А Орлик тем временем так раздухарился, что я не верил своим глазам. Высота его прыжков достигла чуть ли не человеческого роста. Прыгая, он стал кружить вокруг нас, а потом вдруг завыл жутким хриплым голосом Стасову песенку:
Ну-ка, Орлик, потанцуй,
Потанцуй, потанцуй!..
Спорщики разом замолкли и уставились на него. А Орлик, не прекращая прыгать, сначала страшно захохотал, а потом заговорил:
— Что примолкли, сердешные? Не узнаете? Это ж я, Кащей! Обхитрил я вас! Давно вас тут дожидаюсь! Вот прикол-то, а?! Не могу!..
Тут, тяжело рухнув на землю, он наконец остановился и зловеще нас оглядел.
— Не вышло, не вышло у вас меня обскакать… Так, с кого начнем? С тебя, пожалуй, — ткнул он крылом в Холмса. — Вы с дружком мне пакостей еще не делали, не буду голову ломать, во что вас превратить, отправляйтесь просто в свою книжку… — С этими словами Орлик-Кащей выдернул из головы перышко, дунул и шепнул что-то.
Вспыхнуло голубое пламя, громыхнуло, словно после грозы, на миг Холмс и Ватсон окутались белесым туманом, а когда туман рассеялся, англичан на том месте уже не было.
— Так-так-так, — похлопал Орлик крыльями, что у пингвинов, по-видимому, соответствует человеческому довольному потиранию ладоней. Его взгляд остановился на мне.
— А-а! Костя! Старый друг! Помнишь, как ты меня дрессировал? Отобьешь мяч — молодец, пропустишь — снежком в живот! Нехорошо над животными издеваться, они братья наши меньшие! Они — как дети малые, беззащитные… — Кащей хихикнул. — А коли так, превращу-ка я тебя в животное. Вот только в какое?
— В тигра, — не задумываясь, предложил я.
— Не, не пойдет, — покачал головой Орлик. — В беззащитное, говорю, надо животное… И чтобы птиц боялось! Ты будешь мухой, Костя, мухой!
Он было потянулся за перышком, но вдруг остановился и затрясся от беззвучного хохота. Затем объяснил причину своего веселья:
— Превращу тебя в муху и отправлю к Холмсу в книжку. Пусть, пока мир не исчезнет, великий сыщик за мухами гоняется. Вот прикол-то, а?!
— А как он узнает, что я в его мире? — тянул я время.
— Узнает, узнает, — заверил Орлик-Кащей. — А не узнает, и ладно, невелика потеря. — Он выдернул перышко, поднес к клюву…
И тут мир стал стремительно вертеться вокруг меня, люди и сфинксы, кружась, выросли до неимоверных размеров, в ушах зазвенело, все осветилось голубым светом, затем окуталось туманом…
А еще через мгновение я летел над пустынной грязной мостовой возле огромного, вкусно пахнущего животного. Животное махнуло хвостом и чуть не пришибло меня. Спасся я тем, что инстинктивно отскочил вверх. В ушах отчаянно жужжало. Я помотал головой, чтобы избавиться от этого шума, и вдруг понял, что жужжу-то я сам. Точнее — мои крылышки. И только тут я окончательно осознал свое положение…
Глава первая,
короткая, но зато в ней мы с Холмсом ждем конца света
(Рассказывает доктор Ватсон)
…Да, ужасная магия Кащея Бессмертного сработала! Мы с Холмсом оказались на Бейкер-стрит, в своих привычных креслах, перед пылающим камином. Я с ужасом посмотрел на Шерлока.
— Бог мой, Холмс! Нас просто-напросто вышвырнули! Нас оскорбили!
Холмс молча достал из буфета бутылочку бренди, налил изрядную дозу себе и мне, поколебался, а затем налил третью рюмочку и поставил ее в клетку с черной мышью. Мышь настороженно сверкнула на Шерлока умными глазками, но к рюмке не приблизилась. Холмс пожал плечами и занялся набивкой трубки.
— Холмс! — Я не мог понять его спокойствия. — Что же вы молчите? Нас оскорбили! Злодей торжествует! И что он сделает с бедным генералом, со Смолянином, с детьми?
— Не о том надо беспокоиться, мой друг, — печально ответил Холмс. — Подумайте лучше, что Кащей собирается осуществить свою угрозу: уничтожить детей и таким образом всю реальность.
— О да, бедная реальность, — согласился я. — Бедные потомки… а они так славно жили, у них уже было развито электричество и прочие науки… Может быть, наладить эвакуацию потомков к нам?
— Бедные не только потомки, — возразил мне Холмс. — И эвакуация не поможет. Мы в ничуть не лучшем положении. Ватсон, поймите, ведь наш мир — вторичен! Он существует лишь благодаря тому, что в реальном мире есть книги, описывающие нас. И если реальный мир исчезнет…
— То исчезнем и мы? — догадался я.
— Вновь делаете успехи, доктор, — похвалил меня Холмс. Но обычной радости от его слов я не испытал. Шерлок тем временем привычно пальнул в потолок из револьвера, и через несколько минут приковыляла одетая лишь в ночную рубашку и тапочки миссис Хадсон.
— Шампанского, — мрачно потребовал Холмс. — И побольше.
— Я и не заметила, как вы вошли, — покачала головой миссис Хадсон. — Ох, Холмс, вы меня удивляете!
Через полчаса мы с Холмсом доканчивали третью бутылку. Нам хотелось забыть о грядущем конце света, и, признаюсь, это почти удалось…
— Ват-сон, клонит вас в сон, — пьяно каламбурил Шерлок, — закройте глазки, увидите сказки… Ватсон, дорогой, как жаль, что мы вскоре погибнем!
— Ужасно… — подтвердил я. Над головой кружила назойливо гудящая муха, я скрутил в рулон «Файнэншл таймс» и метким ударом сбил ее на пол. Сострил: — Ей конец света уже не страшен!
— Одно меня утешает, — вздохнул Холмс, — преступность исчезнет тоже! И ведь мы в какой-то степени были причиной этого! Я все-таки победил преступников! И негодяя Мориарти тоже!
Некоторое время мы молчали, глядя в догорающий камин.
— Холмс, пальните в потолок, — попросил я.
— Зачем?
— Пусть Хадсон принесет нам еще шампанского…
— Доктор Ватсон! Пожалейте миссис Хадсон. Достаньте бутылку сами…
— Холмс, пальните, — продолжал настаивать я. — Понимаете… после Афганистана я полюбил запах порохового дыма…
— О! Понимаю… Но, Ватсон, полночь уже минула.
— Ну и что?
— Истек срок нашего с миссис Хадсон пари. Она более не обязана сносить мои прихоти. Увы… увы…
Я понял, что шампанского мне не дождаться. А Холмс горестно продолжил:
— Увы… увы… О женщины…
Перед лицом надвигающейся катастрофы я мог позволить себе быть бестактным:
— Холмс, мы скоро погибнем… ответьте же мне, вашему преданному другу и биографу. Почему вы не женаты?
Шерлок помолчал. Потом взмахнул рукой, уронив при этом пустую бутылку, и тихо сказал:
— Что ж, теперь я могу признаться. Правда такова… ох, Ватсон. Итак, когда мы с моим братом Майкрофтом были еще детьми, произошло событие, повлиявшее на всю нашу жизнь…
Я весь превратился в большое оттопыренное ухо. Узнать напоследок одну из тайных черт моего друга — что может быть более достойным завершением жизни? Но Холмс не успел докончить…
— Че, не ждали? — резанул знакомый голос… и из распахнувшегося гардероба высунулся Смолянин. За ним жизнеутверждающе поблескивала лысина Кубатая.
— Бог мой! — Шерлок вскочил, с трудом удерживая равновесие, и бросился к потомкам. — Кащей повержен? Мир спасен?!!
— Хрен там, — вздохнул Смолянин, выпутываясь из разнообразных одежд Шерлока, висевших в гардеробе. Чего там только не было — от немецкого мундира до дамского бального платья, и все это сейчас обвивало голые ноги переводчика, стесняя его передвижение. — Эта падла всех нас победила! Костю… ох, не хочу вспоминать. Сфинксов и нас в настоящую реальность выкинул…
— Но мы еще не сдаемся! — жизнерадостно заявил Кубатай. — Мы еще побрыкаемся! Для начала мы решили вновь объединиться с вами. Ватсон, у вас найдется глоток виски?
— Генерал, вы же не пьете! — ужаснулся Смолянин.
— Отставить! — сверкнул глазами Кубатай, и после неизбежной суматохи мы расположились у столика. Потомки выпили, и Кубатай, откашлявшись, сказал:
— Произошло следующее…
И начал с того, что случилось с бедным Костей. Холмс схватился за голову, подлил себе из бутылки и мрачно повторил:
— В муху… — И тут же вскричал: — Муха! Ватсон!
Я тоже вспомнил про свой недавний удар, вскочил и в ужасе осмотрел пол. Хладный мушиный трупик лежал совсем рядом. Я бережно положил его на ладонь, поднес к свету. Все сгрудились вокруг.
— Неужели? — простонал Смолянин. — Костя! Чувачок!
Муха лежала на спинке, безвольно обмякнув в моей ладони. Тонкие ножки трогательно обвисли. Какая-то неземная печаль и смирение читались в ее позе. Тощенькое тельце казалось невесомым. А ведь как славно она еще недавно жужжала надо мной… О Боже! На мгновение мне показалось, что мушиные ножки дрогнули… Увы. Это невольная слеза исказила зрение.
— Убийца! — мрачно глядя на меня, произнес Кубатай. — Ребенка… Газетой… Можно сказать — на взлете!
