Время было раннее, все постояльцы, как и персонал, еще спали. В гостинице стояла тишина, которую нарушал только стук наших шагов и хриплое дыхание Германа. Выглядел он откровенно неважно, и меня это сильно беспокоило. Спустившись по той самой лестнице, мы оказались перед одинокой дверью, войдя в которую, попали во вполне обычную комнату. Единственное, что отличало ее от остальных — это небольшие оконца, расположенные под самым потолком.
Уложив Германа на кровать, я хотела было включить свет, но он не позволил.
— Спасибо, — сухо поблагодарил, чтобы тут же сказать грубость: — Теперь можешь проваливать.
Я бы и рада, но совесть не позволяла. И ведь понимала, что толку от меня немного, и раз безликоборец говорит уйти, значит, необходимо послушаться. Но у неожиданно проснувшейся совести было свое мнение на этот счет, и она, вопреки здравому смыслу, заставляла меня задержаться.
— Какое из слов во фразе «можешь проваливать» тебе непонятно? — уже злее спросил Герман. — Твое присутствие меня раздражает, а ты сама бесполезна, поэтому нечего стоять здесь столбом!
Совесть получила крепких тумаков от гордости, и, развернувшись, я направилась к двери. Да, пожалуйста! Очень мне хотелось помогать всяким истекающим кровью хамам!
Только моя рука легла на дверную ручку, как с кровати донесся глухой, полный боли стон.
Я на миг замерла. Мысленно выругалась. Отпустила ручку и стремительно приблизилась к стоящей рядом с кроватью тумбочке. Возникло подозрение, что в таком состоянии Герман возвращается в гостиницу не в первый раз, а значит, где-то здесь должна быть аптечка. Проигнорировав полетевшие в мою сторону нелицеприятные эпитеты, провела быстрый обыск и в итоге нашла искомое. Я вообще к чужому недовольству устойчивая.
Когда я, вооружившись бинтами, ватой, перекисью водорода и тазиком набранной в ванной воды присела на кровать, Герман отвернулся. Кажется, он если не смирился, то принял мое присутствие как неоспоримый факт. Вот так-то лучше.
Аккуратно, заставляя пальцы не дрожать, я расстегнула рубашку и помогла Герману присесть. Затем стянула с него этот пришедший в негодность предмет одежды и снова заставила лечь.
Рана на груди была небольшой, но достаточно глубокой и, похоже, ее оставили длинные когти. На левом плече виднелась еще одна, но уже гораздо менее глубокая, которую с легкостью можно было назвать не более чем царапиной.
В последний раз я занималась перевязками в школе на курсе медицинской подготовки. И, надо сказать, как образцовая девочка, всегда справлялась с заданиями на отлично! Правда, там мы с одноклассницами перебинтовывали друг друга, ран на нас не было, и крови — тоже…
Обрабатывая раны, я представляла, что снимаюсь в кино, и рана с кровью — это всего лишь грим. Возможно, глупо, но зато действовало.
Герман оказался товарищем выносливым и во время перевязки не проронил ни звука. Даже стонать перестал. Лишь один раз, когда я только приступала к делу, не поворачивая головы, спросил:
— Ты хоть когда-нибудь это делала?
— У меня пятерка по медицинской подготовке была! — тут же отчиталась я.
— Ясно, — прозвучало до того скептично, что рядом с уже имеющимися ранами захотелось нанести еще одну. Поглубже.
Закончив делать из хмурого страдальца мумию, я прибралась, вернула аптечку на место и вылила красноватую воду. Уже опустив тазик на пол, схватилась руками за раковину, посмотрела на себя в зеркало и обнаружила, что я такая же бледная, как Герман. А может, еще и бледнее него.
Меня накрыла запоздалая дрожь, к горлу подкатила тошнота, и перед глазами потемнело. Боюсь я крови, до одурения боюсь, даже если палец режу — все, нервы и истерика. И с чего вдруг вздумала ему помогать? И самое главное, как вообще оказалась на такое способна? Сама от себя таких подвигов не ожидала…
Немного постояв и придя в себя, я вышла из ванной и снова подошла к кровати, желая убедиться, что Герману не стало хуже. Хуже не стало! Более того, безликоборец соизволил на меня посмотреть. Мы молча сверлили друг друга глазами, и во мне снова всколыхнулось чувство, будто я уже видела его раньше.
— Слушайте…а мы раньше нигде не встречались? — спросила я, не в силах сдержать самовольно слетающий с языка вопрос.
Выразительно заломив бровь, Герман еще несколько мгновений помолчал, после чего иронично бросил:
— Мы уже прошли этап первого знакомства.
Это…это на что он сейчас намекнул?!
Не дожидаясь очередных подколок, я стиснула зубы, пожелала скорейшего выздоровления и возвратилась к себе. До смены времени оставалось предостаточно, но мне еще предстояло привести себя в человеческий вид. После внепланового лечения походила на самого настоящего призрака, разве что не просвечивалась.
Приняв душ, я нанесла на волосы любимые ароматные масла и, следуя неизменному ритуалу, принялась их сушить, наклонив голову. Свои волосы я любила, всячески оберегала и никогда не сушила феном. Как следствие, зачастую опаздывала, ибо не ходить же с мокрой головой. Волосы — это вообще травма юности. Когда-то додумалась осветлиться до платиновой блондинки и так их испортила, что долгое время они походили на сухую солому. Это уже потом взялась за ум и стала правильно за ними ухаживать. Только покрасила еще разок — в красивый карамельно-медовый оттенок, который до сих пор поддерживала.
Я старательно отвлекала себя незначительными и глупыми мыслями, чтобы не возвращаться к событиям этого утра. Ни к чему, совсем ни к чему вспоминать о страшном желе и грубияне, его уничтожившем! Лучше подумать, что с первой зарплаты смогу отправить деньги родителям, купить Сашке одежду к школе, а себе — маркеры, о которых давно мечтала. И цветные линзы заодно. Всегда хотела иметь цветные глаза, но природа одарила светло-карими.
Входя в кухню, я обнаружила, что Алены здесь еще нет. Повар колдовал над завтраком, со скоростью света жаря тонкие блинчики и шинкуя клубнику.
— Доброе утро, Вилли, — улыбнулась ему я, присаживаясь за столик.
Тот на миг остановился, перчатка приподняла колпак в знак приветствия, и повар вернулся к приготовлениям. Стрелки настенных часиков мерно тикали и сообщали, что до смены еще целый час, и я пришла слишком рано.
Немного посидев на кухне и решив, что время до завтрака можно провести с пользой, я решительно направилась к выходу из гостиницы. Только не центральному, а ведущему на задний дворик.
Дверь снова приоткрывала робко, но опасалась я зря. Большой Дом выпустил меня куда нужно, и я попала в красивый зеленый сад. Здесь росли фруктовые деревца — большие и поменьше, которые служили своеобразной стеной между гостиницей и остальным городом. Я точно не знала, видели ли эту красоту простые, снующие за забором люди, но была склонна думать, что нет.
Здесь же имелся небольшой огород, к которому я и направилась. Среди прочей зелени виднелась мята, источающая приятный свежий аромат. Этой травы по понятным причинам здесь росло много. Нарвав несколько толстых пучков, я подумала, что стоит развесить их по своей комнате. Конечно, вряд ли безликие могут так просто проникнуть на территорию гостиницы, но меры безопасности лишними не бывают.
Утро сегодня было замечательным, и я не смогла не задержаться в саду. Солнце уже светило вовсю, под его лучами переливались капельки росы, разбрызганной по короткой травке. И небо такое по-летнему чистое, голубое, украшенное пуховыми облаками…Только бери и рисуй.
Хотя, нет. Всяких чуд рисовать интереснее. Я вообще не особо продвинута в изображении природы и нацелена исключительно на персонажей.
Когда вернулась в кухню, за столиком уже сидела Алена и еще одна девушка в форме горничной.
— Аня, — представилась миниатюрная блондинка, дружелюбно улыбнувшись.
— Юля, — привычно ответив такой же улыбкой, я села напротив и в очередной раз с надеждой спросила: — Человек?
Милейшее создание потупило взгляд, потрепало кончик белокурой косы и тоненьким голоском выдало:
— Ведьма. Потомственная. В седьмом поколении.
