ах, граф, это долгая и печальная история! В ранней молодости любезного моего друга кобыла зашибла копытом по темени. Он чудом выжил, но с тех пор изредка бывает не в себе. Вот и теперь принял повешенную за свою любимую, но, увы, покойную ныне жену. Я не успел его остановить…
— Действительно, печально, — молвил граф с состраданием и привычным жестом потер собственное темя.
А Иван мысленно поклялся, что кое-кого сам зашибет, как только представится возможность.
— …Выходит, людишки мои не без причины напали на вас?
— Ни в коем случае не отрицаем этого, граф. Разумеется, все их обвинения в демонизме — это сущий вздор, в чем вы сами имеете возможность убедиться. Но удавленница действительно встала, по недомыслию друга моего. Именно поэтому, чувствуя за собой вину, мы не посмели причинить ущерб вашей собственности и негодование свое обратили исключительно против палок и дубин, но не людей. — Кьетт шпарил как по писаному, невольно восхищая Ивана высокопарным слогом — сам бы он так не смог!
Ознакомительная версия.
