— Не больше двух в одни руки, — уничтожая Марь Филипповну взглядом, процедила Раечка.
— А у нас их две и есть! — не сдалась та. — Рой Петрович, у вас ведь есть две руки?
Вконец ошалевший Рой подтвердил, что да, есть.
— Пакетов нет, — предприняла Раечка последнюю попытку.
— Ничего, я сейчас в хозяйственный сбегаю, тут близко, там меня поймут, — пригрозила Марь Филипповна.
И, видимо, попала в жизненно важный орган, потому что Раечка внезапно скукожилась, отступила и полезла куда–то под прилавок.
— Нашлись, — тихим милым голосом поведала она.
— Пиши! — еще настойчивее велела Марь Филипповна, сгребая в пакеты с изображениями изукрашенного зеленого дерева и надписью «С Новым Годом!» пять килограммов крупы гречки, четыре палки копченой колбасы, килограмм докторской и шпроты — сколько было на витрине. — Ладно, раз уж пришла, еще Жвачку возьму, без сахара, с заменителем, чтобы два раза не ходить.
Дирол — ненавязчиво всплыло в голове у Роя — без сахара, с ксилитом, непременный атрибут нулевых.
Глядя, как Марь Филипповна на полном серьезе примеривается сцапать набитые пакеты, он понял, что не понял ни–че–го. Операция «пойми по наличию или отсутствию ассортимента, в каком времени находишься» с треском провалилась. Операция «пойми по купюрам, какой на дворе год» — тоже. Да и демон с ними обеими, потому что здешней защиты хватит, если не трогать, еще на пару поколений, независимо от того, какое сегодня число.
— Я помогу, — вмешался он, не в состоянии больше смотреть, как Марь Филипповна, в точности следует всем приемам атлетов–тяжеловесов перед поднятием очередной убойной штанги. Вдохновился кроваво–красными Раечкиными губами, сложившимися в недоверчивую точку, не без труда отодвинул победительницу и подхватил все четыре пакета.
Хорошо еще, Ерик не проснулся — точно лопнул бы от хохота и забрызгал всех так называемыми чернилами.
— Ой, давайте по тенечку, ой, вот тут срезать немного можно, ой, мы же еще в промтоварный забежать собирались! Ой! Ой, ой, ой!
Под причитания и восхваления Марь Филипповны, сообразившей, наконец, что ни забрать пакеты, ни даже помочь понести хотя бы парочку, не получится, Рой решительным шагом шел обратно, в пятиэтажное строение, гнездо местной интеллигенции. Утоптанная тропка — тайная дорожка, известная исключительно местному населению — причудливо изгибалась, магическим образом ведя не только по тенечку, но и наикратчайшим путем.
Солнце ласково щурилось сквозь надежный лиственный покров; крапива сама собой убиралась в кусты, расстилаясь перед героем, вот только пакетные ручки растягивались без всякого уважения, грозя вот–вот порваться.
Марь Филипповна суетилась так, словно Рой не тяжесть до квартиры помогал ей донести, а в одиночку забил мамонта и вознамерился самостоятельно допереть тушу до самой пещеры. Хотя, наверное, со стороны Марь Филипповны все именно так и выглядело.
Осознав этот факт, Рой в гости заходить не стал, сгрузил веселенькие красно–зеленые пакеты у двери и развернулся назад, на улицу. Домашняя сантехника ему очень нравилась, но ничто на свете не сравнится с природной свежей водой, близкое присутствие которой чуял не только он, но и Ерик.
— Вы вот сейчас по дорожке, по тротуарчику, пряменько–пряменько идите! — выкрикивала последние напутствия Марь Филипповна, которой инстинкты не давали ни пакеты без присмотра оставить, ни Роя без ценных указаний отпустить. — И не доходя до Раечкиного магазинчика, в огороды сверните. Там по краешку, по краешку, на тропочку–то и выйдете! А там дальше еще пройдете–пройдете и уже карьеры увидите, балку нашу. Только далеко за пруды не заходите, там дальше болото-о!
Наружная дверь — типовая, почти застекленная — с грохотом перекрыла источник звука. Жара ватным одеялом обернула Роя со всех сторон, окончательно вымочив рубашку на спине и вышибив на миг дух. Почти уже знакомая псина под скамейкой при его громком появлении даже бровью не повела. О том, что она все–таки дрыхнет, а не чего похуже, свидетельствовало лишь местоположение — снова в тени, а не наполовину на солнце, как получилось бы, не отодвигайся она время от времени следом за холодком.
— Ада? — прошелестело из–за редких кустов. — Адочка, не бегай. Пойдем, пообедаем, ты поспишь, а потом обратно на балку вернемся.
Высокая немолодая женщина, худая чуть ли не до полной прозрачности, бледная, вся какая–то бесцветная, вывернула на дорожку, на миг загородив Рою путь. Вздрогнула, ловко отступила, извинилась машинально, не посмотрев толком, и снова принялась негромко кого–то звать. Голос показался Рою странным — вроде бы, мелодичный, с переливами, но словно не полностью присутствующий, будто его владелица смертельно устала или вообще тяжело болеет.
Непростой голос, настораживающий. Как и вся внешность.
Первый порыв пресечь снова не вышло: как ни обещал себе Рой обходиться без лимбовских ухваток, раскритикованных шефом, а не получалось. Вот и сейчас сканирование само собой включилось, как и боевой режим, как и мгновенное обострение всех чувств.
Удалось, правда, не использовать скамейку и псину в качестве временных укрытий.
Чудовищным усилием воли Рой остался стоять на дорожке, поневоле наблюдая, как замедлившаяся женщина, оставляя за собой режущий глаз след из отпечатков аур, делает шаг назад и, чуть пригнувшись, выглядывает кого–то из–за кустов.
— А–а–а-а–дда–а-а, — настойчиво ввинтилось в барабанные перепонки.
Рой стряхнул боевой режим и с силой выдохнул набившийся в ноздри чужой запах. Тоже, кстати, не слишком обычный — не остро–болезненный и не возрастной, скорее настолько невзрачный, что впору на принадлежность к людскому роду проверку заказывать.
— Хорошо, мамуль, — навстречу женщине из–за кустов вылетела толстенькая загорелая девочка лет семи–восьми. А может, девяти–десяти. Рой в человеческом возрасте неплохо разбирался, но с детишками предпочитал не связываться. Ему Ерика хватало, выше крыши, как тут принято говорить.
В отличие от мамы девочка выглядела так, словно вобрала в себя весь солнечный день, вместе с сочной зеленью и звенящей разноголосицей местных птах. Гладенькая, причесанная, с ярко–красными бантами в обеих косичках, белоснежных шортах, только чуть–чуть запачканных пылью и травой, и в голубой футболке. Наверное, именно про таких здесь говорят «кровь с молоком».
— Ой, здравствуйте, — пролетев мимо мамы и едва не воткнувшись в Роя, звонко сказала она.
ГЛАВА 4. Первый пошёл!
— А вы кто? — девочка задрала голову и любопытно блеснула глазами. — Я вас раньше не видела, — поделилась она наблюдениями.
— Ада, — с легким налетом укора позвала женщина.
На Роя так толком и не взглянула — все внимание сосредоточила на дочери.
— Здравствуй, — Рой попытался понять, о чём конкретно его спрашивают. — Я — инспектор, — наудачу ответил он.
В обеих леди, и во взрослой, и в маленькой, магии ощущалось ноль на массу. Тут улыбнуться бы и идти дальше, но то, что люди называют интуицией, подсказывало задержаться еще немного — посмотреть и попробовать понять, почему, несмотря на отсутствие тревожных факторов, ощущение неправильности упорно не рассеивается.
Ерик, почувствовав общее нешуточное замешательство, шевельнулся в кармане, принюхался по–своему, прислушался, ничего не нашел и демонстративно впал в обратно в сонную кому.
На человеческом языке это означало «найдешь что–нибудь стоящее, тогда и обращайся».
— Ух ты, — обрадовалась девочка, — а чего? — рассмеялась в ответ на преувеличенно–удивлённую гримасу Роя и переспросила: — Вы инспектор чего? Пожарной безопасности? Мы в школе про летние пожары проходили. Я знаю, что существует специальная комиссия из инспекторов по пожарной безопасности.
— Увы, нет, — покаялся Рой, — я не пожарный инспектор, я — районный. Из центра, — зачем–то добавил он.
— А что должен делать районный инспектор? — тут же заинтересованно спросила девочка.
